несколько дней город действительно попритих, но так как хлеба все не бы-
ло ("нет этой нужды горше!" - говорит летописец), то волею-неволею опять
пришлось глуповцам собраться около колокольни. Смотрел бригадир с своего
крылечка на это глуповское "бунтовское неистовство" и думал: "Вот бы те-
перь горошком - раз-раз-раз - и се не бе!" Но глуповцам приходилось не
до бунтовства. Собрались они, начала тихим манером сговариваться, как бы
им "о себе промыслить", но никаких новых выдумок измыслить не могли,
кроме того что опять выбрали ходока.
ли несчастный его предшественник. Он понял так, что теперь самое верное
средство - это начать во все места просьбы писать.
нам наперед поклониться сходить?
жа", но всем как будто полегчало при мысли, что есть где-то какой-то че-
ловек, который готов за всех "стараться". Что без "старания" не обой-
дешься - это одинаково сознавалось всеми; но всякому казалось не в при-
мер удобнее, чтоб за него "старался" кто-нибудь другой. Поэтому толпа уж
совсем было двинулась вперед, чтоб исполнить совет Пахомыча, как возник
вопрос, куда идти: направо или налево? Этим моментом нерешительности
воспользовались люди охранительной партии.
века бригадир не взбондировал! Лучше спросим наперед, каков таков чело-
век?
прожженный! - успокоил Пахомыч.
приказный Боголепов, выгнанный из службы "за трясение правой руки", ка-
ковому трясению состояла причина в напитках. Жил он где-то на "болоте",
в полуразвалившейся избенке некоторой мещанской девки, которая, за свое
легкомыслие, пользовалась прозвищем "козы" и "опчественной кружки". За-
нятий настоящих он не имел, а составлял с утра до вечера ябеды, которые
писал, придерживая правую руку левою. Никаких других сведений об "чело-
вечке" не имелось, да, по-видимому, и не ощущалось в них надобности, по-
тому что большинство уже зараньше было расположено к безусловному дове-
рию.
Когда толпа окончательно двинулась, по указанию Пахомыча. то несколько
человек отделились и отправились прямо на бригадирский двор. Произошел
раскол. Явились так называемые "отпадшие", то есть такие прозорливцы,
которых задача состояла в том, чтобы оградить свои спины от потрясений,
ожидающихся в будущем. "Отпадшие" пришли на бригадирский двор, но ска-
зать ничего не сказали, а только потоптались на месте, чтобы засвиде-
тельствовать.
шло своим чередом.
хмель из головы вышибить. Но это было раздумье мгновенное. Вслед за тем
он торопливо вынул из чернильницы перо, обсосал его, сплюнул, вцепился
левой рукою в правую и начал строчить:
сироты, до единого. Начальство же кругом себя видим неискусное, ко взыс-
канию податей строгое, к подаванию же помощи мало поспешное. И еще дово-
дим: которая у того бригадира, Фердыщенка, ямская жена Аленка, то от нее
беспременно всем нашим бедам источник приключился, а более того причины
не видим. А когда жила Аленка у мужа своего, Митьки-ямщика, то было в
нашем городе смирно и жили мы всем изобильно. Хотя же и дальше терпеть
согласны, однако опасаемся: ежели все помрем, то как бы бригадир со сво-
ей Аленкой нас не оклеветал и перед начальством в сумненье не ввел.
ло от сердца. Запаковали бумагу в конверт, запечатали и сдали на почту.
просьбу в неведомую даль, - теперь, атаманы-молодцы, терпеть нам не дол-
го!
вых бунтов не предпринимали, а сидели на завалинках и ждали. Когда же
приезжие спрашивали: как дела? - то отвечали:
все жили и все что-то жевали. Надежды росли и с каждым новым днем приоб-
ретали все больше и больше вероятия. Даже "отпадшие" начали убеждаться в
неуместности своих опасений и крепко приставали, чтоб их записывали в
зачинщики. Очень может быть, что так бы и кончилось это дело измором,
если б бригадир своим административным неискусством сам не взволновал
общественного мнения. Обманутый наружным спокойствием обывателей, он
очутился в самом щекотливом положении. С одной стороны, он чувствовал,
что ему делать нечего; с другой стороны, тоже чувствовал - что ничего не
делать нельзя. Поэтому он затеял нечто среднее, что-то такое, что до не-
которой степени напоминало игру в бирюльки. Опустит в гущу крючок, выта-
щит оттуда злоумышленника и засадит. Потом опять опустит, опять вытащит
и опять засадит. И в то же время все пишет, все пишет. Первого, разуме-
ется, засадил Боголепова, который со страху оговорил целую кучу злоумыш-
ленников. Каждый из злоумышленников, в свою очередь, оговорил по куче
других злоумышленников. Бригадир роскошествовал, но глуповцы не только
не устрашались, но, смеясь, говорили промеж себя: "Каку таку новую игру
старый пес затеял?"
того, что помаленьку опутал ею весь город. Нет ничего опаснее, как корни
и нити, когда примутся за них вплотную. С помощью двух инвалидов брига-
дир перепутал и перетаскал на съезжую почти весь город, так что не было
дома, который не считал бы одного или двух злоумышленников.
опасения было достаточно, чтобы подлить масла в потухавший огонь.
ких когтей сто пятьдесят "крестов" очутились на площади ("отпадшие"
вновь благоразумно скрылись) и, дойдя до градоначальнического дома, ос-
тановились.
го не остается, как спрятаться в архив. Так он и поступил. Аленка тоже
бросилась за ним, но случаю угодно было, чтоб дверь архива захлопнулась
в ту самую минуту, как бригадир переступил порог ее. Замок щелкнул, и
Аленка осталась снаружи с простертыми врозь руками. В таком положении
застала ее толпа; застала бледную, трепещущую всем телом, почти безум-
ную.
бевшим от ужаса голосом, - ведомо вам самим, что он меня силком от мужа
увел!
наш город сухость нашла?
бежном исходе своего дела, только повторяла: "Тошно мне! ох, батюшки,
тошно мне!"
на верхний ярус колокольни и бросили оттуда на раскат с вышины более
пятнадцати саженей...
кута. В одно мгновение ока разнесли ее приблудные голодные псы".
вая драма, вдали, по дороге, вдруг поднялось густое облако пыли.
дости.
ка.
ра: прельстила его окаянная стрельчиха Домашка.