такое совпадение случилось с Таис впервые. Облегченно вздохнув, она
ускорила шаги к угрюмым и массивным стенам древнего святилища Матери
Богов. С упадком древней минийской религии святилище стало государственным
архивом Афин, но те, кто продолжал верить во всемогущество Реи и женского
начала в мире, приходили сюда ночью, чтобы, приложив лоб к угловому камню,
получить предупреждение о грозящей опасности. Таис долго прижималась то
лбом, то висками к отполированному веками камню, но не услышала ни легкого
гула, ни чуть ощутимого дрожания стены. Рея-Кибела не знала ничего, и,
следовательно в ближайшее время гетере ничего не угрожало. Таис почти
побежала к Керамику, своему дому, так быстро, что недовольный Талмид
заворчал позади. Гетера подождала атлета, обняла его за шею и наградила
поцелуем. Слегка ошеломленный, богатырь вскинул ее на руки и, несмотря на
смешливый протест, понес домой.
громоздились в горах, низко висели над городом, припудрили пеплом
золотистый мрамор статуй, стен и колонн.
"вздымающего широкие волны" и быстро гнал маленький корабль к острову
Эгине.
Аттики и отдалась успокаивающей качке на крупной зыби. Из памяти не
выходила вчерашняя встреча с незнакомым ей человеком, воином, со следами
ран на обнаженной руке и шрамом на лице, полускрытым бородой. Незнакомец
остановил ее на улице Треножников, у статуи Сатира Перибоэтона ("Всемирно
известного"), изваянного Праксителем.
почувствовала, что этому человеку нельзя сказать неправду.
наши Афины следом за Хризокомой-спартанкой.
Красота женщин, искусства, ремесел. Прежде сюда стекалось прекрасное,
теперь оно бежит от нас.
тем, чтобы перехитрить соперников в войне и торговле, а не любуются тем,
что создали их предки и их земля.
скульптор. Скоро мы отправимся в Азию, к Александру. Тебе не миновать той
же цели - раньше или позже мы встретимся там.
тоже. Но у него свои желания, у меня - другие...
величайших художников Эллады льстило ей. Красивые легенды ходили о любви
Праксителя к Фрине, Фидия - к Аспазии.
зрелость тела, а не слава. Но время придет, и тогда не отказывай.
Гелиайне!
достоинства шагом, а смущенная гетера поспешила домой...
когда сила жизни слабеет в народе и стране, тогда красота оскудевает в ней
и ищущие ее уходят в иные земли? Так случилось с Критом, с Египтом.
Неужели пришла очередь Эллады? Сердце сжимается при одном воспоминании о
дивном городе Девы. Что перед ним Коринф, Аргос, ныне сокрушенные Фивы?..
моря.
хозяйкой. Таис спросила фиванку о ее дальнейших намерениях. Хоть Гесиона
умоляла взять ее с собой, гетере казалось, что та совершает ошибку,
покидая Аттику, где больше возможностей отыскать отца. Самый большой в
Элладе рынок рабов был в Афинах. Ежедневно на его помостах продавали по
нескольку сотен людей. Через торговцев, связанных со всеми городами Эллады
и окружающих Внутреннее море стран, была надежда узнать что-нибудь о
философе Астиохе. Гесиона призналась, что после ночного появления
Эгесихоры ходила к прорицателю. Он потребовал какую-либо вещь,
принадлежащую ее отцу. Фиванка не без страха вручила ему маленькую гемму
на тонкой цепочке, которую она прятала в узле своих волос. На зеленоватом
"морском камне" - берилле - искусный камнерез воспроизвел портрет ее отца;
тот подарил его дочери в ее нимфейный (невестин) день - всего три года
тому назад. Прорицатель недолго подержал гемму в своих странных пальцах с
квадратными концами, вздохнул и с непоколебимой уверенностью заявил, что
философ мертв и вероятно, та же участь постигла брата Гесионы еще на
стенах их города.
