нее, дверь с треском распахнулась, и мы попали в кухню, где, к нашему
изумлению, мы обнаружили два подноса с приборами и всякими явствами.
Радостные, мы потащили подносы к дамам. Дальше разговор шел о погоде, еде,
каминах и прелестях дачной жизни. Политики почти не касались. Бледная
девушка быстро объелась и попросила Поля увести ее спать. Надо сказать, что
я тоже уже достаточно насладился ужином и хотел поскорее уединиться с моей
герцогиней. Подруга Поля меня совершенно не возбуждала. Мы пожелали друг
другу доброй ночи, хотя на улице уже серело, и отправились наверх через
вторую заколоченную вначале дверь.
другую комнату, и тепло сюда практически не поступало. Я постарался завесить
одеялами окна, покрытые ледяным панцирем, и спальня стала походить скорее на
плацкартный вагон. Моя принцесса, видя все эти приготовления, совсем даже не
проникалась энтузиазмом и, чувствовалось, что у нее нет абсолютно никакого
желания раздеваться. Я разложил кровать, сделал подушки и накидал сверху
несколько одеял и шуб. Мы залезли в эту пещеру в чем были, я - во фраке, моя
дама - в длинном праздничном платье.
спуститься вниз и погреться у огня. Поль безмятежно спал неподалеку от
камина, укрывшись какой-то скатертью. Его жена уже исчезла. Мы глотнули вина
и решили уехать в Москву. Я мечтал теперь только о горячей ванне.
Глава 7
Книга разврата из рукописей, найденных на месте крушения корабля "Адмирал Нахимов". Товарищ Жданов.
и офицер в белом кителе.
высокого роста, с татуировкой на плече.
произнес:
парня.
Оксана.
меня смотрел человек лет тридцати с рыжей бородой, бледный и испуганный.
Неужели и татуировку найдут?
соседним столиком!
вниз, в трюм. По стенам стекали желтые струйки воды, грохот машины стал еще
ближе, волны с плеском бились в тонкий борт. Было уже около семи вечера,
когда меня посадили в узкую сырую камеру, заперли дверь и ушли выяснять мою
личность.
чужой паспорт? Ведь до этого я был совсем голый, может, я случайно впопыхах
натянул чужие джинсы? Видимо, хозяину было выгодно оставить их у девиц. А
может, девицы специально подсунули мне чужую одежду? Непонятно, непонятно.
как пионервожатые, правда, в карты позвали сами играть, выдумали какой-то
интерес. Кому-то из них я что-то должен, но кому и что? Надо было
обязательно записать. Давно, еще в школе, мне нравилось заполнять дневник.
Сразу все видно вперед на целую неделю - когда, что, сколько. А тут еще
трудно запомнить, как кого зовут. Сейчас уже не помню, кто Полина, а кто
Лена. Или Лена была из пятого отряда, быстрее всех пробежала 30 метров? Нет,
не Лена, а Таня из дома напротив, со второго этажа. Нет, ведь здесь нет ее
родителей, а без родителей она никуда не выходит.
конечно, было темно, но все-таки - какое совпадение! Кажется, великий
гипнотизер Вольф Мессинг как-то в поезде показал контролеру бумажку и
сказал, что это билет. Все это не так просто, как кажется, может, я тоже
гипнотизер? Ловко тогда я внушил боцману, что я - Жданов, он мне поверил и
...посадил в эту вонючую каюту. Гениально! Другим способом мне никогда не
удалось бы привлечь внимание такого количества народу, таких девушек и
достигнуть полного дна "Адмирала Нахимова".
Китай-городский. Или Рязанский ...Проспект. Все-то мы учились с ними в одном
классе.
Помните, вы тогда еще ударили одну особу, италианочку, по задней сладкой
части, она прямо сама просилась - ну еще разик, наддай, ну, покрепче
приложись, вот так, вот молодец, а теперь по левой, а теперь по правой, по
левой, по правой. Колышется.
колебания?
соседства с машиной. Здесь было еще жарче, чем на верхней палубе под
солнцем, где теперь, наверное, разлеглись мои девицы. Оксана легла на живот
и расстегнула лифчик. Как всегда хочется, чтобы девушка приподнялась, а
лифчик остался бы лежать, будто все еще прижатый сладкой массой. В
Прибалтике, говорят, есть нудистские пляжи, а у буржуев вообще на пляже все
ходят без лифчика. Представляю, как из воды выходит такая француженка, по
блестящему телу стекают струйки воды, а потом последние капли остаются
висеть под грудью, и так хочется провести по ним рукой, чтобы осталась
гладкая поверхность. Я перевернулся на другой бок.
вокруг - полуголые? Во-первых, сразу подымится зебб, и плавки будут сильно
мешать. Во-вторых, идти в таком положении, например, за мороженным, очень
неудобно. Они все это заметят, уставятся и будут смотреть, и обязательно
споткнешься. Да и как им самим, неужели приятно, чтобы каждый дурак смотрел
им не в глаза, а на грудь? Как в том анекдоте про Людмилу Зыкину. Кому-то,
конечно, было бы приятно, если бы не пускать на пляж пенсионерок.
читали сегодня номер "Вечерней Одессы"? Нет? Там очень хорошая статья о
нашем Бульбе Любарском с третьего этажа из этой ужасной квартиры и всей его
жизни в нашем дворе и как потом он поехал в Израиль там ему не понравилось
так он таки поехал в эту Америку на этот Бич сапожником потом банкиром там
мучился и уже хотел вернуться и он все-таки вернулся старый идиот где его
ждали давно и надолго и теперь он не хочет платить за свои коммунальный свет
потому что его сосед не спускает в туалете и не выключает воду которой нет
уже четыре года на нашей большой кухне а вы знаете что такое в нашей Одессе
вода? Нет???
помидор и поглядывая, прищурясь, на ближайшую незнакомку.
и сидеть они не могут, потому что не могут потом встать, поэтому они стоят,
загорая с маленьким листиком на носу, а иногда все-таки заходят в воду, и
это надо видеть - этот спуск ледокола, рассекающего любую волну.
разговаривать - уже совсем тяжело. Язык заплетается, руки трясутся, глаза
бегают, спина потеет. Как, например, ей скажешь:
туда народ так и рвется, особенно ученые - математики, физики, программисты.
Намылил ты, предположим, себе голову, а тут к тебе подходит такая немочка и
просит - потрите мне спинку, пожалуйста, - нагибается, и становится на
четвереньки. А мыло в глаза-то лезет. Ну я, конечно, не будь дураком, натер
бы ей крепко, а потом бы еще и веничком отхлестал. Немочке, понятное дело,
наши сибирские морозы и не снились, а у нас без сильной такой бани никак
нельзя, даже в жару, а про зиму и говорить нечего. Смотрю, она аж вся
закачалась, бедненькая, голова, груди болтаются, ноги уже не держат, руки
подгибаются, но все просит, однако:
потом на бок - и сбоку наяриваю, а потом снизу - и вверх, и вверх, как под
Сталинградом.