внутри. - Нет-нет, мамхен, это не милиция, не волнуйся, пожалуйста, у нас
все в порядке. - Возник со связкой ключей. - Вот, держите.
полагается, все удобства: отличная комната, большое окно, малонаселенная
квартира, еще одна старушка - тихая, по нынешним ценам...
этаж...
слоями лежал на проводах, на карнизах, на придавленных голых ветвях.
Солнце ярко краснело над белыми трубами. Игнациус взлетел на четвертый
этаж. И чуть не сбил помойное ведро перед дверью.
кашлянул. Коридор, где двоим было не разойтись, освещался тлеющей
лампочкой - наверное, ватт десять, не больше.
маленькая, как воробей, старуха показалась из комнаты, держа наготове
альпинистский топорик.
оттопыренные, - сказала она. - Вроде, все совпадает... Меня Анастасией
Никодимовной кличут. Значить, распорядок у нас такой: места общего
пользования, убираемся через день, и нужник - обязательно тоже, счетчики у
нас разные, табак свой дыми на улице, мой выключатель, который пониже,
кобелей вонючих не заводить, сейчас, значит, моя лампочка надрывается,
андресоль свалилась, стульчак текет и шатается, кранты книзу не перегибай,
в ванне дыра, штикатурка - сыпется, ходи на цыпках, крановщика не
дозовешься, газ два раза взрывался, на кухне протечка, исподники в
колидоре не вешать, встаю я в пять, ложуся соответственно, должна быть
тишина по конституции, если там девки пьяные или компании, то здеся не
общежитие, безусловно жалоба участковому - в жэк и по месту работы, я
двоих уже выселила за аморалию, тараканов - мало, клопы все сдохли, ведро
с дерьмом выносить каждый день, стол твой на кухне, который в углу, а
полочка - моя, моя полочка, будешь у меня котлеты воровать, подам в суд,
вплоть до высшей меры...
спичечную коробку. Из мебели стояли шкаф, тахта и пара продавленных
стульев.
чужим, между протчим, не открываю. Так швыряли писульки, а у меня поясница
- чтоб нагибаться...
проклятый?" И была записка от Анпилогова: "Александр, немедленно позвони,
дело очень серьезное". И была записка от Валентины: "Все твои вещи
перевезла, думаю, что так будет лучше для нас обоих".
закону.
рубля в долг. А лучше все пять, я верну завтра, я - честный.
предположения.
Игнациус хотел уже плюнуть на все и уйти, но старуха появилась опять,
зажав в суровом кулаке две измятые бумажки.
затаскаю.
старуха вдогонку.
оледенелом по уши, выстроились унылой чередой пятнадцать длинных гудков.
что передать?
другой номер.
вас, - очень ровным искусственным голосом ответил Анпилогов.
осекся, потому что именно эти слова употреблял когда-то Грун.
непреклонно сказал Анпилогов.
подвале. Игнациус взял курицу, подернутую зеленоватым жиром, хлеб и мутный
кофе в кружке с отбитой ручкой.
Сразу же навалилась усталость. Спать... спать... спать... Время стекало с
него, как сухой порошок. Курица была совсем деревянная. Она, вероятно,
сдохла в прошлом году, а перед этим долго болела и покрывалась язвами.
Такая у нее была судьба. На невытертом столике блестели разводы. Вечер в
окне быстро синел и загустевал чернотой. Кажется, Игнациус куда-то
проваливался. Он брел по безжизненной, кремнистой, раскаленной полуденным
зноем земле, которая плоской равниной уходила за горизонт. Земля была -
уголь пополам со стеклом и шлаком. Дымный нагретый воздух дрожал над нею.
- Я устал, я больше не хочу идти, - хныкал Пончик, обвисающий на руке.
Пожелтевшие глаза у него закатывались. - Надо идти, уже немного, - отвечал
Игнациус. - Зачем надо? - спрашивал Пончик. - Затем, что будет река. - А
когда будет? - Не знаю. - Ты ничего не знаешь... - ныл Пончик. Загребал
сандалиями серый шлак. Почва справа от них с горячим металлическим
скрежетом вмялась, будто наступил невидимый мамонт, осталась лунка метра
полтора в диаметре. А затем с таким же скрежетом вмялась еще, но уже
левее: попадания были неприцельные. Пончик сел на землю и скорчил
плаксивую рожу. - Я дальше не пойду, - сказал он. - Тогда загнемся, -
сказал ему Игнациус. - Почему? - Потому что здесь жить нельзя. - А почему
нельзя? - Потому что нельзя. - Это тебе нельзя, а мне можно, - возразил
Пончик. Выковырял из шлака толстое бутылочное донышко, откусил сразу
половину его и довольно захрустел стеклом на зубах. - Очень вкусно, хочешь
попробовать? - предложил он.
асфальтом красные тормозные огни. Было около восьми. Голова разламывалась
на дольки. У продовольственного магазина остановилось такси и вышла
веселая пара. Игнациус придержал дверцу.
косяка:
откройте, пожалуйста, иначе мне придется стучать ногами.