Сейчас ты умрешь, но будешь чувствовать свою смерть...
Незримые руки сжимали даже челюсти, иначе постыдно выл бы и стонал.
Жизненная мощь быстро таяла. Огненные искры погасли, пошел черный снег.
удаляющийся:
просветлело. Олег обнаружил, что лежит на полу, у самого лица беспокойно
постукивает каблучком сафьяновый сапожок. Раздраженные голоса раздавались
сверху. Олег заставил себя слышать, хотя шелохнуться не мог, боль
гнездилась в каждой клетке тела.
сперва я...
Лиска стояли друг перед другом, злые, красные, готовые вцепиться друг в
друга. За их спинами нерешительно переступали с ноги на ногу воины, по
трое за каждым. Двоих Олег узнал, приходили с Лиской. В их глазах он
уловил сочувствие, значит, ему в самом деле досталось на всю длину меча.
-- Я -- и никто другой! И, напоминаю, я вытащил тебя из каменного мешка,
куда бросил тебя этот...
должок, я верну все, да еще и добавлю!
киммерийского владыки. Наше царство простиралось на весь мир... почти.
Наша мощь не знала пределов. Я водил армии, где воинов было больше, чем
песка в этих пустынях, чем капель во всех морях. Меня обожали самые
красивые женщины мира, я готовился принять от отца трон. Понимаешь? Но в
мою степную страну ворвалось трое диких людей из Леса. Они не только
разнесли дворец, убили отца и знатнейших мужей, но и разрушили царство!
Как смутный сон вспоминаю свою одежду царевича, толпы нарядных людей,
смех, веселье... Во дворце во время той резни, которую устроили эти трое,
уцелел я один. Теперь знаю, почему боги спасли! Знаю и то, почему
позволили... поцарапать меня, мое лицо. Жажда мщения не дала мне забыть
свое имя, хотя теперь его произносят иначе! Жажда отомстить помогла
овладеть началами магии. Я должен отомстить! Только месть отличает зверя
от человека!
твой долг древнее и больше.
людям. Лицо киммерийского царевича было мрачным, дергалось, обнажая
выбитые зубы. Лиска поспешно подняла ладонь:
Огненные мухи погасли. Двое хищников над его еще теплым трупом рычат,
вот-вот вцепятся друг другу в глотки. Помочь бы! Он бы даже зубы наточил
обоим.
не осталось ни отца, ни царства, ни моего народа. Я могу умереть
счастливым, когда убью последнего из этих троих.
пытался подняться на расползающихся конечностях, падал вниз лицом. Портки
были мокрые, от них дурно пахло.
угрюмо. Он прожег Олега обрекающим взглядом. -- До самой последней схватки
прикидывался святошой, он-де служитель мирного культа!
воинам. Все трое обнажили мечи.
позже. Этот лесной человек оскорбил меня. Я возьму его на сутки, отплачу,
затем верну. Клянусь, ты получишь его еще живым.
именно я сдираю с него кожу!
наемник без роду, без племени! Если дойдет дело до стычки, все шестеро
выполнят волю женщины с рыжими волосами.
запоздалым сожалением:
тащили. Стражи взмокли, дышали тяжело. Олег почти пришел в себя, боль
затихла. К мышцам вернулась прежняя мощь, но он висел в руках стражей,
вялый как мокрая шкура.
он у них служитель культа?
С такой разбойничьей рожей да мышцами как у медведя -- служитель?
Мрак гонял их жестоко, отрастишь хоть крылья, хоть хвост или клыки. Да и
помельче народ в Степи или этих Песках, помельче. Видать, на холоде люди и
звери растут лучше.
огляделся. Он лежал в луже перед дверью, за которой еще не бывал. Воин
отшвырнул ведро.
красные осенние листья.
холодной воды.
наденьте ошейник!
Агимасу, пусть живьем кожу сдирает.
глаза, как исполинская сова, сдерживая смех, раздулся. Женщина метнула
огненный взгляд:
саксаула. Олег сразу заметил ложе на резных ножках, гору мягких шкур,
расшитые подушечки -- большие и малые. Перед ложем на низком столике
лежали виноградные гроздья, диковинные фрукты, стоял кувшин.
толстое кольцо. Олега пригнули, на шею надели две толстые пластины из
бронзы. Он ощутил жар, тяжелые удары едва не вывернули шею. Кожу прижгло,
над ухом довольный голос произнес:
массивная цепь позволяла отходить на три шага. До ложа не дотягивался
всего на шаг. Как и до столика с фруктами.
шло живое тепло. Олег дышал глубоко, ровно, прочищал мысли. В битве с
грифонами пользовался магией, но Лиска и Агимас пока что не догадываются,
что он сегодня может больше, чем вчера. Правда, может только против тех,
кто магией не владеет. Перед Агимасом нельзя себя выказывать, тот сильнее,
сомнет. Ненависть и жажда мести способны, оказывается, сделать из человека
мага быстрее, чем желание очистить мир от Зла. Гольш верно говорил, что
личные мотивы всегда мощнее, чем общелюдские.
надругался над нею, ничего не меняет: таракану ясно, он сделал хуже --
надругался вволю над ее честью.
прошла к ложу, косясь желтым хищным глазом на пленника, села. Спина ее
надменно выпрямилась, огненно-красные волосы стояли дыбом, обрамляя
веснушчатое лицо со вздернутым носиком. Пухлые губы были плотно сжаты.
к ногтям, присвистнул удивленно, звучно щелкнул. Для этого пришлось лишь
зацепить краями ногтей, но звук получился такой, словно раздавил вошь
размером с майского жука.
метали молнии, щечки побледнели.
кожу с живого, только не тащи в постель. Я служитель культа, мне нельзя.
ядовито:
киммерийском... так его назвал Агимас?.. царстве.
наконец ответил с неуверенностью в голосе: