посмотреть, что из всего этого выйдет. Так я их понял и пропустил мимо
ушей, как одна из них, старейшая наша нянька Эльвира, объяснила с
недостойной прямотой: "Надо ж было поделиться радостью с подругами..." Вот
они и рассказали мне, что и как.
не стала дожидаться с хамами, когда освободится халат, а вперлась прямо в
котиковой шубе и расшитых валеночках-унтах. Она одарила своего страдальца
гостинцами, все чин чинарем: "А там икра, а там вино, и сыр, и
печки-лавочки..." Икра, точно, была, печки-лавочки были представлены
балычком и буженинкой, а вместо вина одарен был страдалец бутылкой
невиданного в наших широтах коньяка. И была при этом она, супруга, пьяна.
("Навеселе", - сказала деликатная санитарка Симочка; "Под бухарем", -
подтвердила грубая санитарка Галина из хирургии; "По самые брови налитая",
- возразила тетя Эльвира.) Впрочем, пробыла жена недолго. Тяпнули,
наверное, по рюмашке за Новый год, и она отчалила, оставив повелителя
своего сосать в одиночестве.
треском распахнулась, и Барашкин возник на пороге - в роскошном халате
нараспашку, в пестрой фуфайке ручной вязки и в теплых антирадикулитных
подштанниках, вся аптека наружу. Больные и посетители, расположившиеся на
лавочках под сенью худосочных больничных пальм, замерли от неожиданности.
Барашкин же, грозно оглядев их, заговорил. А глотка у него, надо признать,
была потрясающая. Когда он принимался орать, дрожали стекла, дребезжала
посуда и бедные мои старушки пациентки в ужасе прятались с головой под
одеяло. И все выступления его были, как правило, обличительными и
угрожающими. Таким было и его последнее выступление.
обычными же непредсказуемыми перескоками с темы на тему. Он не позволит
таким и сяким коновалам делать над ним свои поганые опыты и писать с него
свои ученые статьи. Он очень даже хорошо понимает, что больницу заполнили
за взятки разные тунеядцы, которые отлеживаются здесь за государственный
счет, чтобы уклониться, да еще шляются в сортир мимо его двери. Он выведет
на чистую воду тех, кто обворовывает в больнице народ и кормит народ
помоями...
Санитарка попыталась водворить его обратно в бокс - он объявил, что сейчас
не те времена, чтобы затыкать рот. Прибежал растерянный дежурный врач - он
повелел врачу в недельный срок убраться в Израиль. Тетя Эльвира, нежно
обняв его за необъятную талию, стала уговаривать его пойти и прилечь - он
уперся и стал громогласно и косноязычно объяснять, кто такая тетя Эльвира
и кто были ее ближайшие родственники...
сексуальных связей давно усопших родителей старой няньки Эльвиры, как
вдруг замолк. Прямо на полуслове. Словно радио выключили. Симочка, в ужасе
прятавшаяся за спиной дежурного врача, видела все своими глазами. Барашкин
смолк, морда у него посинела, он икнул, всхлипнул и повалился на бок. Его
даже подхватить не успели. Упал, перебрал ногами и застыл, закатив глаза.
Все.
Интубацию. Ничего не получилось. Труп - он и есть труп. Все равно, что
укол в протез. Сдох Барашкин. И скатертью дорога. Правильно сказал
Волошин, от души. Вышел, глянул и сказал - громко так, чтобы всем слышно
было: "Собаке собачья смерть"...
вышел?
Люсенька, жена его лежит...
мужем. Навещал жену чуть ли не каждый день и всегда с гостинцами. Пошил
себе больничный халат, сам, видно, стирал и даже крахмалил. Часто приходил
с дочкой. Тощенькая такая, конопатенькая, но ухоженная, волосики всегда
расчесанные, с бантами, и платьица аккуратные. И вчера тоже с дочкой
пришел. Она у них, бедная, не слышит и не говорит, но все соображает, а
отца так понимает с одного взгляда. Пришли они вчера, рассказывала тетя
Эльвира, и устроил он в боксе целый пир. Я им кипятку, конечно. Тасенька
чай разливала и разносила. А уж бублики были - объеденье, теплые еще,
видно, сам стряпал...
