Чтение 13–й страницы книги ~Бэтмен возвращается~

заставленным гигантскими пирамидами папок, сидел Пингвин, ожесточенно
скрипя остро заточенным страусиным пером. Он то и дело перебирал сложенные
аккуратной стопкой копии свидетельств о рождении, делал какие-то выписки
на желтых листках бумаги и постоянно оглядывался на стоящих у входа
полисменов.

Чувствовалось, что эта работа доставляет ему удовольствие.

Бэтмену надоело наблюдать за дергающимся Пингвином, который в жизни
выглядел ничуть не лучше, чем на экране, и он бесшумно тронул автомобиль с
места. Свернув за угол, машина понеслась по пустынным ночным улицам к
восточной окраине города.

Пингвин медленно шел по узкой дорожке между рядами заснеженных могил.
Он был одет в огромную тяжелую шубу, семенящая походка делала его похожим
на катящийся по земле большой черный шар. Пройдя мимо посеревшей от
времени кладбищенской часовни, он остановился у большого черного надгробья
с высоким мраморным крестом. Отбросив в сторону зонтик и сорвав с головы
цилиндр, Пингвин упал на колени, всматриваясь в надпись на камне: "Таккер
и Эстер Кобблпоты".

Склонив голову, он положил на припорошенный снегом камень две алые
гвоздики и, сложив на груди уродливые руки, остался стоять на коленях,
вслушиваясь в вой холодного ветра.

Постояв так с минуту, он поднялся с колен, водрузил цилиндр обратно
на голову, сложил зонт, и опираясь на него, как на трость, таким же мелким
семенящим шагом направился к воротам, у которых толпились газетчики и
зеваки, пришедшие поглазеть на диковинного человека-птицу.

Пингвин подошел к чугунной ограде. Люди загудели, напирая на стоящих
в оцеплении полицейских.

- Пингвин! Пингвин! - послышались выкрики из толпы.

- Мистер Пингвин, - обратился к нему какой-то взъерошенный газетчик.

Он, как ребенок из кроватки, тянул сквозь решетку руку с микрофоном.
Пингвин остановился и, поморщившись, произнес:

- Пингвин - это птица, которая не умеет летать. А я - человек, - он
гордо поднял голову и поправил цилиндр. - У меня есть имя!

Пораженные его красноречием, люди притихли, вслушиваясь в слова.
Всем, конечно, хотелось узнать как зовут этого загадочного человека. Он
обвел их холодным надменным взглядом и крикнул:

- Освальд Кобблпот!

- Освальд, Освальд!.. - подхватила толпа.

- Мистер Кобблпот, - не растерялся репортер, - вы так и не смогли
поговорить со своими родителями...

- Это верно, - уголки рта Пингвина поползли вниз. - Я был их
первенцем, а они относились ко мне, как к выродку, - он тяжело вздохнул. -
Но такова природа человека. Он боится всего необычного. Может быть, когда
я в первый раз взял погремушку в свой сияющий плавник, - Пингвин протянул
вперед свои уродливые руки в блестящих перчатках, - а не в пять пухленьких
пальчиков, может быть, именно тогда, они испугались.

Люди замерли. Освальд поднял голову и посмотрел на небо. Сквозь
рваные дыры в серых тучах пробивался солнечный свет. На его лице застыла
трагическая маска и несколько слезинок скатилось по пухлым белоснежным
щекам. Он вновь тяжело вздохнул и выговорил тихо, но четко:

- Но все же... Я их прощаю.

Посреди улицы, мешая движению, толпились люди. Они рвали из рук
счастливого торговца вечерний выпуск "Готэмского глобуса" и тут же, не
отходя, читали и обсуждали. Это была настоящая сенсация.

Щуплая девушка подошла к мальчику с кипой газет и протянула мятую
банкноту. Деньги мгновенно исчезли, и в руках девушки оказался свежий,
пахнущий типографской краской номер. На первой полосе было набрано жирным
шрифтом: "Пингвин прощает своих родителей".

- Как вы считаете, это ничего, что у него нет пальцев? - услышала она
старческий голос за спиной.

Обернувшись, девушка увидела сгорбленную старушку, похожую на
высушенный гриб, которая поправляла сползающие на кончик носа очки.

- Это неважно, - девушка улыбнулась, - главное, что у него доброе
сердце.

К ним подошел полный мужчина в надвинутой на глаза шляпе.

- Я не верю во все эти сказки, - сказал он хриплым голосом.

- Этот Пингвин, как лягушка, которая стала принцессой, - пролепетала
старушка, указывая корявым пальцем на фотографию Освальда.

- Нет, - толстяк поморщился, - скорее пингвином.

Девушка свернула газету и, положив ее в сумочку, пошла дальше.

На боковой улице было тихо и безлюдно.

"Кэт, наверное, заждалась, да и гости уже, должно быть, в сборе. Эта
давка на площади..." - размышляла барышня, переходя дорогу.

Вдруг крепкие руки схватили ее за плечи и поволокли в грязную
подворотню, на какую-то свалку, заставленную смердящими мусорными баками.
Она закричала.

Широкоплечий громила встряхнул девушку, больно ударил о покрытую
инеем стенку и зашипел, скаля редкие острые зубы:

- Тихо, сука, тихо...

Он одной рукой зажал рот своей жертвы, а второй вырвал из ее
трясущихся рук сумочку и, раскрыв замок, высыпал содержимое в карман
куртки.

Девушка попыталась вырваться, но здоровяк, чуть не задушив ее,
рявкнул:

- Не дергайся, сволочь, а то голову оторву! Есть еще деньги?

И неизвестно чем бы все это закончилось, если бы на стену возле
грабителя не упала тень. Бандит обернулся. В пятне слабого света, идущего
из окон соседних домов, обозначился силуэт женщины, затянутой в блестящую
облегающую одежду. Она медленно приближалась, играя длинным гибким
хлыстом, то размахивая им над головой, то накручивая его на свое изящное
тело.

- Как приятно видеть большого сильного мужика, - нежно и нараспев
проговорила она, - который не боится полезть к слабой женщине...
настоящего мужчину...

Парень отпустил девушку и, отбросив в снег сумочку, проревел:

- Это еще что за дерьмо?

Он выставил вперед грудь и пошевелил руками, разминая кисти.

- Ну, пожалуйста, - женщина собралась в комок и отбросила хлыст, -
будь со мной поласковей. Это мой первый раз.

Здоровяк, не вслушиваясь в этот бред, развернулся и нанес удар своим
огромным, как кувалда, кулаком. Но женщина увернулась и, высоко
подпрыгнув, как отпущенная пружина, ловко пнула громилу в плечо. Тот
пошатнулся, но устоял на ногах. Еще прыжок, и тонкая шпилька каблука
врезалась в грудь хулигана. Он глухо взвыл и прижался к стене, боясь
пошевелиться.

- Мяу! - мурлыкнула загадочная женщина, подходя к нему.

Мелькнула растопыренная пятерня, сверкая в слабом свете стальными
когтями - и широкие кровавые борозды пролегли на испуганном лице парня.

- В следующий раз будешь думать прежде, чем делать, - зашипела
победительница, и когти блеснули еще раз.

По стене на снег сползло окровавленное тело с дырами на месте глаз.
Спасительница щуплых девушек хищно оскалила ряд белоснежных зубов и, мягко
ступая по снегу, грациозно подошла к насмерть перепуганной девушке.

- Ох, - зашептала было та, - спасибо, я не...

Она не договорила. Рука в липкой окровавленной перчатке закрыла ей
рот.

- Как все просто... Да? Небось, красотка, ждешь, чтобы тебя спас
какой-нибудь Бэтмен?

Девушка попыталась кивнуть, а эта в черном продолжала:

- Я не Бэтмен, я - женщина-кошка. Понятно?

Только сейчас барышня заметила, что у незнакомой женщины на лице
маска, а на голове - кошачьи ушки.

Черное облако метнулось во мрак подворотни. Падал снег. Было тихо. И
лишь скрюченное тело у стены говорило о том, что это не страшный сон.
Подобрав сумочку, девушка бросилась бежать, тихонько поскуливая, как
побитый щенок.

Брюс вышел из мэрии и направился к Готэм Плэйс. Настроение у него
было паршивое. Бессонная ночь давала себя знать тяжелой усталостью во всем
теле и гудящей, как церковный колокол, головой. Обогнув разгромленную
елку, над восстановлением которой трудились рабочие, он двинулся к
небоскребу с лаконичной надписью "Шрекки", над которым висел аэростат в
виде круглой кошачьей головы.

После разговора с мэром тревожное чувство не давало ему покоя. Макс
Шрекк явно хотел построить в Готэме никому не нужную электростанцию. Но
для чего? Он что-то скрывал от всех. Но что? От всего этого Брюсу было не
по себе.

Чип открыл дверь кабинета отца и пропустил его внутрь. Макс поднялся
навстречу, надев привычную ослепительную улыбку. Пожав руку, Шрекк
предложил Брюсу садиться.

- Я бы вам предложил кофе, но моя помощница в отпуске. Слава Богу, -
он сел в кресло напротив и сейчас же продолжил, - сейчас Рождество и
никакой особой работы нет.

Они немного помолчали.

- Мне нравится твое влияние, Брюс, - почему-то тихо проговорил Макс.

- Ну, пока еще у меня никакого влияния нет, - громко и четко ответил