ответил ему едва заметным наклонением головы, после чего Браницкий
медленно поднялся с дивана, словно собираясь уходить, но почему-то медлил
и поглядывал на Паклевского, как будто чего-то ожидал от него. Но тот,
боясь только одного, как бы не преступить воли матери, упорно молчал.
опекуном, - прибавил гетман, видя молчаливое упорство бедного юноши.
сопровождаемый доктором Клементом, вышел из дома и пошел по тропинке,
которая вела к самому дворцу.
Теодору, он нашел юношу еще под впечатлением этого свидания, которое,
по-видимому, больше растревожило, чем обрадовало его.
вам, сударь, больше пользы, чем все старания. Гетман говорил мне, что вы
понравились ему, как своими манерами, так и своей скромностью...
несчастном случае не говорите моей матери... Она бы могла заболеть от
огорчения, если бы узнала...
вполголоса.
фрака, с несколько кислым видом.
откуда-то из глубины дома бутылку старого венгерского, осторожно завернул
ее в бумагу, отдал юноше, напомнил еще раз, что ее надо положить за пазуху
и везти, как можно осторожнее.
Белостока с чувством какой-то совершенной им вины; хотя не было никакой
возможности предупредить то, что случилось.
которого было много доброты и предупредительности, произвел на него
совершенно иное впечатление, чем то, к какому он был подготовлен
рассказами матери. Он не чувствовал в нем неискренности и искусственности;
а его добрые слова об отце и высокое великодушие, прощавшее прошлые обиды,
тронули его до глубины сердца. И ему было жаль терять то, что могло бы
дать ему расположение Браницкого.
Теодор домой, заранее придумывая объяснения своего опоздания перед
матерью; но вдруг на дороге, ведущей в Хорощу, он увидел огромный тарантас
в шесть коней, с которым, по-видимому, что-то случилось, потому что он
лежал на боку на земле, а около него суетились люди; тут же стояли две
дамы в кринолинах и светлых платьях с локонами на голове, склонившись над
третьей дамой, которая лежала на траве, как будто в обморочном состоянии.
тарантаса. Сначала он подумал было свернуть с дороги и объехать полем, но
потом ему показалось неловким избегать встречи с людьми, которые могли
нуждаться в его помощи. А, может быть, и юношеское любопытство заставило
его подъехать поближе к этим кринолинам в локонах.
присматриваясь к этим путешественницам, вынужденным ждать на проезжей
дороге чьей-нибудь помощи.
заботившимся о пышности выезда.
форейтор стояли подле коней, еще один слуга доставал что-то из глубины
перевернутого тарантаса. До слуха Теодора долетали пискливые женские
голоса. Несколько раскрытых коробов лежали на земле.
заслоняли две другие, суетившиеся подле нее.
взгляда своей необыкновенной красотой. Это был нежный цветок, а
причудливый наряд сидел на ней так, как будто бы она в нем и родилась. Ее
маленькая, изящная фигурка, с головкой, украшенной светлыми локонами,
уложенными в изысканную прическу, в кружевах, в шелковом, переливавшемся
всеми цветами платье, затканном веселыми букетами, в туфельках на высоких
каблуках, которые еще более уменьшали ее и без того крошечную ножку, имела
в себе что-то такое неотразимо привлекательное, что невозможно было
оторвать от нее взгляда. Несмотря на катастрофу в открытом поле на
проезжей дороге, несмотря на обморок спутницы, это жизнерадостное юное
создание бегало, прыгало, хлопало в ладоши, кружилось, как птичка, и,
казалось веселилось от души и забавлялось создавшимся положением.
ангелов, которыми украшали в то время потолки; на этом милом личике сияли
васильковые глаза, а когда розовые губки раскрывались улыбкой, то на
щечках выделялись две ямочки, как будто предназначенные для поцелуев. И
вся она была такая беленькая и нежная, как будто и воздух, и солнце не
касались ее лица.
дама, лет тридцати с небольшим, очень красивая и очень нарядная, с мушками
на продолговатом лице, с черными глазами, волосами и бровями, в платье с
воланами, подхватами, кокардами, шнурками, очень сильно декольтированная,
что было ей к лицу и, склоняясь над лежавшей на земле, старалась успокоить
ее и привести в чувство.
тарантаса, прическа ее была растрепана, лицо бледно, и глаза закрыты.
Первое впечатление испуга при падении уже прошло, и она начинала
успокаиваться, но время от времени ее сжатый рот издавал пискливый крик, и
тогда желтые, худые и некрасивые руки ее конвульсивно подергивались. При
каждом таком припадке старшая из женщин, стоявшая над нею, старалась
уговорить и успокоить ее.
С тобой может сделаться истерика.
лежавшая дама.
вступила в разговор хорошенькая паненка.
переставала издавать спазматические крики.
подъезжавшего Теодора. Он был еще настолько далеко, что не мог их слышать.
Дама-брюнетка первая смерила взглядом знатока приближавшегося юношу, и так
как паклевский был, действительно, на редкость красив собою, то она не
могла удержаться от негромкого восклицания:
устремленные на него с детской смелостью голубые глазки, но что всего
удивительнее, - лежавшая в обмороке старостина подняла голову и принялась
торопливо оправлять рассыпавшиеся волосы, совершенно забыв о спазмах.
Зажмуренные глаза ее раскрылись и вместе с другими обратились на Антиноя,
который, заметив устремленные на него любопытные взгляды, страшно смутился
и уж хотел подхлестнуть коня, чтобы свернуть и проехать мимо дам, которым
он был, по-видимому, не нужен, когда старшая пани, брюнетка, повелительны
знаком приказала ему остановиться. Не было никакой возможности противиться
воле женщины, очутившейся в подобном положении. Теодор задержал коня и,
соскочив с седла, с поклоном приблизился к дамам.
живут недалеко отсюда.
любопытства, без церемонии приглядывались к нему.
взгляда.
каретника, людей и помощь. Полчаса тому назад наш слуга поехал в этот... в
эту... Ну, как это называется? - спросила она, указывая рукою на
видневшуюся вдали Хорощу.
местечком?
был так заразителен, что даже Теодор, не имевший не малейшей охоты
смеяться, взглянув на смеющуюся куколку, не удержался от улыбки.
людей!
старостина, сидевшая на земле.
мог принадлежать к этому двору; он покраснел и смело отвечал:
Лукьяненко Сергей
Круз Андрей
Панов Вадим
Орловский Гай Юлий
Конан-Дойль Артур
Посняков Андрей