Чтение 13–й страницы книги ~Кесаревна Отрада~

Глава тринадцатая

Когда кончились леса и дорога потянулась по пологому плоскому склону среди обломков скал и растущей пучками высокой белой травы, стало заметно теплее. Ослики брели шагом, их не подгоняли.

Вдоль дороги из-под камней торчали колючие черные узловатые прутья то ли кустарник, то ли трава. Ослики на ходу срывали два-три побега и долго ими хрустели.

О случившемся пытались не говорить, но молчание получалось еще более тяжелым. Алексей испытывал сложное чувство. С одной стороны, дети были обузой, страшной обузой. Он так и не решил, что с ними делать и где оставить. Теперь обуза эта была с него снята. Но таким способом... Такого исполнения своих желаний он не хотел. Если же это не исполнение желаний, то значит, что он и Саня послужили марионетками для неведомых вершителей судеб людей этого мира, безвольными тружениками рока. Это неприятно вдвойне... и многое объясняет: например, странную расслабленность, охватившую его накануне визита подземников.

Но эта расслабленность могла быть вызвана и простой усталостью, возразил он сам себе. Семижильный, да. Но не тридцати и не сорока... Отупение, как у бессменных часовых. Ожидание нападения становится чем-то самодовлеющим, и собственно нападение воспринимается как нарушение то ли условий какого-то договора, то ли правил игры...

Возможно. И все равно в том, что произошло, содержался какой-то второй смысл. Важный не для них двоих, а для тех, среди кого лежал их путь. Он попытался взглянуть на это чужими глазами, но не сумел.

И правда, устал. Очень устал.

Не думать об этом. Когда думаешь об усталости, то лишь подманиваешь ее. И он стал думать о холодном северном острове Мариамна, где их, мальчишек-новиков, обучали приемам отважного боя...

Когда шли к Кузне, Апостол и Железан рассказывали ему о том, как сами проходили службу на острове Мариамна. Это были смешные истории, повторявшиеся из года в год.

Про явление призрака Железана Алексей решил пока молчать.

Мы тут как в лабиринте, сказала вдруг Саня. Только стены не твердые, а вязкие. Или осыпающиеся, не знаю. Можно свернуть в любом месте, но далеко не уйдешь...

Да, сказал Алексей. Жизнь вообще так построена. Не замечала?

Замечала... Это получилось зло. Еще как замечала. Что ты делаешь?

Дудочки.

Будем играть и петь?

Петь это отдельно... Хотя мысль неплохая. Давно мы с тобой не пели.

Ни разу, сказала Саня и тут же усомнилась: Или... раньше?

Раньше, сказал Алексей. Не переставая водить ножом стружка вилась тонкая и ровная, словно белый бумажный серпантин, он негромко завел:

Когда на небе полная луна, садится дева Анна у окна, садится дева Анна и гадает на меня, когда на небе полная луна.

Снимает дева Анна крестик свят, пусть ангелы небесные поспят, пусть ангелы небесные во сне меня узрят снимает дева Анна крестик свят.

В пении этом Сане вдруг послышался звук шагов проходящего строя, позвон оружия...

Во блюдечке серебряном вода, она не помутнеет никогда, она не помутнеет, не покажет на меня во блюдечке серебряном вода.

И свечечки горючий огонек облизывает тихо фитилек...

Что-то случилось. Старинная славская песня будто сорвала пелену с глаз, будто... будто разрешила ей что-то. Саня набрала полную грудь воздуха, выдохнула осторожно... и не выдержала.

Она не знала, о чем плачет. То есть знала, конечно... но не хотела называть это даже про себя. Поэтому лучше думать что ни о чем. Обо всем сразу.

Потом, когда слезы кончились (она сидела прямо на дороге, в пыли, уткнувшись Алексею в плечо, он гладил ее по голове, что-то шептал, успокаивал...) и можно было посмотреть по сторонам, она так и сделала встала, легко опершись на плечо Алексея и тем же жестом как бы велев ему оставаться на земле, и посмотрела сначала назад, потом вперед.

