зной. Кони приободрились, чуя отдых. Чистое синее небо незаметно темнело,
превращалось в грозное фиолетовое, а бледный серп луны налился зловещим
светом, заменил живое оранжевое солнце -- солнцем вампиров, мертвецов и
утопленников.
небо почернело, звезды нависли прямо над головой -- огромные, яркие, не
звезды -- а целые звездные рои, которых не увидишь в северном небе.
Это сад, за ним будет домик. Не видишь?.. Я тоже пока не вижу.
построить замок? Даже знаешь, где расположена оружейная, сторожевая... А я
знаю, где посадить сад, срубить дом.
оставалось угольно темно. Кони ступали по утоптанной дороге, но стука
копыт почти не слышали сами всадники. Где-то за деревьями кричали
непривычно жесткими металлическими голосами лягушки, Томас даже усомнился.
Что делают лягушки в пустыне? Олег молча указал на деревья, металлические
трели доносились с веток.
деревья, ухоженные, теснились к дому. Луна освещала только плоскую
глиняную крышу, внизу все тонуло в темноте. Томас и Олег услышали громкие
мужские голоса, пьяные вопли, донесся громкий настойчивый стук в дверь.
приблизиться на расстояние броска дротика, но дальше перед домиком широкая
лужайка, залитая лунным светом. Несколько пестро одетых мужчин хохотали
перед крыльцом, передавали по кругу плетеную корзинку, там торчало узкое
горло кувшина. Один дубасил в дверь кулаком, орал:
потемнело. Олег сочувствующе хмыкнул, взор был задумчивым. Рыцарь дрожал
от ярости, глаза выпучились, губы побелели, тряслись. Он схватил шлем,
поспешно нахлобучил. Забрало звякнуло, укрыв нижнюю часть лица.
вбежал на крыльцо, крикнул с пьяной удалью:
сможешь, если расстараешься!
дурочка!
голосом:
руки опустились на кинжалы, мечи, топоры. Кони Олега и Томаса стояли
неподвижно, так же застыли и разбойники. Похоже, до сего дня они были
хозяевами ночи, никто не смел бросать им вызов.
стоишь, останешься цел. Еще лучше -- убирайся к черту! Иначе твои кости
псы растащат по всем оврагам.
когти уже распластали шакала:
темным деревьям. Олег спешно натянул тетиву, выхватил из колчана стрелу.
смутные очертания всадников, когда Олег быстро наложил стрелу, щелкнула
тетива, мгновенно выхватил кончиками пальцев другую стрелу, наложил,
натянул и отпустил тетиву, снова выдернул стрелу. Колчан находился над
плечом, калика одним движением доставал стрелу, накладывал на лук и
стрелял. Его движения были настолько молниеносными, что Томас не успел
послать коня в тяжелый галоп, как несколько стрел просвистели мимо,
догоняя друг друга. От дома донесся яростный вопль.
коня. Те двое, что подходили к деревьям, стояли как замороженные, выставив
перед собой кинжалы. Томас с хрустом всадил в переднего копье, пронзил
насквозь, как древесный лист, другого стоптал конем. Перед домом стоял
жуткий крик, люди разбегались, падали. В призрачном лунном свете блистали
серебристые перья -- в груди, спинах, шеях. Разбойники были полуголые, и
стрелы вонзались в их тела.
третьего, замахнулся на следующего -- у того в груди словно расцвел белый
цветок на деревянном стебле: разбойник упал на колени, изо рта хлынула
кровь. Томас заорал, погрозил Олегу мечом. Трое уцелевших удирали по
широкой дороге, впереди них, как ночные птицы, неслись угольно черные
тени, и Томас с ревом пустил коня вдогонку.
и всматривался, но в ночи слышались лишь стоны и хрипы умирающих. Вскоре
послышался конский топот, усилился до грохота, и на лужайку во всем
грозном великолепии ворвался огромный грозный рыцарь. В его руке наотлет
тускло блестел огромный меч, крупные капли срывались на землю, он весь
словно вышел из бойни, даже конь был забрызган кровью.
стрелять не умеют.
пытались уползти, за ними тянулись темные дорожки крови, и разбойники
быстро затихали, застывали, вцепившись в землю. Дверь осторожно
отворилась. В щели показалось бледное женское лицо, тонкая рука.
Убедившись, что разбойников на крыльце нет, женщина бесшумно вышла --
маленькая, тонкая в талии, с большими испуганными глазами.
крови меч, спохватился, поспешно вытер мокрое лезвие и вложил в ножны.
Олег снял тетиву, повесил лук справа от седла. Женщина быстро сбежала с
крыльца, каблучки простучали, как коготки белки, наклонилась над одним
разбойником, перевернула его на спину.
женщине. Земля под его копытами глухо подрагивала. Женщина испуганно
вздернула голову, на ее бледном лице глаза расширились, она сказала
торопливо:
потом бы зарезал. Пусть лучше будет мертвым, на мертвецов не сержусь. Я
христианин.
зализывать раны. Я не дам умереть человеку у своего порога, даже если он
не человек, а злобный волк!
крыльцо. Томас слез с коня, настроение сразу испортилось. Дура, ничего не
понимает. Так красиво началось; крик о помощи, короткая схватка, спасение,
-- а дальше уже по-глупому. Провинция! С калики тем более не спросишь -- в
пещерах сидел, язычник неученый, правильного обхождения не видывал.
-- грела воду, Томас осмотрел убитых и раненых. Убитых пятеро, двое тяжело
ранены, но оба без сознания, еле дышат. Томас порадовался, что милосердная
женщина не заметила этого. Торопливо вытащил мизерикордию, перерезал обоим
глотки.
сердце, даже у пораженного в спину стрела достала сердце. Один был
проткнут копьем, как жук булавкой, а стоптанного конем унесли в дом. Еще
троих он догнал и зарубил. Так что тоже отправил в ад пятерых, как и
калика.
снова поразился той мощи, с которой калика их всаживал. Стрелы порой
пронизывали насквозь, и он снова вывозился в крови, как мясник на бойне,
пока высвободил все пять. Страшное нечестивое оружие -- лук, не зря святая
церковь противится, а механические луки -- арбалеты, вовсе запретила,
поставила вне закона. Из лука даже трус может убить героя. Вообще,
доблесть переведется, если будут гибнуть герои, а трусы отсиживаться в
засаде. Лишь та битва честна, когда грудь в грудь, глаза в глаза!
пошел в дом.