луга, донеслись приближающиеся крики, грохот, громыхание медных тимпанов;
качнулись ветки напротив изготовившихся к стрельбе охотников, и крупный
олень одним грациозным прыжком вылетел на открытое пространство и на
мгновение замер, увидев множество людей.
Кажется, никто из охотников не промахнулся - и Лаодамия зажала уши руками,
когда олень, пронзительно вскрикнув почти как человек, бесформенной грудой
повалился в траву.
не останавливаясь, стремглав понеслись вдоль дальней кромки смертельно
опасного для них луга.
даже птицы и кузнечики, казалось, замерли в ожидании.
волнующемся разнотравье; ее товарка стала заворачивать обратно в чащу, и в
следующее мгновение четыре стрелы догнали животное: две воткнулись в шею,
две - в бок.
немного похожий на девушку Лейод с задумчивым сожалением опустил лук и,
чуть рисуясь, поправил свои буйные курчавые волосы; сын Авгия же не
скрывал своего раздражения, глазами ища кого-нибудь, на ком бы он мог
выместить свою злость.
была целая стая уток, с оглушительным кряканьем взметнувшаяся из-за
верхушек деревьев.
то и дело валятся вниз, навылет пронзенные стрелами. Наверное, каждый из
охотников знал, попал он или промахнулся - но конечный результат станет
известен позже, когда слуги соберут убитую дичь и выяснится, кому
принадлежат стрелы; а стрелы соискателей перепутать невозможно хотя бы
потому, что на всех стоит разное оперение.
выводя Иолая из раздумий.
совершенно непонятным образом, как если бы там что-то ползло; крупная
змея, например...
небо и заполошно мечущиеся утки.
опасности редко подводило его, не раз спасая жизнь, хоть первую, хоть
вторую - и он, не задумываясь, тронул за локоть целившегося в очередную
крякву Алкида, сбивая прицел.
толстяка-дамата; сам дамат интересовал его в последнюю очередь, но за
спиной придворного на перевязи болталась тяжелая двусторонняя
секира-лабрисса с укороченным древком.
услышав безмолвный окрик, повернулся только что сбивший утку Ификл. Иолай
молча повторил жест Лихаса, указав на дорожку шевелящейся травы - близнецы
изменились в лице, и Ификл потащил из колчана очередную стрелу - потом
Иолай еще краем глаза успел заметить, что дамат с секирой подошел и
собирается заговорить, что басилей Эврит с недоумением смотрит в их
сторону...
чаши во здравие ушедших охотников, допустили какую-то бестактность по
отношению к мстительному Дионису - потому что события словно с цепи
сорвались и понеслись стремительно, как прыгающий леопард, священный зверь
веселого бога.
пятнистые молнии; матерый леопард с низким утробным рыком сшиб стоявшего
впереди прочих красавчика Лейода-критянина - теперь в полукруге охотников
образовался провал, стрелять в леопарда можно было только с риском попасть
в одного из людей, и между зверьми и свободой находились лишь носилки с не
успевшими еще ничего понять девушками.
второй раз.
Эврит стрелял хладнокровно и чисто, как на стрельбище, учитывая все, кроме
того, что учесть было нельзя - разъяренный зверь прыгнул почему-то не на
девушек, а на замешкавшегося спартанца Проноя; и Эвритова стрела, пущенная
с высоты гигантского роста басилея, вошла леопарду не в затылок, как
предполагалось, а в плечо.
назад и чуть вправо, держа лук горизонтально поперек груди - и оперенное
дубовое древко стрелы до середины впилось под нижнюю челюсть самца,
бронзовым клювом раздробив позвонки у основания черепа и выйдя наружу.
Иолая - и тот, едва не оторвав злосчастному дамату голову, сдернул
висевшую секиру с толстяка и наискось полоснул уворачивающуюся пятнистую
бестию. Раненый зверь взревел, приседая на задние лапы, времени на второй
замах не оставалось, и Иолай швырнул секиру в оскаленную морду самки,
хватая проклятую кошку за загривок - и через себя, словно соперника-борца
в палестре, послал прочь, подальше от не шелохнувшейся Иолы и пронзительно
визжавшей Лаодамии, с ногами забравшейся на носилки, словно это должно
было ее спасти.
ударил оземь - кровоточащие полосы от когтей протянулись от ключицы к
правому плечу Амфитриада - и дважды опустил кулак на узкую, почти змеиную
морду животного. Раздался хруст; самка дернулась раз, другой - и
вытянулась.
разорвал дикий, торжествующий, рвущийся из самых глубин крик Лихаса:
Геракл победил басилея Эврита! Геракл - победитель! Слава!..
Лейод, растерявший изрядную часть своей томности.
он выше своего отца, просто сутулится в отличие от басилея.
Проной, и страшное, обожженное лицо его внезапно просияло детской
радостью. - Слава сыну Зевса!
зрители, и отдельные возгласы потонули в общем восторженно-приветственном
шуме.
трава оказалась неожиданно жесткой, так и норовя рассечь кожу - и
выпрямился.
захлопывались рты, а напротив стоял басилей Ойхаллии Эврит-лучник,
Эврит-Одержимый, и белыми от ненависти глазами смотрел на радостно орущего
Лихаса и поднимающегося с земли грязного Алкида.
шеей - сочно хрупал овсом, склонив горбоносую голову к треножнику и нимало
не заботясь собственной судьбой.
ореады.
ибо кто ж ее видел!) превыше людей, богов и коней, стояла рядом и
безмятежно улыбалась той улыбкой, которой черной завистью завидуют все
Сфинксы от восхода до заката; и обреченные отсветы ложились на лоснящийся
круп гордости ойхаллийских табунов, на два небольших посеребренных
треножника - уже не с овсом, разумеется, а с родниковой водой и фасосским
вином, для омовения рук и торжественного возлияния - на парадную накидку
цвета осеннего пшеничного поля с кроваво-пурпурной каймой по краю...
широкими плечами; и волны пробежали по спелой пшенице, по дареному фаросу,
утром присланному Гераклу будущим тестем. - Свинину у них тут готовят - и
не можешь, а ешь! С черемшой, барбарисом и орехами... убить повара, что
ли?