Когда Барашкин загнулся, Волошин был в коридоре?
говорю, он после вышел...
я побежала помочь Григорию Рувимовичу, а Волошин этот как раз из бокса
выходил и дверью меня в задницу толкнул...
уставились на меня. Но я только спросил:
а ближе к вечеру нагрянула компания дармоедов то ли из милиции, то ли из
безопасности, большею частию по случаю праздника на взводе, и с ними
жена... вдова усопшего. Та вообще лыка не вязала и только непрерывно
требовала, чтобы тело мужа хоть на кусочки изрезать, а доискаться, кто
совершил террористический акт. Вцепились в дежурного врача: не ударил ли
он или не толкнул ли товарища Барашкина, когда тот в пылу полемики
позволил себе нерекомендованные высказывания. Потом допрашивали персонал.
Один добрался даже до котельной, где и был нынче утром обнаружен спящим в
обнимку с пьяным нашим кочегаром...
мне. Нельзя больше прятать голову в сугроб, убаюкивать себя всякой
пошлятиной насчет совпадений. Совпадение раз, совпадение два, но помилуй
Боже, где же воля Твоя? В свое время узнаем, конечно. Как пел много лет
назад одноногий дядя Костя, кавалер одинокой медали: "На закуску узнаем,
не пройдет еще час, есть ли небо над раем, иль морочили нас"...
Симочки. Я вгляделся. Посиневшая, с оскаленными золотыми фиксами, с
закаченными бельмами морда Барашкина была там, поторчала, скривилась
безобразно и исчезла. Я вытер со лба испарину. Крещендо, вспомнилось мне.
Вот как это называется. Крещендо. Сначала райком. Затем собачья бойня.
Затем падение Нужника. Теперь вот Барашкин. Не просто Барашкин, а ученный
Барашкин.
Главному. Из мутных пучин непроглядной тайны на знакомую теплую отмель
обыденщины. Глубина не выше щиколотки. Отчетливо виден каждый трилобитик,
копошащийся в донном песочке. Главный - не Ким Волошин, он прозрачен как
стекло: профан, подхалим и трус. Заветная мечта - лекторская должность в
облздраве. И, следовательно, никаких ЧП. У него в больнице не было, нет и
не будет никаких ЧП. Пока он Главный, нет никаких ЧП, а есть нерадивые,
авантюристы, возомнившие о себе зазнайки, о которых он своевременно и
заранее сигнализирует куда надо. Тем более такое лицо, как покойный
Барашкин. Пятно на репутации больницы. Следствие будет тщательным и
пристрастным. Прокуратура по головке не погладит. Слава Главному! Я
наливался злостью. Веселой злостью, я бы сказал. Мертвецы перестали
мерещиться по углам. Еще немного. Вот оно, коронное: "И имейте в виду,
Алексей Андреевич, никто для вас каштанов таскать не будет. Когда вызовут
на ковер, пойдете вы, а не я. Мне на это время заболеть ничего не стоит".
недоумении, - не сошел ли я с ума и не должно ли меня вязать и отправить
куда надо с соответствующей сопроводиловкой.
столе" (так он прозвал это зловещее сооружение из искусственного мрамора)
и курил. Едва глянув на меня, он пробубнил скучным голосом:
поставили?
врач. Острая коронарная. Какой еще может быть диагноз? Вдруг ни с того ни
с сего остановилось сердце. Бывает?
рассмеялся.
настояла на немедленном вскрытии, и чтобы у нее на глазах. Чтобы убийцы в
белых халатах чего не утаили. Попытался отговорить ее, выпереть, - куда
там! Вступились эти... как их... следователи, что ли? С красными
книжечками. Ну, мне с ними не тягаться. Ладно, говорю, сами напросились,
на себя пеняйте... - Он снова рассмеялся - нехорошо так, непохоже на него,
словно бы злорадно. - Едва я начал, как повело их. Все мне здесь заблевали
и унеслись. И вдову уволокли... Слабые люди, как сказал бы товарищ Коба.
потом он проскрипел:
по Фрейду, на Пугачевку указывает...