восторг. По телу пробежали мурашки, совершалось настоящее чудо!
но веселого, свойского нрава. А как только он запел, так будто бы
застрадал вместе со всем залом каким-то общим, высоким страданием,
которое скрутило душу Каверзнева узлом и вынуло вон из груди.
рослому человеку, держащему теперь их в своей простертой руке. Не было
времени, пространства, каждый забыл себя, потому что сам Бог являлся
людям одной из сторон, делая на миг тайное явным...
к такому впечатлению и был теперь не то болен, не то, напротив,
переполнен здоровостью. Лепа пережил в эти миги и детство с первой
любовью, и опрометью проскочившую юность, повидал забытую совсем мать
и даже полюбовался самим собой, ползущим по нечистому следу в
клетчатом пальто с линзой и Маузером.
бросались самые зрители в надежде прикоснуться к божеству.
знакомыми лицами, а Лепа, оттесненный от сцены к дверям, грустно
побрел в сторону гардероба, боясь свалиться с лестницы о трех
ступенях.
кажется, и искал он все время. Это был взгляд застенчивых серых глаз
из густых ресниц, которые выглянули из-под белой соломенной шляпки с
лентой, готовой обернуться кругом тонкой шеи.
незнакомка, вспыхнув, не отвела глаз и не скрылась в дверях.
Жизнь сразу обрела новый смысл и могла теперь продолжаться бесконечно.
Все поджидавшие его впереди опасности и трудности лишились упругой
ядовитой силы, сделались хрупки и прозрачны, его же сила получила
таинственную власть для распоряжений обстоятельствами и вдохновения
любви.
мечты ничего не видящим и не слышащим телом, без направления и цели,
по ночной, бронированной булыжниками мостовой.
способность Чука к перевоплощению. Редкий лицедей мог бы состязаться с
полковником в этом деле. Наверное, даже сам Немирович, знай он
способности Чука, не отказался б от пары-тройки уроков для
усовершенствований своей системы, жаль - не пересеклись вовремя их
пути, и система, может, чуть не дотянула до совершенного творения...
Но, к делу!
двенадцать раз, в ювелирный магазин Лазаря Аптекмана ворвалась высокая
дама в густой вуали и, схватясь за сердце, хрипло гаркнула:
выскочила вон, наделав шуму своим туалетом и дверьми, защемившими ей
турнюр. И еще не успел стихнуть этот шум, как в помещении закатился
сутулый господин в антрацитовых подусниках и, поскальзываясь на букве
"р", брызгаясь и вращая желтыми глазами, заорал на бледного, как мел,
приказчика:
разбиваемых из рогаток, нанятыми по пятиалтынному за бойца, пацанами,
сопровождаемый выкрикиванием лозунгов о спасении России.
навстречу ему, чуть не опрокинув с ног, впрыгнула двойня препротивных
золотушных девчонок в гимназических передниках и козловых башмаках с
незавязанными шнурками (все тот же полковник со своими штуками).
Двойня хором закричала:
Лазарь Аптекман, с неприметным узелком под мышкой.
именно туда, в то самое укромное местечко, где его и поджидал во главе
с полковником отряд молодцов в поддевках и со свеженамазанными
ореховым маслом головами. Которые молодцы с приветом в глазах весело
вращали кистенями, производя в воздухе авиационный гул.
прозрачные колодцы мертвых глаз Лазаря, - а это, - он вынул без
сопротивления узелок, - экспроприируем в пользу Народного дела.
повернувшись к сообщникам, весело по-цыгански мигнул.
беззвучно разевал рот, желая высказать, что он уж давал, и не раз, на
Народное дело, и лечил подпольщиков, но, напуганный Чуком, онемел и
обессилел) колонной удалилась в городские трущобы, чтобы поделить
добычу.
влюбленно глядели в широкую спину бывшего полковника. Будущее
представлялось им состоящим из одних только кисельных рек с пряничными
берегами, густо поросшими кустарником и деревами с золотой и
серебряной листвой, посреди которой гнездились бриллиантовые птицы,
несущие яхонтовые яйца. В изумрудах же те птицы рылись, как в сору.
полковник вдруг перестал быть осязаем органами зрения и нюха, приятели
ж его, сколько ни суетились, ни совались повсюду, все напрасно. Чука
простыл и след.
любые их представители, даже прослойки упорствуют. Немудрено поэтому,
что разбойники огорчились, а потом и разодрались, даря друг друга
тумаками и пендалями. Производимые при этом звуки заставили шевелиться
и приотодвигаться многие занавески на окошках, из каких повысунулось
немало любопытных и встревоженных носов.
стороны вынуждены были заключить мир, чтобы не искать лучшей компании.
Так как невдалеке находилось заведение, то туда и направились их
стопы, а хозяева, едва перешагнув через порог, запили с такой
неимоверной силой, что может, и теперь еще там сидят кругом мутного
штофа с протянутыми стаканами.
Каждый явился не без приобретений. Ребров, например, приобрел себе
совершенно новое лицо в виде медного самовара, красного с зелеными
медалями под запухшими глазами, так что его с трудом узнали и
допустили на сбор.
картуз.
уголовников, но маловато, едва хватало на два билета и то не до самого
юга.
перебил Лепа:
как-нибудь, в ящиках, например...
- пояснил Лепа, - там и поедем.
Чижик.
нарисовал в двух кресты, - кому с крестом, тому и билет.
перемешаны. Каждый слазал туда и извлек свою долю.
чуть не по плеча, голову даже попытался сунуть внутрь, подозрительно
всех оглядывал, но-таки вытянул жребий.
верный своему решению держаться и не раздражать Леопольда, стерпел.
своей полковничьей высоты съехал прямиком на босяцкий уровень. Даже в
волосах его завелась уже солома, что указывало на случайность и
беспорядочность ночлега. Опять же рухнуло почти привычное
чинопочитание, командовал ничтожный Лепа, а он, стальной боец, должен
был подчиняться этому почти врагу. А Каверзнев точно, враг был. Чук
еще с молодых лет выучился таких отличать, что много о себе понимают и
рассуждают. Первый классовый признак: рассуждает - враг. По этому