Позади из разных оттенков серого складывался пейзаж: реки, леса, поля, деревни... Испарения поднимались к своду, превращались в туман и падали вниз. Посередине всего возвышалась не такая уж высокая гора с обширным замком на вершине. Они уже поднялись выше этого замка, и видны были все стены его и башни, и заключенные в стенах леса, и большое черное озеро на вершине, куда и падала тонким, но непрерывным потоком вода со свода. Этот мир населяли существа, оставшиеся темной тайной друг для друга, а потому ставшие друг для друга заменой настоящей судьбы и настоящего провидения. Это было по-своему интересно...

Впереди, там, где сгустившийся под сводом туман почти касался дороги, светилась голубая полоска. И при взгляде на эту полоску начинало светиться и чуть пульсировать золотое пятнышко в глазу...

И еще пробудила эта песня незнакомое чувство мрачного торжества. Саня вдруг поняла, что только что одержала над кем-то важную победу, за которую заплатила очень дорогой ценой, хотя что это за победа и что за цена, она пока не знала и поняла много позже...

А я лежу за краешком земли, вспомнила она недопетое, головушка удалая в пыли.

И сердце от разлуки уж не стонет, не болит, ведь я лежу головушкой в пыли...

Вот, подал дудочку Алексей. Если нужно будет меня позвать подуди. Я услышу... везде. Пока она не высохнет и не покоробится...

Саня приняла дудочку двумя руками. Посмотрела на Алексея:

У меня когда-то была такая. Я что-то помню... и вдруг всхлипнула. Это что, было обязательно отнимать память? Прятать ее куда-то, запирать? Обязательно?

Обязательно. Иначе ты выделялась бы как... как луна. Тебя очень легко было бы найти.

Нашли ведь. И ты нашел, и те... другие. Мне так плохо, Алеша... это мучение: помнить кусками...

Прости, сказал Алексей.

Что ты мог сделать?..

Ударить напролом. Пробиться. Сразу из убежища в мир. Тогда тебе пришлось бы только один раз ломать память. А теперь это как с плохо сложенным переломом. Ломать и сращивать, ломать и... Ты терпи.

Я терплю. Не извиняйся я все понимаю. Напролом было опасно, ты не стал рисковать. Я ведь что: пожаловалась, и легче. Не обращай внимания...

До места обитания Мантика оставалось еще несколько часов пути. Давно погасла голубая полоса над горами, и лишь взятые с собой вечные фонари (в них надо было лишь раз в день подливать воду да изредка добавлять сахар) освещали путь, как маленькие дружелюбные солнца.

Может быть, днем Алексей быстрее узнал бы это место. Сейчас, когда свет не доставал и за тридцать шагов, сделать это оказалось непросто.

Тот, из видения, брошенный городок, через который будто прокатился чугунный шар: вот прямая глубокая вдавленность, только без воды, по сторонам дома, растертые в пыль, чуть дальше просто развалины, а еще дальше должны быть вполне целые домики, и маленький белоснежный храм, и базарная площадь с длинными каменными прилавками...

И задним числом припомнился замок, почти неотличимый от скал. Но в видении на стенах стояли стражники в красных плащах и с длинными копьями. За стенами же тогда копошилось... да, именно это мерзкое слово: "копошилось" множество серых от грязи голых людей, в полой тишине будто бы разыгрывающих какую-то многодневную злую мистерию... видеть это нормальному живому человеку было нельзя...

Он увидел. И запомнил.

Но, наверное, не с той силой и страстью, с какой это требовалось запомнить, потому что лишь сейчас, уйдя оттуда, понял, откуда именно ушел.

Вот, значит, что это за мир...

Могила несбывшегося Бога.

Надо убираться отсюда, подумал Алексей едва ли не панически как будто бы не тем самым он и был занят до сих пор...

Так оно и выглядит повсюду, подумал он, это богосквернящее умение, одно из самых черных и грязных: создание "механического дива"; собираются в одно место сотни живых людей, над всеми ними производится особая инвольтация, после чего они перестают быть людьми, а становятся частями чрезвычайно мощного чародейского инструмента. Это необратимо и для тех, кто инвольтации подвергнут... и для тех, кто все это затевает и проводит.

Активное чародейство всегда в первую очередь воздействует на самого чародея. Поэтому они все такие... странные.

Белый храм чуть светился в темноте.

Потом Алексей увидел Железана. Железан стоял чуть в стороне, указывая на этот храм. Когда на него упал свет, призрак беззвучно растаял. Алексею показалось, что мертвый слав боится его.

Это было нелепо...

Почему-то этого Алексей не ожидал: подступы к храму были буквально завалены костяками и полурасклеванными трупиками каких-то мелких зверьков. Ослики упрямились, упирались. Приходилось буквально тащить их за собой, взяв под уздцы и задрав им высоко морды. Сане он не разрешил спускаться на землю. Ему мерещились змеи.

Потом от храма отделилась бледная искра и поплыла им навстречу.

Прямо по земле проведена была грубая известковая полоса. У полосы этой трупики зверьков лежали валом, в несколько слоев, будто лезли друг на дружку и умирали, то ли сраженные каким-то оружием, то ли умершие, не в силах пересечь известковую полосу, но и не в силах оторваться от чего-то, что манило их туда, за черту запрета...

Алексей перешагнул этот барьер, ничего не почувствовав. И ослики не заупрямились. Только Саня легонько охнула и приложила ладонь к глазу.

Ослепило? спросил Алексей.

Нет... Ничего, пройдет...

Она почему-то улыбалась рассеянной улыбкой.

Бледная искра приблизилась. Она летела на высоте вытянутой вверх руки. Летела сама, медленным плавным зигзагом. У нее было маленькое размером с орех светящееся ядро и туманная оболочка вокруг. Изредка из ядра вылетали ослепительные пылинки, прорезывали тьму и гасли.

Это фонарь, подумал Алексей. Где-то же должен быть и глаз?..

Глаз порхал вокруг. Не один, множество. Иногда они попадали в свет фонаря, на миг будто бы замирали, и тогда становился виден прихотливый узор на крыльях.

Дневные бабочки.

За все время в этом мире Алексей впервые увидел летающих насекомых. В деревнях были мухи, но они ползали, изредка гудя слишком маленькими крылышками.

Эта чуть шелестящая крыльями компания облетела их несколько раз, а потом просто исчезла. Рассеялась за границами света. И бледная искра упала на землю, покрутилась несколько секунд и погасла, оставив после себя лишь несколько горящих пылинок.

Приехали, сказал Алексей, помогая Сане слезть с ослика. Она охнула и замерла, упершись руками в колени и широко расставив ноги.

0-ох... непришпошоблены мы, кролики, для лажанья...

Что?

Это так... цитата. Любимая была пластинка... Хм. Как все непохоже...

Алексей не стал расспрашивать, что непохоже и на что непохоже. Вывернул дорожную суму. Среди припасов, которыми их снабдили, была и бутылочка с целебным маслом. Старостиха так и сказала: ежели что сотрете или опалите...

Держи. Я пойду посмотрю, что тут есть, а ты пока намажься.

Саня с сомнением, не распрямляясь, посмотрела на бутылочку.

Думаешь, этого хватит? У меня такое чувство...

Она не стала договаривать, какое. С трудом распрямилась и бутылочку приняла.

Алексей отправился на разведку.

От храма уцелел только фасад. Боковые стены зияли провалами, крыши не существовало вообще. Зато позади храма в глубокой яме темнела вода. Алексей бросил в нее камешек. Просто легкий всплеск. Круги. Напоим вначале осликов...

