марсиан, совершившая вынужденную посадку из-за непривычки пилота к
повышенной силе тяжести, подвергшись нападению группы злоумышленников,
перестреляла всех до единого специальными электрическими снарядами, после
чего сама собою взорвалась, оставивши огромную яму со стеклянными
стенками. Весь Милес якобы ходит теперь смотреть эту яму.
амазонок, которые нападают на марсиан и похищают их в видах получения от
них потомства. Одноногий Полифем, со своей стороны, рассказал следующее.
Вчера ночью, когда он нес патрульную службу на Парковой улице, к нему
бесшумно подкрались четыре марсианские машины. Незнакомый голос на ломаном
языке и с неприятным шипением осведомился у него, как проехать к трактиру,
и хотя трактир не является объектом государственной важности, Полифем
просто из гордости и презрения к завоевателям отказался ответить, так что
марсиане поехали дальше не солоно хлебавши. Полифем уверял нас, что жизнь
его при этом висела на волоске, он даже заметил якобы длинные черные
стволы, направленные прямо на него, но в упорстве своем не колебался ни
секунды.
оскорбление, нанесенное его семейству. - Знаю я таких сволочей. Приедешь,
бывало, в незнакомое место, захочется тебе выпить, так нипочем не скажут,
где трактир".
радостно улыбаясь, сообщил, что Минотавра, наконец, у нас из города
забрали. Марсиане забрали. Подозревают минотавра в связях с террористами и
в саботаже. Мы все возмутились: оставлять в самое жаркое время года город
без ассенизатора - да это же преступление!
Патриоты, слушай мою команду! Ста-ановись!" Мы уже начали строиться, когда
Пандарей всех успокоил, сказавши, что марсиане намерены в ближайшую неделю
начать работы по прокладке канализации, а пока вместо Минотавра будет
младший полицейский. Все сказали, что это другое дело, и вновь перешли к
разговорам о террористах. И о том, что это все-таки свинство - устраивать
засады.
третий день ходят какие-то люди и угощают встречных конфетами. "Съешь
такую конфету - и брык! - готов". Надеются таким образом отравить всех
марсиан. Мы, конечно, в эту историю не поверили, но стало как-то жутко.
в-в-вот у Аполлона у самого зять террорист". От меня сразу как-то
отшатнулись, а Пандарей, выпятив челюсть веско заявил: "Это точно. Есть
такие сведения и у нас".
тесть за зятя не отвечает; во-вторых, у самого Пандарея племянник в
прошлом году сел на пять лет за развратные действия; в-третьих, с Хароном
я всегда был на ножах, это любой может подтвердить, и в-четвертых, ничего
такого я за Хароном не знаю - уехал человек в командировку, и ни слуху от
него, ни духу. Это были неприятные минуты, но вздорность обвинения была
настолько очевидна, что все кончилось благополучно, и разговор пошел о
желудочном соке.
за него наличными. Один я в стороне. Всегда я каким-то непонятным образом
оказываюсь в стороне от того, что мне выгодно. Есть на свете такие
неустроенные люди: в казармах они вечно чистят сортиры, на фронте они
попадают в "котлы", все неприятности они получают первыми, все блага они
получают последними. Так вот я один из таких. Ну ладно. Все наши
хвастались, как они теперь довольны. Еще бы не быть довольным!
задумчиво произнес: "А как вы полагаете, старички, если садануть ее сейчас
из дробовика, пробьет или не пробьет?" - "Если, скажем, пуля, то, пожалуй,
пробьет", - сказал Силен. "Это куда попадешь, - возразил Миртил. - Если в
лоб или в корму, то нипочем не пробить". - "А если в борт?" - спросил
Полифем. "Если в борт, то, пожалуй, пробьет", - ответил Миртил. Я хотел
было сказать, что граната - и та не пробивает, но Пандарей меня опередил,
сказавши глубокомысленно: "Нет, старички, зря вы спорите. Непробиваемы
они". - "И в борт непробиваемы?" - ехидно спросил Морфей. "Полностью", -
сказал Пандарей. "Что, и пулей?" - спросил Миртил. "Да хоть из пушки
стреляй", - сказал Пандарей с большой важностью. Тут все стали качать
головами и похлопывать его по спине. "Да, Пан, - говорили они. - Это ты,
Пандарей, того. Тут ты, старина Пандор, маху дал. Не подумал, старик,
сболтнул". А желчный Парал немедленно подпустил шпильку, что вот ежели
Пандарею пальнуть из пушки в корму, то вмятина, может быть, и останется, а
вот если в лоб, то просто отскочит, и все. Ну, Пандарей раздулся,
застегнул китель на все пуговицы, выкатил свои рачьи глаза и гаркнул:
"Поговорили - все! Р-разойдись! Именем закона".
