уже не было. Видимо, в данной книге догнать его было "не принято"... С
ловкостью велогонщика я заскочил в седло и дал по газам. Опять начались
взрывы. Стена кренилась и рушилась все больше. Из-за нее в мою сторону
пробежал детина с автоматом и в кожаной куртке на голое тело. Рядом с ним
неслась чудовищных размеров псина, и оба они смерили меня плотоядными
взглядами. Я ускорился, но это было как наваждение - лет через тридцать по
спидометру очень похожий мужик с очень похожей собакой пробежал в обратную
сторону. Это было похоже на некий обмен дружескими делегациями.
взрывы и оборванцев с оружием. Потом, вроде бы, все поутихло. Оборванцы
стали чище, автоматы и базуки сменились мечами. Вместо собак временами
пробегали демоны. Вместо руин появились мрачные храмы. Я по-прежнему не
решался сбросить скорость и продолжал движение.
автоматами исчезли вовсе, а граждане с мечами хоть и продолжали бегать, но
стали совсем уж прозрачными и невнятными. Руины быстро отстроились,
превратившись в довольно реальные здания, по улицам двинулись почти
настоящие люди. Я остановился. Мир вокруг казался настоящим. Люди были
одеты нормально, по улицам ездили очень красивые, но правдоподобные
машины. Воздух, насыщенный выхлопными газами, однако, казался не
радиоактивным. В витринах магазинов стояли муляжи продуктов. Я взвалил
машину времени на плечи и зашел в один из магазинов. Там стояла длинная
очередь за разливным молоком, и еще более длинная - за водкой. Поежившись,
я выскочил обратно.
тощий, подозрительно знакомый мальчик, улучив момент, когда я поставил
машину времени на тротуар, попытался ее утащить. Впрочем, аппарат оказался
для него достаточно тяжелым, и я отобрал его без особых хлопот.
Железной Стены. За ней, как ни удивительно, было куда чище и пристойнее.
Там высились полупрозрачные купола и сверкающие акведуки. В небе пролетали
космолеты. Какие-то люди, разукрашенные татуировками и частично состоящие
из кибернетических протезов, вели странные, заговорщицкие беседы, но, по
крайней мере, на меня смотрели снисходительно и почти дружелюбно.
одеждах.
велись о проблемах лингвистики, борьбе с цивилизацией кристаллических
насекомых и последних дворцовых сплетнях. Мимоходом я услышал, что девушку
собираются разобрать на внутренние органы для трансплантации их
собеседникам. Мне стало совсем плохо, и я заскочил в седло.
отправился в путь.
красивые девушки, киборги. Остановившись через пару лет, я торопливо
перетащил машину времени на свою сторону и снова двинулся вперед.
хлеба и астропланы совсем уж вышли из моды. Высились нормальные здания,
бродили нормальные пешеходы. Я снова остановился и подобрался к какому-то
магазину. Витрины были заполнены продуктами, почему-то сплошь -
импортными. Внутри люди оживленно и со вкусом занимались покупками. Я
почувствовал, что близок к цели. Мир этот, в общем, казался достаточно
приличным и реальным. Побродив среди прохожих, я убедился, что разговоры
они ведут вполне человеческие, вот только очень уж мрачные. Все они
делились на две группы - одна, большая, состояла из каких-то
кадаврообразных граждан, озабоченных вопросом, что сейчас модно, где и что
можно купить дешевле, и как "отхватить" побольше денег. Были они настолько
мерзкими и прямолинейно подлыми, что слушать их было просто противно.
Вторая, более симпатичная, хоть и малочисленная группа, состояла сплошь из
рефлексирующих интеллигентов. Они смотрели друг на друга и на меня с
печальной, обреченной добротой. Они говорили о прекрасном, цитируя
известных и элитарных авторов. Смысл их разговоров сводился к тому, что
человек, по сути своей, мерзок и гнусен. Сами они, очевидно, были редкими
исключениями, но никаких надежд для рода людского не питали. Наиболее
потрясающим было то, что многие из них являлись телепатами, воплощениями
Всемирного Разума, второй инкарнацией Христа, их охраняли законы природы и
космические силы. Любой из них был способен накормить пятью хлебами тысячу
голодных, не считая женщин и детей. Но они к тому вовсе не стремились, ибо
были уверены, что начав действовать, немедленно поддадутся самым гнусным
устремлениям и побуждениям. Немногие активные индивидуумы, пытающиеся
что-либо совершить, служили иллюстрацией этого тезиса, кратковременно
становясь диктаторами, извергами и кровавыми тиранами. Кажется, основной
идеей, витавшей в воздухе, была пассивность, позволяющая второй группе
остаться хорошими, пусть и беспомощными людьми.