Он сел над ямой. Стояла тишина. То есть нет: мир вокруг был наполнен многообразными шорохами, но среди этих шорохов не слышно было шорохов жизни. Только он сам, да Саня, да тройка изголодавшихся осликов, дорвавшихся до черной колючки. Не было даже бабочек...

И уже не в первый раз Алексей подумал, что интуиция его, которой он привык доверять, которой его учили доверять, начинает подводить его. Вот и сейчас: он ждал от этого места чего-то важного. Именно от этого места. Основания? Ни малейших оснований. И все-таки ждал. Только сейчас, когда понял, что не получил и, скорее всего, не получит того, на что рассчитывал, почувствовал, как сильно ждал.

Тупик, подумал он. Приманка и тупик. Куда же дальше?

Тогда, в том видении, были пещеры.

К подземникам?

Он ощутил настоящий страх. Потому что, может быть, так и придется: к подземникам...

Когда через полчаса он вернулся, Саня лежала лицом вниз на попонке, укрывшись сверху другой. Он отвел ослов к воде, напоил. Ничего не произошло. Белый фасад разрушенного храма все так же слабо светился на фоне совершенно чернильной завесы тьмы.

Заметно похолодало. Это тоже был какой-то выверт против природы, не объяснимый ничем разумным как и многое здесь другое. С похолоданием просто следовало считаться, и все. Алексей расстелил свою куртку, на нее бросил одеяло, хотел перенести Саню оказалось, что она не спит. Только не смотри... и, придерживая попонку, которой прикрывалась, она сама переползла на новое место. Смешно, да? Алексей покачал головой. Сменил попонку на другое одеяло. Саня, лежа на животе, тянула куртку вниз, прикрывая голые ноги. Знаешь, как жжется это масло? Оно будто на крапиве настояно... Отдыхай, сказал Алексей. Смотри сны. Старайся запомнить.

Сам он наломал побольше сухой колючки, разложил костерок, зажег. Колючка горела практически без пламени скорее, тлела, издавая слабое шипение. Дым пах смолой.

Ослы топтались сзади.

Белая тень приблизилась справа и остановилась в отдалении. Это был Железан.

Подходи, сказал Алексей, почти не разжимая губ. Я не верю, что ты предатель.

И Железан подошел почти вплотную. Сел. Призракам не нужно сидеть, они не устают. Но им нужно быть похожими на людей. На тех, кем они сами были недавно.

Мы выберемся? спросил Алексей. Железан кивнул.

Отсюда? Это то место? Он опять кивнул.

Нужно ждать? Третий кивок.

Другая дорога отсюда через страну подземников? Железан повернулся к нему испуганно. Замахал рукой.

Ага. Дорога есть, но по ней лучше не идти? Железан нахмурился, но кивнул. После долгой паузы. Ему очень не хотелось кивать.

Ты боишься этих подземников?

Теперь он кивнул легко. Слав, запросто признающийся в том, что боится чего-то. Тем более мертвый слав.

Алексей задумался. Те пещеры из видения... они должны соотноситься с пещерами подземников примерно так же, как замок с серыми людьми соотносится со здешним замком, в котором поселился Привратник и, должно быть, кто-то еще, кто страшнее Привратника. Или этот "кто-то" и есть... был... здешний мертвый бог? Остатки "механического дива"? Он попытался представить себе, что здесь произошло много лет назад, и как-то сравнить это со своим видением. Конечно, фигуры, увиденные им в полете, отчасти аллегоричны... сознание не способно воспринимать верхние образы такими, какие они есть, и подставляет взамен то земное, что ближе по смыслу... но воспитанием его сознания занимался все-таки не кто-то, а сам Домнин, так что увиденному можно доверять если не абсолютно, то, скажем, на девять десятых.

Видел ли он в полете аллегорию именно этого замкнутого мирка? Если да, то в замке на горе гнездится... кто? Главный враг или просто некая полуразумная тварь, способная подчинять готовых подчиниться людей того несчастного безобразного очкарика, когонибудь еще и их мозгами отковывать в Кузне такие же несчастные и безобразные уголки ненастоящей жизни... Или же в полете он достиг совершенно другого, действующего сейчас "механического дива", а это, древнее, мумифицированное, в котором они кружатся, как мотыльки вокруг лампы, просто похоже на него, потому что... сделано теми же руками?

