изысканиями на реке Днепр. Дали новенький кран, в армии имел дело с такой
техникой. Жизнь обратно же, как и в армии, походная, полупалаточная. В
колхоз, домой, не поехал. Сестра посоветовала не ехать. Сама она с мужем
устроилась под Киевом. Долгов помогал сестре во всем: строил дом, когда
выдавалось время, веранду, хозблок. Нередко кое-что подбрасывал из
строительных материалов. Но заработок там, конечно, не как здешний.
Надоумили его те, кто привез с севера машины, поехать подальше, где еще
нет цивилизации. Там - нуль, деньги еще не съели, можно и заработать.
Первое время не получалось, а потом в месяц пошло по тысяче и больше.
задается вопрос о Павлюке и Гузие, которые, оказывается, работали с
Долговым в одной автоколонне. С ними какие связи? - Долгов уже давно
понял, что ни Павлюка, ни Гузия ему привезти сюда не могут - какая-то у
них с этим заминка. - А никаких! У Долгова дружок Суров. С ним они все
делили поровну, а те жили себе, и нам дела до них никакого. Почему они
были тут? Не знаю. Был, конечно, случай, что можно и подозревать. Суров
однажды приходит, выпивши, говорит: "Тут бабеха - о'кей! Жена механика". А
Долгов и сам уже видел Зайцеву, и муж ее - не то, хиляк. Пошли! А бабеха
оказалась преданной, понеслась с коромыслом на них, когда они переборщили
насчет ухаживания. Васе чуть не в затылок. Ну Сурову то есть...
хотя бы сестра, мать. А у него - никого. Хотел в Киеве прописаться, потому
искал женщину с квартирой. Но не везло. Если попадалась, - прописана в
общежитии, а Суров и сам там прописан. Когда еще квартиру дадут! Знакомили
в Совках с девушками, это пригород вроде, но уже в явной черте города. Там
собственные дома. Тоже не вышло. Настороженно глядят! Хотя и там Суров
зарабатывал - будь-будь! У него дизель-трактор, возил на нем панели с
железобетонного завода. Халтура была. Фундамент под дачу - нате
пожалуйста! Мог погрузить и двадцать пять блоков, 25 тонн! Приехал сюда,
тоже по совету. Купить машину, войти в приймаки. "Рассказываю откровенно.
За это не судят. А что нам приписывают - ерунда!"
общаге, а потом перешли в балок. Купили мы его. Сбросились и купили.
Тысячу рублей, между прочим, отдали. Башли и тут немалые. А балок -
старый, с дырами, сырой и холодный. Дерут - как с овечек и тут, на севере
крайнем. Спекуляция! По двести пятьдесят каждый. Я, Валерка Суров, Павлюк
и Гузий.
знакомился. Я уже рассказывал... Когда пошли в другой раз к Зайцевой, она
по-хорошему сказала: "Мальчики, тут вам ничего не обломится, гуляйте!"
Вышли на улицу, Гузий процедил сквозь зубы: "Не таких, барышня, ломали..."
А когда к нам заявился с ружьем Зайцев, мы с Валериком струхнули, а Павлюк
выручил нас, не испугался, усмехнулся и заявил: "Смешно, парень! У каждого
из нас есть тут любовь. Мы чужое не берем... Шагай и не пугай ружьем.
Заскакивали к твоей по пьянке"... Мы и вправду ходили иногда к девчатам в
летний лагерь, где отдыхают пионеры и школьники. Вожатые у них разные,
есть из рабочих, девки есть... Можно было найти женщину одинокую и никому
тут не нужную... Только однажды вдруг приезжают к нам из милиции или из
прокуратуры, говорят про убийство какой-то учительницы. До этого Гузий
исчезал куда-то, завгар наш иногда запивал, ничего не видел... Но мы
промолчали, сказали, что он работал и все такое, и что Гузий не отлучался.
Все было в ажуре, ходки и тому подобное...
тогда приехал в шестом часу вечера, мотор у меня забарахлил. Остановился,
зашел в балок, а Гузий - там. Не скажу, что напуган, но что-то такое было.
Я получил как раз получку, с собой возить - сами понимаете... Заработал
тогда более куска... Ну более тысячи... А дали пятерками. Боле тысячи, -
пачка приличная. Я спрятал деньги накануне в матрац. Когда Гузий вышел,
думаю - шмонал! Кинулся к постели - все цело. Я взял деньги, думаю: от
греха подалее, на почту отнесу и положу на книжку, как всегда делал.
