словно ось забытых солнечных часов - опустилась ночь, часы потеряли смысл,
и лишь оставленная ненужная ось напоминает о их прошлом существовании.
капюшоном сгустилась и сжалась в пружинистый хищный комок. - Каждому -
свое, и не тебе вмешиваться в происходящее.
напряжение потекло из-под капюшона, напомнившего раздутый капюшон
взбешенной кобры; мгла плыла, обволакивая сидящую неподвижно фигуру - и
крохотная келья караван-сарая Бахри неуловимо изменилась.
бездна была - живая! Мириады алчущих глаз складывались в мерцающую чешую,
и над их голодным, беззвучно кричащим взглядом вздымалась слепая острая
пасть, скалясь мертвой белой ухмылкой.
витком, обвились вокруг неподвижного силуэта.
провалом.
- наше отличие. Напрасно ты пришел сюда. Напрасно...
сполз по стене под пристальным взглядом голодных чешуйчатых глаз - и глаз
резко обернувшегося священника.
мучившие его вопросы - и он увидел учителя в объятиях чудовищной твари!..
ничего не видел, не хотел и не чувствовал. Он отсутствовал.
уверенностью. Он был сыт.
на тело, съежившееся у двери. - Он умер в страхе - в страхе за тебя.
Смотри и казнись - если сумеешь!..
стоял над ним, затем наклонился и размотал веревку, служившую ученику
поясом.
начинает алеть;
человек всегда оказывается в убытке.
как можно умереть без ужаса или хотя бы без страха. Ибо смерть
бессмысленна, как и жизнь".
немой вопрос Якоба и протянул лекарю смятый листок бумаги. Якоб пробежал
его глазами.
бледного ученика. - Я не знал, что он был так несчастен... Мир твоей
измученной душе, шейх.
возможным. Таверна, Лоренцо, недействующий яд, тесак в руках сапожника
Марцелла, погоня, дым курильни, последний бой Лала-Селаха - все это
закружилось перед лекарем в бешеном водовороте, и тонущий Якоб ухватился
за единственный оставшийся ему клочок реальности.
повторил он про себя. Место сильного. И сила слабого.
Через минуту он выпрямился, неумело прижимая к себе уютно сопящий сверток.
подкатывала изнутри - и он знал, что это за волна.
полыхнут глаза, разгладятся залежи морщин и время покорным щенком
приползет лизать его ноги. Пора. И пусть корчится жертва, превращаясь в
неумолимых тисках ужаса в ненужный сброшенный кокон; пусть - отдавая ему
свою душу, свою силу, свою жизнь, все, что выпустит на свободу сегодняшний
страх...
напрягая непослушные ноги, преодолевая боль в суставах... скорее!
Скорее!.. Иначе будет поздно... иначе... Он сделал слишком большую паузу,
время торопило его, но ничего - впредь он будет умнее! Нельзя тянуть до
последнего...
Остановились. Остановились шаги.
шагов. Уходит. Жертва уходит! Стой, вернись!.. Скрип закрывшейся двери. Не
успел.
как кровь в воспалившейся ране - странные, голодные, нечеловеческие
мысли... Ушел. Совсем. Ушел.
хватит. И для начала - пусть откроет глаза!
нет, он должен видеть, чувствовать, ощущать...
трясущееся тело, когда крохотное существо на столе наконец открыло глаза.
Обиженное жалобное хныканье нелепо прозвучало в тишине молчащего дома.
человеческий?!
превратился в удивленно-растерянный, и вскоре смолк вовсе. К лежащему на
столе созданию тянулись костлявые руки полуразложившихся мертвецов, демоны
ада волокли его в пекло, нетопыри с кошачьим оскалом задевали его кожей
распахнутых крыльев - маленькое существо глядело в лицо химерам с
удивлением и непониманием. Оно просто не знало, что всего этого следует
бояться! Оно вообще еще ничего не знало...
за ним пришли и согрели. В конце концов, рано или поздно за ним придут...
Этого не может быть - самые храбрые мужи, не раз встречавшиеся со смертью,
не могли противиться призракам его взгляда, все они чего-нибудь боялись!
Смотри, малыш, смотри еще!..
полежал и сунул кулак снова.
маленьким, беспомощным и бесстрашным комком, не умеющим бояться, - и
липкий страх объял питающегося страхом!..
остановились. В широко раскрытых глазах монаха застыл ужас - теперь
вечный.