Мысль обожгла. Астерий Полибий.

Многоживущий.

Может быть, не в пожелание многих лет дано это прозвание?

Алексей огляделся будто надеялся из окружающих вещей составить подсказку самому себе. Но никаких вещей вокруг не было.

Все произошло так быстро и неслышно, что он не заметил ничего. Просто он находился где-то в другом месте, и все.

Костерок тлел у его ног, справа топорщился ворох сухих колючек... Алексей не просто не видел ничего больше. Ничего больше и не было. Он даже ощущал размеры отведенного ему пространства: шагов по пять назад и в стороны, а вперед, за костерок, сто или больше. За пределами этого пространства зияла какаято пустота. Если бы он сидел на вершине километровой колонны, стоящей посреди пустыни, пустота была бы менее зияющей...

С той стороны костра, пока невидимый, к нему кто-то медленно приближался. Земля подрагивала, как настил легкого моста.

Алексей, сосредоточившись, щелкнул пальцами.

Отраженный звук создал картину. Двое. Высокий и низкий. В них обоих что-то было неправильно, но эта неправильность не определялась на слух.

Алексей достал пистолет, подержал его в руке, засунул обратно за пояс. Погладил сверху: лежи спокойно... Что-то ясно подсказало ему, что не оружие сейчас будет решать исход дела... во всяком случае, не такое оружие.

Он стал смотреть вперед, стараясь не ожидать ничего.

Саня проснулась от того странного ощущения, которое иногда возникает в движущемся лифте: подъема и падения одновременно. Она приподнялась на локте. Кромешная тьма окружала ее. В первый момент она не испугалась даже: Алексей отошел, забрал фонарь... Потом она вспомнила, что фонарей у них два. Второй должен быть вот здесь, в головах... погас? Он не мог погаснуть. Она протянула руку рука наткнулась на шершавый холодный камень.

Ее будто ударило током от этого прикосновения.

Але... Она поперхнулась. Алеша!..

Тишина. Полная, до звона, тишина. Потом раздалось:

"Шух. Шух. Шух, шух, шух-шух-шух..." все быстрее и быстрее. Страх на миг охватил ее, захлестнул с головой, но каким-то не слишком знакомым ей усилием она придержала его, загнала назад, сказала себе: это же сердце. Мое собственное. Кровь пульсирует в ушах...

Так. Она стала ощупывать руками пол вокруг себя. Одеяло, одеяло... ага. Камень. Кожа. Куртка! Куртка Алексея. Он ее постелил на землю. Так, дальше...

Дура. Она вытащила куртку, засунула руку в карман. Спички. Зажигалка. Патроны россыпью.

Начнем со спичек.

Огонь показался ослепительным, и с первой спички Саня не рассмотрела ничего. Потом она приспособилась заслонять глаза от огня и смотреть по сторонам.

Она стояла на дне каменного колодца метров трех в диаметре. Стены поднимались вверх на ту высоту, до которой долетал свет, и наверняка продолжались дальше. Возможно, подумала она, это и есть дно бездонного колодца... В стене примерно на уровне ее колен была дыра размером с форточку. Из дыры слегка тянуло теплым воздухом с чуть уловимым запахом прелых листьев. Другая дыра, совсем маленькая, кулак просунуть, была в полу...

Страх то ли ушел от нее, то ли во что-то превратился. Перестав переводить спички, она на ощупь нашла джинсы и свою куртку, свернутые аккуратно и подложенные ей под голову. Потом нащупала тючок с вещами, подаренными ей деревенскими женщинами. Там было и чистое белье. Она потратила немного бензина из зажигалки, разбираясь, где перед и зад у мягких трусов, сшитых швами наружу из чего-то вроде тонкой фланели или байки. Стала их натягивать и вдруг поняла, что у нее ничего не болит. Где вчера были жуткие мокрые потертости, сейчас нащупывалась тонкая живая кожица. Ай да масло!..

Потом она надела джинсы, ботинки и села под стеной на свернутое одеяло, подсунув под спину свою и Алексееву куртки, из карманов которых предварительно выгребла содержимое. Теперь можно и посмотреть пощупать, чем мы располагаем...

Три коробки спичек, зажигалка, пузырек с бензином. Складной нож с множеством лезвий. Бутылочка с остатками масла. Два десятка мелкокалиберных патронов. Револьвер с одним родным патроном, эти к нему не подойдут. Еще две смены белья. Фляжка спирта. Покетбук "Мертвые не спят". И бумажник с волшебными картами и ключами... которые здесь почему-то не действуют...

Где это здесь?

Она высекла огонек из зажигалки, поставила ее гореть рядом с собой. Бумажник расстегнулся не сразу: пальцы не слушались. Карты скользнули в руки сами собой...

Потом, когда огонек погас и фитиль дотлевал, распространяя вокруг себя гнусный запах паленой ваты, Саня не заметила этого. Она сидела, погруженная в себя, пытаясь разобраться в себе и в том, что она узнала сейчас. Все было так невыносимо тяжело и сложно... и так невыносимо просто в исполнении...

Алексей смог рассмотреть подходивших, только когда до них осталось шага три.

Высокая девушка с длинными белыми прямыми волосами. Сухие веки, закрывающие пустые глазницы. Тонкий нос. Темные брови и темные губы...

Собака с длинной мордой и кривой спиной, ступающая как-то боком, была продолжением ее правой руки. В левой девушка держала пяльца с незаконченной вышивкой. Длинная игла, воткнутая в ткань, как-то по-особому отразила скудный свет костерка.

Алексей не мог не узнать ее, никогда не подвязывавшую волосы, прежде черные, как крыло ворона...

Ларисса... прошептал он, вставая.

Ты знал, что мы встретимся, сказала она без улыбки. Ты знал это и боялся этого. Не вздрагивай. Скоро ты пойдешь дальше, а я останусь здесь или где-то еще... Но ты ведь пришел спросить? Так спрашивай.

Сейчас... сейчас... Алексей тряхнул головой. Все мысли мои вылетели... Лара... Как ты здесь оказалась?

Это и есть то главное, что ты хочешь узнать?

И Алексей понял, что только что чуть не сорвался в бездну и что Лара удержала его. По старой любви...

И тогда, сделав над собой усилие, он забыл, кого он видит перед лицом своим, и сказал слова, которые должен был сказать:

Я обещал привести кесаревну в дом ее отца. Покажи мне этот путь. И помоги мне пройти его.

Ларисса ответила не сразу.

В доме отца ее ожидает неминуемая смерть. Намерен ли ты выполнять обещание?

Кто угрожает ей?

Ее проклятие. Оно может избрать любого для исполнения предначертанного. Хотя бы тебя.

Это должно случиться... именно в доме? Ларисса опять помолчала, будто прислушиваясь к голосам сверху.

Там, где она найдет дом.

Кто произнес проклятие?

Алексей ждал ответа сразу, но Ларисса вдруг задумалась надолго.

Не знаю, сказала она наконец. Никто из живущих. Не пойму...

Лара. Алексей встал на колени. Ты ведь... не просто видимость, да? Ты это еще и ты... Что мне делать?

Мелиору уже не спасти, сказала Лара, глядя незрячими глазами куда-то над его головой. Конкордийцы и степняки начали высадку... Забирай девочку и увози куда-нибудь. Ты ведь любишь ее... Кузня большая, вас никогда не найдут. Не задерживайтесь долго на одном месте. Вы проживете в путешествиях всю жизнь... Ты любишь ее?

Собака приподняла морду и заворчала.