так Таис, несмотря на запрещение, - как же мне не следовать за тобой и не
делить судьбу? Не отвергай меня, хорошо? - девушка прижалась к коленям
Таис.
аристократа, не царского рода, всего лишь гетера, игрушка судьбы, всецело
зависящая от случая.
языка, и девушка вспыхнула.
смертным?
полюблю... убью его и себя!
медленно сказала гетера, прищуривая глаза, чтобы разглядеть открывшуюся
Гераклейскую гавань.
окруженную группой воинов, могучая стать которых была заметна издалека. В
тот же день корабль, увезший Эгесихору из Афин и стоявший в Гераклее в
ожидании Таис, вышел в трехдневное плавание к Гитию, недалеко от устья
реки Эврота, в самой глубине Лаконского залива, где снаряжались
спартанские суда. Если бы Эвриклидион продолжал дуть, то плавание
сократилось бы до двух дней, но в это время года северо-восточные ветры не
были устойчивыми.
Кораблем командовал его гекатонтарх - сотник, не понравившийся Таис
слишком откровенными взглядами, которыми он старался пронизать ее
химатион. Но Эгесихора помыкала воином как хотела, не стесняясь
откровенного обожания со стороны меньших начальников и простых
копьеносцев, исполнявших роль гребцов, и старого кривого кормчего, чей
единственный, круглый, как у циклопа, глаз успевал замечать все
творившееся вокруг. Малейшая неточность в ударе весла, несвоевременная
отдача рулей, чуть-чуть замедлившая ход корабля - все вызывало резкий
окрик, за которым следовала ядовитая шутка. Воины прозвали старого
кормчего Финикийцем, но относились к нему с почтением.
подаренное ей самой Афродитой, казалось, замедляют ход судна подобно
густому напитку. На полпути, против мыса Кипарисов, море стало
травянисто-зеленым. Сюда доходили воды Эврота - большой реки, в верховьях
которой - в двухстах сорока стадиях от гавани - стояла столица Лакедемонии
- Спарта. Слева высился крутой, скалистый и суровый кряж Тайгета -
знаменитое на всю Элладу место, куда относили новорожденных, у которых
знатоки из старейшин находили недостатки сложения или здоровья.
Приблизилось устье Сменоса с пристанью Лас, заполненной множеством
маленьких судов. Корабль прошел мимо нее, огибая широкий мыс, за которым
находилась главная, гавань Лакедемонии - Гитий.
север, запирая внутреннюю часть гавани. Глубокая вода стояла темным
зеркалом, хотя несущий дождевые облака Нот - южный ветер - с силой
срывался с прибрежной гряды, ударяя в противоположный край залива. Палуба
корабля оказалась локтя на четыре ниже пристани и обтертые бревна ее
закраины - на уровне голов Таис и Эгесихоры, стоявших на корме. Обеих
гетер, одетых в яркие хитоны, Таис - в золотисто-желтый, а спартанка - в
черный, как ночь, удивительно оттенявший золотую рыжину ее волос, заметили
сразу. С криком "Элелеу!", "Элелеу!" к ним подбежало несколько воинов и
впереди всех бородатый гигант Эоситей, протянувший обе руки Эгесихоре. Та
отклонила помощь Эоситея и показала ему на переднюю часть корабля, где под
навесом из тростника переступали копытами четыре коня. Спартанцы застыли в
не меньшем восхищении, чем перед женщинами, когда воины и два конюха
начали осторожно выводить косящихся, прядающих ушами жеребцов. Пара
дышловых была Той редкостной масти, что афиняне зовут левкофаэс -
ослепительно белые, а пристяжная пара - левкопирры, или золотисто-рыжие,
под цвет своей хозяйки. Сочетание белого с золотым считалось особенно
Панов Вадим
Сертаков Виталий
Зыков Виталий
Володихин Дмитрий
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия