Кто умеет это делать - никогда не сможет остановиться.
успел начать до тридцати. Мимика беднеет, да и воображение уже не то.
Отвердеваете. Лучше всего начинать выявлять способности с детства - лет с
двух, с трех...
видел эту улыбку.
распахнулась дверь - и вплыла Марина, медленно и плавно... распахнулась
дверь... дверь распахивалась, и Марина входила, влетала, вступала в свои
владения - бесконечно, как повтор кадра... Андрис мотнул головой, чтобы
побороть наваждение - Марина стояла перед ним, весело улыбаясь:
опыты - все без исключения! - по... впрочем, вы все равно ни черта не
поймете... впрочем, я сама ни черта не понимаю - по крайней мере, не
понимаю, во что это выльется. Что-то очень большое...
модулировано... то есть... Вот что - давайте пить шампанское. Берегла для
другого случая, но уж больно хорош повод. Не каждый день... Кто умеет
открывать? - она вскочила на стул, достала со шкафа газетный сверток,
разворошила его - там оказалась светлая бутылка с бело-зеленой этикеткой и
зеленоватой фольгой на пробке. - Тебе не дам, - сказала Марина Дану, - я
помню, как ты разливал у Важиков...
год урожая.
получается профанация.
стравил газ, расплескал драгоценную жидкость по плебейской химической
посуде. Впрочем, гроздья пузырьков мгновенно придали ей патрицианский
вид...
я знаю, где брал Лео. Я знаю, где берет генерал - хотя генерал
предпочитает рейнвейн. Но всего прочего я не знаю... Разбурчался, сказал
он себе. Пей уж... дегустатор...
Радулеску. - Господин директор освободился и готов вас принять.
поставил стакан на стол и вышел. Предстояло не самое приятное дело:
уличать джентльмена в краже бумажника...
удивился, когда оказалось, что профессор совсем не такой, каким он его
представлял. То есть Андрис если и ожидал чего-то, то совсем не того, что
увидел. Еще недавно профессор был красив. Еще сохранялись какие-то
атрибуты этой красоты: пышная шевелюра "а-ля Эйнштейн", аккуратно
подстриженная бородка, широко, не по-стариковски разведенные плечи... и
все равно это уже не звучало, потому что между деталями лежала пустота, и
голос профессора прозвучал тихо, прошелестел, как сухие листья:
разочарование, то ли брезгливость.
сведения, которые я получил - пока неофициально - в городском полицейском
управлении... - не выпуская из рук, он показал профессору распечатку, где
значилось "информационные носители ЭЛТОР" и прочие сведения. - После того,
как доктор Хаммунсен выкупил оборудование института, все права на
использование метода перешли к нему и охраняются Законом о
патентовладении. Возможно, вы не знаете, что, согласно этому закону, а
также статье четыреста девяностой...
Хаммунсен возражает против копирования? Но как раз на это мы имеем полное
право: работа производилась в рамках институтской программы исследований и
на оборудовании института... кстати, не одним Хаммунсеном... Лечебной
работы мы не ведем, а запретить исследовательскую он не вправе.
отдали копии, а оригиналы остались здесь.
Андрисом, и Андрис опять не уловил, что в этом взгляде мелькнуло.
Насмешка? - Это просто недоразумение. Он мог бы и сам сказать... если бы
захотел. Не посылать парламентера. Да... Ну что же, если его не
устраивает, надо произвести обмен. Вы не могли бы это обеспечить - раз уж
взялись представлять его интересы? Спецмашину, охрану... Это ведь немалые
ценности - треть миллиона... суммарно. Завтра у нас суббота... Все равно,
даже если меня не будет, все организует Ядвига. Я введу ее в курс дела.
Договорились?
часов в одиннадцать?
коридору, и спускался на второй этаж, и шел дальше, к двести шестнадцатой
- в нем крепло и крепло убеждение, что он только что разговаривал со
смертельно уставшим и очень несчастным человеком...
Марина. - Не узнала как следует. Мы виделись раз десять. Два раза - летом,
на каникулах - отдыхали на море... ну и еще... иногда... Раз десять. Мне
было трудно воспринимать его как отца... вы же понимаете. Я была упрямым
ребенком. Вот... а потом - мне как раз исполнилось пятнадцать, и все было
хорошо, и тут мне позвонили и сказали... и все. У вас нет сигареты?
вспомню...
началась кутерьма, меня ранило - и все. Нас с Венетой вывезли оттуда одним
вертолетом, но я этого уже не помню...
стабильное, что есть в нашей жизни. Скажите, вот вы... - она поискала
слово, - старше меня... ну, не смейтесь, я вовсе не хотела сказать:
старик, - но ведь старше, правда? Так вот: у вас не возникало ощущения,
что все вокруг - это уже как-то по инерции, это механизм... без стрелок,
без маятника - одна пружина и шестеренки... даже не так: что все это -
только иллюзия действия, движения, а за ним пустота, ничего нет, все, что
должно было случиться, уже случилось, и теперь надо как-то отработать...
сбросить пар... опять не так: не жизнь, муляж жизни, в ней нет содержания,
философии... такое вот... такой вот карнавал; говоришь: маска, я тебя
знаю, снимаешь маску - а под ней ничего нет...
странное ощущение бездомности - несмотря на то, что у него прекрасная
квартира - прекрасная, постоянная и очень удобная для проживания ячейка в
громадном сорокаэтажном улье... и почему-то сразу на непонятную
бездомность наложилось особое ощущение столицы - огромного, темного,
мусорного, по-дурному шумного и страшно скучного города... возвращаться и
глотать его пыль?..
Да, пожалуй, есть. Только, мне кажется, жизнь сама по себе - изначально -
не имеет ни цели, ни смысла.
Это понятно и нестрашно. А живой, движущийся муляж жизни... человек,
румяный, веселый, разговорчивый, он ест, пьет, смеется, работает, любит,
страдает, если ему порезать руку, то потечет кровь... но если порезать
глубже, то там ничего нет... под кожей - ничего нет... причем он сам этого
не знает. Его что-то двигает изнутри - не мышцы. Он чем-то думает - не
мозгом... и вот этим не-мозгом он думает, что он - как все... а может
быть, что уже все - как он. И совершенно непонятно, для чего вся
бутафория. Вот что страшно. Вы не смотрели "Последняя осень?"