стен неудобно выпрямилась Роза Львовна, Лазарь Моисеевич, Семенов - вот
кто помог с организацией похорон, золотой мужик! - Дуся, Наталья Ивановна.
Антонины нет, сама не своя с того дня, как забрали Анатолия, ничего не
понимает, никого не слушает, бегает где-то целыми днями, говорят, нашла
ему какого-то особенного адвоката. Роза Львовна ее уговаривала: таких
бандитов, Тоня, надо, извините, расстреливать на месте, он же человека
инвалидом сделал, а мог и убить.
положены, вот и тащит со слезами обратно, а назавтра - опять. Похудела,
глаза, как фонари, живот уже торчит - на пятом месяце, о чем только такие
бабы думают! Второго хочет рожать, и снова без отца, а самой сорок с
лишком. Подумала бы лучше о Валерке, мальчишка хилый, слабенький, как
картофельный росток, а она убивается по этому бандюге, сына от него,
видите ли, ждет.
Осудят, возьму развод, отмечу заразу на хрен к такой-то матери! Пьяная
всегда, ему, Анатолию, самая пара.
кладбищу, где с большим трудом - фронтовые друзья в больших чинах
хлопотали - удалось добиться разрешения похоронить. В могилу к отцу,
скончавшемуся сорок с лишним лет назад, положат теперь Петра Тютина, это
называется "подхоронить", но пока выколотишь нужные бумаги, все ноги
сносишь.
выпить какую-то таблетку, от которой все внутри задеревенело, и руки, как
чужие, и мысли в голове, как не свои. Что-то силится вспомнить вдова
Тютина, а никак не может, что-то важное, неотложное, долг, будто, какой.
многие еще недовольны: что за черт, приходится в такую погоду куда-то
тащиться. Не понимают, какие они счастливые, раз не пришел пока к ним
день, когда и они поедут в таком вот автобусе - провожать...
проехали, а она все не вспомнит, что же это такое. Вот и Сенная площадь,
автобусный автовокзал, отсюда они с Петром прошлое лето ездили в
Волосово... А вон метро, а была когда-то церковь... Церковь Успения
Богородицы... И вдруг поплыло в глазах, разъехалось, стало мутным,
грязно-зеленым, черным...
трогайте, что они будят, трясут за плечо?..
и покое, где нет похоронного автобуса, нет тяжелого запаха вянущих
ландышей, нет гроба, где это ведь вовсе не он лежит, не он, вчера кричала,
звала, по всякому упрашивала - не отозвался.
лекарство, плакала дочь, говорила что-то про внуков, Наталья Ивановна
растирала руки.
Сидоровна строго и громко сказала:
полезла с каким-то пузырьком.
говорю - он велел. И надо выполнить. Больше никогда ни о чем не попросит,
сказал, чтоб была песня, военная, потому что - солдат.
петь?!
Сидоровна.
распорядился. Какую петь?
касается, да и не знала она подходящих песен. Лазарь во время войны был
маленьким, а на действительной не служил, тоже не знал. Наталья Ивановна,
посматривая на вдову, вытирая слезы - пожилой человек, а до чего
додумалась... Дуся только покачала головой головой, пожала плечами и
откинулась к спинке сиденья.
на него и он замолчал. Замолчал и виновато посмотрел на Марью Сидоровну,
сперва виновато, а потом даже испуганно, потому что она опять побледнела,
глаза громадные, губы трясутся.
решается Семенов. - Сейчас, Марья Сидоровна. Сообразим.
десять зим, только бы вернулся живой! Пусть раненый, больной, виноватый,
пусть старый и беспомощный, а - живой!
Ивановна, потому что сын ваш сейчас далеко, кто знает, как он там, и
ничего вам не надо - пусть плохой сын, эгоист, пусть грубый, пусть даже
хулиган и бездельник, а пусть вернется, пусть вернется!
нравится или переживаете? Чего вам переживать? Отца вы знать не знали, а
ее, глупую, разлюбившую, ту, что даже сына вам родить не удосужилась,
стоит ли жалеть? Да, не стоит. Да, глупая. Разлюбила, променяла на
подонка, карьериста, на беспринципную сволочь, потеряла рассудок, не
видит, что не она вовсе нужна Петухову, а виза в Израиль, а останься он
тут, на своем руководящем посту, он на нее, на евреечку, и плюнуть бы
побрезговал. Дура сумасшедшая, но... пусть вернется!
легкомыслию, слепоте, трусости или равнодушию, кого не захотели во-время
понять, не сумели защитить, простить, не смогли удержать, и вот уже
подхватила их и, крутя, всосала черная воронка - прошлое.
зарастают травой, их не заносит песком, не засыпает снегом, они не
заживают, становясь рубцами. А, между тем, и старость недалеко. Все
быстрее проходят долгие зимы и мелькают короткие весны, все чаще и длиннее
бессонные ночи. Скоро будет поздно.
забыть их. Пусть вернутся!
опаской поглядывая на мужа, а Семенов - тот во всю разошелся. Голос у него
громкий, он везде хорошо споет, хоть на сцене, хоть в строю. И Наталья
Ивановна подпевает, выводит тоненько и чисто, с переливами.
быть того, чтобы так все и кончилось - этим гробом и дождем за окнами.
Ведь не для холодного глухого мертвеца, чужого и молчаливо-враждебного,
поют сейчас Семенов с Натальей. Он их и не слышит. А Петр Васильевич Тютин
обязательно слышит.
страшном ящике Петра нет.
ждали. Ничего... А пока все правильно. Так он хотел.
Андреев Николай
Влодавец Леонид
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Посняков Андрей
Лондон Джек