реальный и невыносимо несчастный. Он считал, что все окружающее - лишь
чей-то гнусный эксперимент, и весь мир вокруг - некая модель реального,
счастливого мира, крошечный кристаллик, помещенный под микроскоп. Он
кричал о летающих тарелках, которые являются объективами микроскопов, о
том, что жить надо достойно и радостно. Конечно же, его никто не слушал.
Когда я сообразил, что бедного учителя вот-вот убьют собственные ученики,
я зажмурился и перескочил на десяток лет вперед.
стал настоящим донельзя, я его даже узнал - и содрогнулся. Рефлексирующие
интеллигенты мужественно брали в руки автоматы Калашникова и палили по
цепочкам солдат, по несущимся в небе призракам, по вылезающим из земли
исполинским зверям. Все было тускло, серо, гнило, омерзительно - и при
этом словно бы правдиво. Мне захотелось лечь на грязную мостовую и
помереть. Из ступора меня вывел очередной малыш с горящими глазами,
который попросил у меня машину времени - покататься. Стало страшно, и я
дал по газам, провожаемый возгласами ребенка о том, как он во мне ошибся и
насколько плохи большинство взрослых.
звучали атомные взрывы, изредка грохотали звездолеты, иногда знакомо
трещали автоматы. Я ни на что не смотрел. В душе было пусто и тихо, ничего
в ней не осталось, это будущее высосало меня до последней капли, заставило
поверить в себя - и отшвырнуло, словно использованную зубочистку.
тихо угасали звезды и сворачивались в клубки туманности. Редкие звездолеты
были чудовищно огромны, но необратимо разрушены. Потом Вселенная начала
сворачиваться в точку, и я положил руку на клавишу стартера. Надо было
возвращаться.
и слова Корнеева. Где-то там, далеко позади, в настоящем и солнечном мире,
остались друзья и коллеги, остался НИИЧАВО и Соловецк, Наина Киевна и Хома
Брут, даже Амвросий Амбруазович Выбегалло...
моя машина времени. Секунду - или миллион лет, ибо времени уже не стало, а
спидометр зашкалило, она дрожала в сингулярности. Это было так тоскливо,
что я закричал. Не помню уже, что я сказал, кажется, что-то очень
известное и избитое. Но Вселенная стала вновь расширяться.
небо. Гирлянды созвездий и паутина туманностей на мгновение воссияли
вокруг, но тут вспыхнуло солнце и под ногами вспухла Земля. Вокруг
замелькали какие-то волосатые кроманьонцы, люди в тогах, рыцари в броне,
алхимики над ретортами. Я дождался, пока мир приобрел привычные очертания,
и остановился. Все было реально.
убедительные. Ни одного прозрачного изобретателя или идиота с мечом и
автоматом. Минуту я переводил дыхание, озираясь. Вот пробежал мальчик с
удочкой, но он вовсе не стремился завести со мной умную беседу или спереть
машину времени. Вот подошел милиционер, очень похожий на сержанта
Ковалева. Он-то явно собирался со мной побеседовать, но я дал по газам, и
перенесся на пару лет вперед. Кажется, это и был тот мир, который я искал.
ЭВМ, помещавшихся в маленький чемоданчик. Но все было столь вещественно,
что я не сомневался - именно здесь пиратствовал Выбегалло.
в путь. Мне потребовалось совсем немного времени. Всего пятнадцать
остановок. Потом я ударил по клавише стартера, и машина времени
провалилась обратно.
Симеонович. - В-вам придется отвечать, г-гражданин Выбегалло!
сюи па фотиф! [я не виноват! (фр.)] Молодежь нынче пошла... слабонервная!
Нас царские жандармы не запугали! Не смейте мне хамить, Киврин!
наступила тишина. Я открыл глаза и увидел, что все смотрят на меня. С
таким сочувствием, что мне стало неудобно.
мне, радостно гаркнув:
Нортон Андрэ
Трубников Александр
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Пехов Алексей
Каргалов Вадим