наискось пересекла улицу и врезалась едам.
труднее, чем въехать.
светофоры смотрели слепыми глазами, на рельсах стоял пустой трамвай,
соьершенно целый, и, насколько хватало глаз, нигде не только не ехало,
но даже и у тротуаров не стояло ни одмой машины, все они словно
испарились, растаяли. Теперь Милов со спутниками ехали по проспекту.
Наверное в нормальной жизни он был очень красив, старинные, чистые и
ухоженные дома в пять и шесть этажей с балконами, эркерами, порою с
гербами или латинскими изречениями над входом чередовались с домами
явно современными, но той же высоты, широкооконными,то гладкими, то
рустованными, со стеклянными входами, порой - с аккуратно
разграфленной небольшой-стоянкой для машин перед домом, арочные въезды
вели во дворы. Здесь было чище и еще менее людно, только
один-единственный дворник, в фартуке и почему-то с лопатой, медленно
шел по тротуару, едва заметно покачиваясь: может быть, он был пьян.
Впереди на одном из изящно выгнутых фонарных столбов висел человек.
минуту он смог спросить: - Что вы об этом думаете?
старинных, - спокойно ответил Милов. - Они куда выше, да и
конфигурация не располагает. Но традиции - великая вещь...
ваша история не располагает к пониманию таких вещей. Но согласитесь:
это не очень-то похоже на благородную борьбу за спасение природы?
сипел мощный мотор, машина была из дорогих. Карлуски мог себе
позволить, - подумал Милов мельком. - И телефон, и комп - только на
мои вопросы он все равно не ответит... Было тихо и странно, как будто
все, что произошло здесь - и выбитые окна, и сожженные машины, и
выкаченные кое-где на улицу и опрокинутью мусорные контейнеры, и еще
несколько убитых людей, попавшихся на дороге, и две мертвых собаки
даже - все это было сотворено в полной тишине, в каком-то ритуальном
молчании, хотя на самом деле было наверняка не так. И, если не считать
того дворника, ни единой живой души, лишь из одного-другого окна
чье-то лицо украдкой выглядывало - и тут же снова пряталось в
неразличимости.
Судя по пестроте одежды, то были добровольцы; хотя название это
означало то же самое, что волонтеры, однако разница между одними и
другими была разительной; эти хотя и старались выдерживать воинский
строй, и маршировали с неподвижными, а каменно-серьезными лицами,
незнакомство их с военным делом ощущалось сразу: не было в их строю ни
равнения, ни дистанции, большая половина не была вооружена, прочие
несли кое-как разнообразные устройства, стрелять из которых можно было
разве что теоретически; музей, да и только, - подумал Милов, -
половина всего этого взорвется при первом же выстреле.
увидели и настоящих солдат. Проспект здесь расширялся, образуя как бы
небольшую площадь, и сейчас посреди этой площади стоял танк,
монументальный, словно памятник самому себе, живой в своей
металлической мертвости, громко угрожающий в молчании, многотонный
призрак, овеществленное "мементо мори"; и единством противоположности
с ним были солдаты - десятка два молодых и здоровых ребят, подтянутых
и вместе вольно стоявших, или сидевших на зеленой броне, или
прогуливавшихся подле танка - не выходя, однако, за пределы некоего не
обозначенного, но, видимо, четко ощущавшегося ими круга. Они не
держали автоматы на изготовку, наоборот, улыбались дружелюбно тем
немногим людям, что молча стояли на тротуарах, как бы завороженные
зрелищем боевой машины (есть для людей небоенных нечто
странно-привлекательное во всем военном, какая-то тайна чудится им за
необычным обликом по-своему прекрасных в своей жестокой
целесообразности машин уничтожения, и они не могут просто пройти
мимо); вдруг возникли на площади две или три девушки - они всегда
возникают, материализуясь из ничего, там, где появляются солдаты -
наверное, сама солдатская мечта и материализует их".
Ева позади тихо застонала, Милов бросил взгляд в зеркальце - глаза ее
были закрыты, нога, видимо, не успокаивалась.
нормальному. - Тут скоро будет небольшая улочка - направо...
затормозил. Там, куда надо было свернуть, шла драка, сражались две
группы, с каждой стороны человек по двадцать, ни волонтеров, ни солдат
среди них не было. Дрались безмолвно и жестоко, кто-то уже валялся на
асфальте - трое или четверо, на них наступали ногами, о них
спотыкались. Мелькали кулаки, палки, велосипедные цепи - впрочем,
цепи, может быть, шли в дело и мотоциклетные.
Как мы ни стараемся...
только навстречу шли трое: один впереди, двое за ним. У переднего руки
были связаны за спиной, лицо в кровоподтеках, один глаз заплыл, на
груди его висел на веревочке кусок картона или фанеры, на нем что-то
было написано. Двое конвоиров-добровольцев - были вооружены: один
берданкой, другой обрезом, на боку второго висела старинная сабля,
ножны чиркали по тротуару, Милов сбавил скорость. Ева открыла глаза,
спустила ноги с заднего сиденья, стала садиться: решила, видимо, что
приехали. Арестованный, увидев машину, вдруг кинулся к ней; тот, что
был вооружен обрезом, не колеблясь, выстрелил. Промахнулся, но
бежавший упал на колени - может быть, от страха подогнулись ноги, но
выходило так, словно он на коленях умолял спасти его.
а заслужил смерть! Остановитесь же, Дан, может быть, он только
ранен...
с ним? Поймите, наконец: мы сейчас в другом мире, где все ваши добрые
принципы не действуют.
страна, доктор, и не его соотечественники...
выворачивая влево; навстречу шли волонтеры, числом не менее роты;
вооружены они были, как полагалссь, у трех или четырех были даже
пулеметы.
транспарантами, с надписями... "Сжечь машины", "Долой технику", "Мы
хотим дышать", "К ответу ученых", "Позор правительству", "Спасем наших
детей"... Но ничего не говорилось о том, что надо убивать людей.
пошевеливая руль. - В наше время это делается без предварительной
рекламы. Серьезная сила всегда молчалива... Нам далеко еще?
прочитать табличку на углу. Карму гант - так назывался переулок.
решить, что делать дальше, и мне хотелось застать Лили, пока она еще
не ушла. Да и вам не мешает отдохнуть, выпить хотя бы по чашке кофе...
Прямо, прямо.
но добротными, солидными - домами для зажиточных людей. Она была,
наверное, зеленой и тенистой - когда деревья еще были зелеными. Но
стволы их, полумертвые, окаймляли проезжую часть и сейчас.
послушно снижая скорость. - Карму гант, номер шесть.
там, куда не только Граве, но и мне самому нужно. Однако он, похоже, к
моим делам никакого отношения не имеет мне нужен другой человек, тот,
что живет в тринадцатой квартире... Он затормозил, и Граве тут же
выскочил из машины.
они остановились, и вся улочка выглядели спокойно, мирно, достойно -
словно тут же неподалеку, на главных улицах, не убивали людей.
что Граве способен быть таким оживленно-радостными - Откровенно
говоря, я и не надеялся уже - ведь происходит что-то
апокалипсическое... Ева, я надеюсь. Лили немедленно сделаем вам
Николаев Андрей
Курылев Олег
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Березин Федор
Майер Стефани