меня - чужого для него человека, поскольку Пупыриная память оказалась
изрядно дырявой - он ждал, а я остолбенело слушал его извинения и
чувствовал себя полным идиотом.
выругался... Да что ж я, как Болботун, речь нормальную понимать
разучился?!. Беру на себя... простить за поступок...
рукой на свое горло - хвораю, мол, голос пропал...
А я остался стоять, и только возня запечника в кармане привела меня в
чувство. Я пошевелил пальцами ног - мягкие замшевые полусапожки были
немного малы - покачался с носка на пятку и решил держаться прежней личины
- состоятельный горожанин, скорбный горлом и незнакомый с прочими
паломниками, а посему оправданно молчаливый и неуклюжий.
Паломничества - горожан у Ларя почти не бывает. Ну что ж, положимся на его
опыт.
к ближайшему, так сказать, кормилищу. И поилищу, поскольку у крыльца дома
торчало два бака из желтого металла, где что-то булькало; и три пивных
бочки. Я боялся. Дурацкие шутки, которые я судорожно выдаивал из дряблых
сосцов моего сознания, не помогали. Я боялся. Очень. И страх был более
материален, чем мое тело.
паломников. Они собирались кушать. И делали это так же основательно и
деловито, как и все остальное. Раз - и столы, похожие на длинные лавки,
застелены чистыми скатертями. Два - и миски стоят ровными рядами, а рядом
с каждой лежит глубокая деревянная ложка. Три - и две дюжины человек сидят
за столами на скамьях. А толстая повариха в ситцевом переднике методично
сует половник в казан, и порции дымящегося варева наполняют подставленные
миски.
готов был поклясться, что они и знакомы-то друг с другом небыли! - за
несколько минут сумели все организовать и приступить к трапезе, ни разу не
толкнув друг друга, не повысив голоса, не забрызгавшись, не заняв чужое
место, не... Я почему-то вспомнил Ингин рабочий шкаф... Каждая папка моей
жены знала там свое место, каждый карандаш - отведенный только ему
стаканчик, любая книга мгновенно находила свою персональную щель между
прочими... Эти люди - собравшиеся пообедать крестьяне, паломники Книжного
Ларя - они словно умели безошибочно ориентироваться в возникающих
ситуациях, и входили в пазы бытия, уготованные им, легко и без скрипа.
сразу же растворившись в массе паломников - и все стихли, когда поднялся
пожилой усатый крестьянин в расшитой жилетке поверх длиннополой рубахи
навыпуск. До того он молча сидел во главе стола.
руки в хмурому небу. - Крабат Орша, Господин Фразы от Лесных Промыслов.
Крабата мужчина лет сорока с острым прищуром охотника.
кучерявый мужик с печальными синими глазами.
- Человек Знака Менора Ахова.
не было привнесено извне, не было продиктовано кем-то...
внутренней потребности, - и притихший было страх внутри меня расхохотался,
приплясывая на месте.
моем мозгу, и в ответ этой вспышке ярче разгорелась та крупица, что тлела
во мне Даром Вилиссы. Большая часть его попала к Тальке; к Баксу, похоже,
не попало почти ничего, ну а я с тех пор - когда мы вошли в проклятый
флигель с разобранной крышей - ни разу не ошибался в выборе направления.
шалашей до принятия пищи и накрывания стола; но весь ритуал был до того
обыденным, незаметным и серым, что я не сразу почуял его обволакивающее
присутствие. Каждый знал, что и как он должен делать, чтобы всем было
хорошо, чтобы все получалось; каждый шаг был расписан в мелочах, и
обыденность превращалась в церемонию. Ритуал въелся им в душу, пропитал
плоть, растворился в крови... Даже ложки они брали одинаково - кончиками
пальцев, а после происходило какое-то ловкое движение - и вот уже ложка
зажата, как положено.
установленное, обязательное, ритуальное!.. Он делал это чуть ли не
радостно, но уж во всяком случае машинально; и мое первоначальное молчание
выбило его из колеи почище удара дубиной.
или почти угадал, Пупырь был счастлив.
которого я бы даже и не заметил, если бы Пупырь не остановился... ну,
выругался бы в крайнем случае...
в щегольской жилетке и первым принялся за еду.
присоединиться. По-моему, им это даже не пришло в голову.
голову сплясать джигу перед троном.
за паломниками и прижимая к боку накидку, в кармане которой буйствовал
оголодавший Болботун.
в скрупулезность ритуала, царившего вокруг... в жестко организованную
последовательность мелочей...
поровну, и строение близкое, а смысл разный, и не спутаете вы их никогда.
Переставь в них буквы местами - вовсе бессмыслица получится!
каких-то Бяков. Вроде бы похожи мы, и руки две, и ноги две, и голова
одна... а поставь нас на место друг друга - еще похлеще бессмыслица
выходит. И только мертвый не заметит, что чужое наглое слово самозваным
затесалось в привычно-ритуализованную последовательность букв, знаков,
слов, фраз, жизни...
безнадежной. Если в обыденности разнообразной я еще мог на что-то
рассчитывать, то в обыденности ритуальной - у меня не было ни единого
шанса.
усердно возглашала Предобеденную Фразу третьей... или четвертой после
усатого тамады.
изображая безразличие - губки поджаты, тонкие ручки заняты легкой плетеной
корзинкой, и глаза наивно хлопают неправдоподобно длинными ресницами,
поглядывая то на меня, то куда-то в сторону.
Лондон Джек
Конан-Дойль Артур
Быков Василий
Володихин Дмитрий
Смит Кордвейнер
Сертаков Виталий