опять ожидала неудача. Никакого сока у меня не взяли, и никаких денег я не
получил. У них, оказывается, такой порядок, что сок сдавать надо
обязательно натощак, а я всего два часа как пообедал. Выдали мне донорскую
карточку и пригласили приходить завтра с утра. Впрочем, должен сказать,
что донорский пункт вообще произвел на меня самое благоприятное
впечатление. Оборудование новейшее. Зонд смазывается самыми лучшими
сортами вазелина. Прием желудочного сока производится автоматически, но
под наблюдением опытного врача, а не какого-нибудь громилы. Персонал
исключительно вежлив и обходителен, сразу видно, что платят им неплохо.
Все вокруг блестит чистотой, мебель новая. В ожидании очереди можно
смотреть телевизор или читать свежие газеты. Да и какая очередь! Гораздо
меньше и быстрее, чем в трактире. А деньги выдаются немедленно, прямо из
автомата. Да, во всем чувствуется высокая культура, гуманность, забота о
доноре. И подумать только, что каких-нибудь три дня назад этот дом был
логовом такого человека, как господин Лаомедонт!
обсудить эту новую досадную проблему с Ахиллесом. Я нашел его, как всегда,
за кассой, рассматривающим свой "Космос". Рассказ о моих приключениях
произвел на него огромное впечатление, и я почувствовал, что он смотрит
теперь на меня совсем другими глазами. Но когда речь зашла о Хароне, он
только пожал плечами и сказал, что образ моих действий и опасности,
которым я подвергался, полностью реабилитируют не только меня, но,
возможно, и самого Харона. Кроме того, он вообще сомневался, что Харон
способен принимать участие в чем-либо предосудительном. Харон, заявил он,
скорее всего находится сейчас в Марафинах и принимает деятельное участие в
восстановлении порядка, стремясь при этом сделать что-нибудь полезное для
родного города, как это и приличествует всякому культурному гражданину, а
местные завистники, все эти Пандареи и Калаиды, способные лишь на
безответственную болтовню, просто клевещут на него.
и только подивился про себя, насколько мы, жители небольшого, в сущности,
городка, плохо знаем друг друга. Я понял, что напрасно заговорил с
Ахиллесом на эту тему и, сделав вид, будто его рассуждения меня вполне
успокоили, перевел разговор на марки. И вот тут-то и случилось это
удивительное происшествие.
основною моей целью было все-таки отвлечь Ахиллеса от разговора о Хароне.
Но получилось так, что речь пошла об этой сакраментальной перевернутой
литографической надпечатке. В свое время я изложил Ахиллесу совершенно
неопровержимые доводы в пользу того, что это фальшивка, и вопрос,
казалось, был исчерпан. Однако накануне Ахиллес прочел какую-то книжонку и
возомнил себя способным выдвигать свои собственные суждения. В наших
отношениях это нечто небывалое. Естественно, я вышел из себя, рассердился
и прямо сказал, что Ахиллес ничего не понимает в филателии, что еще год
назад он не видел разницы между климмташем и кляссером и не случайно
коллекция его битком набита бракованными экземплярами. Ахиллес тоже
вспылил, и у нас началась самозабвенная перебранка, на которую я способен
только с Ахиллесом и только по поводу марок.
будто входил в аптеку, протягивал Ахиллесу через мое плечо какую-то
бумагу, и Ахиллес на секунду замолчал, чем я немедленно воспользовался,
чтобы вклиниться в его некомпетентные рассуждения. Затем мне запомнилось
досадное ощущение помехи, что-то постороннее все время назойливо вступало
в сознание, мешая мне мыслить последовательно и логично. Однако потом это
прошло, и следующим этапом этого любопытнейшего с психологической точки
зрения происшествия был тот момент, когда спор наш закончился и мы
замолчали, усталые и несколько обиженные друг на друга.
потребность оглядеть помещение и испытал смутное удивление, не обнаружив
никаких особенных перемен. Между тем я отчетливо сознавал, что какое-то
изменение за время нашего спора должно было произойти. Тут же я заметил,
что Ахиллес тоже находится в состоянии некоторой душевной
неудовлетворенности. Он тоже озирался, а потом прошелся вдоль прилавка,
заглядывая под него. Наконец он спросил: "Скажи, пожалуйста, Феб, сюда
никто не приходил?" Определенно его мучило то же самое, что меня. Его
вопрос поставил все точки над "и", я понял, к чему относилось мое
недоумение.
воспоминанием. Словно наяву я увидел перед своим лицом синие пальцы,
сжимающие листок бумаги. "Нет, не рука! - горячо сказал Ахиллес. -
Щупальце! Как у осьминога!" - "Но я отчетливо помню пальцы..." -
"Щупальце, как у спрута!" - повторил Ахиллес, лихорадочно озираясь. Потом
он схватил с прилавка книгу рецептов и торопливо перелистал ее. Все во мне
зашлось от томительного предчувствия. Держа в руке листок бумаги, он
медленно поднял на меня широко раскрытые глаза, и я уже знал, что он
Контровский Владимир
Акунин Борис
Эриксон Стивен
Вронский Константин
Беляев Александр
Сертаков Виталий