Пошел. А тут - кровь. У порога... Огнем обожгло, в тот раз, когда из
милиции приезжали, - перетрусил, стали трясти же... Гузия спрашиваю: "Ты
что? На охоте был?" Он ощерился и отвечает: "Да, охотился... - Вдруг
подошел ко мне вплотную и грозит пальцем: - Но ты... ничего не видел,
понял? Убью! Я бы тебя и тогда убил, если бы ты пикнул насчет моего
отсутствия..." Я, понятно, озверел. Я не люблю, когда мне грозят. Схватил
гаечный ключ... Да я уже рассказывал... Стали мы драться, он бил сильнее.
Хорошо Валерка появился...
пропало двести рублей. Когда мы покупали балок на четверых, еще тогда
выпили, и Гузий сказал, что он не намерен платить за это барахло, хоть и
удобней жить. Он у меня стащил потихоньку... я пьяный был... сто пятьдесят
рублей... Конечно, было после выпивки, я не помню... Может, он и не брал?
А Вася помнит, у него память после выпивки лучше... Я и подумал, что
дерутся за деньги, стал разнимать... Но вижу, они не разнимаются,
серьезно. А потом, на второй день, я понял, за что они дрались. Тут все
село уже всполошилось: убийство жены механика. Ее, оказывается, все
уважали, она была очень талантливой библиотекаршей, книги люди стали
читать, библиотекарша устраивала хорошо культурную жизнь... После убийства
все будто озверели, гам, тарарам... Эта ее смерть, Зайцевой я имею в виду,
смерть насильственная подействовала на всех отрицательно, даже сильно. Не
знали, что делать. А механик, тот вообще обезумел. Хорошо, что тогда
участковый видел, как он приходил к нам из ревности, грозил ружьем... А
вскоре Гузий и Павлюк уехали, а нам, которые остались тут, через некоторое
время все приписали...
кричал, что он насильник.
подробностями.
еще потом говорили по вечерам. И все намекали друг другу, я Васе, Вася -
мне... Пойти и рассказать! А если наговоришь на человека? Мало ли что он
кинулся драться! Может, совсем по-другому он понял меня... Да пили же
потом... Голова ходит ходором...
спрашиваю, Долгов?
обернулось для меня? Я сижу перед вами...
Думал:
раз повторять одно и то же, а хлюпик Дмитриевский юлит, вертит, крутит...
То есть юлил, вертел, крутил... И довертелся, докрутился... Их не собьешь
ни разными свидетельскими показаниями, ни ложью, ни угрозами, ни лестью.
"В этом мы не виноваты! Хоть расстреляйте! Ходили к ней - да. Было. Но
больше... Извините-подвиньте!" А там... Ведь при внимательном чтении
показаний Дмитриевского на предварительном следствии легко можно было
убедиться: все указанные детали и подробности первоначально ему не были
известны. Признав себя виновным, он вынужден был ссылаться на то, что
деталей убийства не помнит. Естественно! Он их просто не знал! И только
постепенно его показания "обогащались" сведениями, полученными им, как он
объяснил поначалу в суде, от следователя. Они-то настойчиво и приводили
показания Дмитриевского в соответствие с хорошо ими изученными фактами.
Следователи ему их навязывали.
камина, опять пил чай, и неприятные слова так и просились наружу. Но
сдерживался. Стоило только раз отступить от закона, только раз, хотя бы в
одном документе, пойти на самообман (он был добр - не сказал даже сам
себе: "Пойти на обман"), и уже в цепочку вошел обман, и повлек за собой
новый и новый обман. Ему, Меломедову, приходилось невольно обманывать себя
(надеждой, что он все-таки прав), обманывать других, обманывать
Дмитриевского, Романова, их дядю, всех, всех... Погрязнув во лжи, которую
он не видел, а чувствовал, он боялся задуматься над тем, что же он делает?
Не может же быть такого, что он верил в то, что создал в воображении! Идут
же от неопровержимых фактов! Их же в его распоряжении не было!
тело. Он и тогда, после суда, выглядел молодо, победно. Сегодня не
скажешь, что он выглядит победно. Басманов тогда любовался, кажется, им.
Все вышло удивительно быстро, Дмитриевский "раскололся", всем ясно, что
убийца и не мог не расколоться. Тогда Басманов, правда, пожалел этого
старого человека - адвоката Гордия. Он подхватил его под руку, одевая на
голову шляпу, потому что шел крупный, какими-то хлопьями снег. Гордий обо
всем на свете позабыл, шел с непокрытой головой...
льдах, в непогоде, остаются с молодыми, ловкими телами, а у стариков
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Доставалов Александр
Круз Андрей
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия