тором сидела его невеста, сказал:
улики бесспорны, если обвинение справедливо, придется скосить эту бона-
партистскую сорную траву.
разился Вильфор, была голова.
привыкнет.
глядя на Рене; глаза его говорили: "Я целую вашу руку или по крайней ме-
ре хотел бы поцеловать".
своими детскими выходками. Желала бы я знать, что важнее - судьба госу-
дарства или твои чувствительные фантазии?
обещаю вам, что исполню долг помощника королевского прокурора со всем
усердием, то есть буду беспощаден.
украдкой посылал взгляд невесте, и взгляд этот говорил: "Будьте спокой-
ны, Рене; ради вас я буду снисходителен".
блаженства.
принял торжественный вид, подобающий человеку, на которого возложен выс-
ший долг - решать участь своего ближнего. Однако, несмотря на подвиж-
ность своего лица, которой он часто, как искусный актер, учился перед
зеркалом, на этот раз ему трудно было нахмурить брови и омрачить чело. И
в самом деле, если не считать политического прошлого его отца, которое
могло повредить его карьере, если от него не отмежеваться решительно,
Жерар де Вильфор был в эту минуту так счастлив, как только может быть
счастлив человек: располагая солидным состоянием, он занимал в двадцать
семь лет видное место в судебном мире; он был женихом молодой и красивой
девушки, которую любил не страстно, но разумно, как может любить помощ-
ник королевского прокурора. Мадемуазель де Сен-Меран была не только кра-
сива, но вдобавок принадлежала к семейству, бывшему в большой милости
при дворе. Кроме связей своих родителей, которые, не имея других детей,
могли целиком воспользоваться ими в интересах своего зятя, невеста при-
носила ему пятьдесят тысяч экю приданого, к коему, ввиду надежд (ужасное
слово, выдуманное свахами), могло со временем прибавиться полумиллионное
наследство. Все это вместе взятое составляло итог блаженства до того ос-
лепительный, что Вильфор находил пятна даже на солнце, если перед тем
долго смотрел в свою душу внутренним взором.
тавил его спуститься с высоты седьмого неба на бренную землю, по которой
мы ходим; он придал своему лицу подобающее выражение и подошел к поли-
цейскому.
арестовали этого человека; теперь сообщите мне о нем и о заговоре все
сведения, какие вы успели собрать.
запечатаны в одну связку и лежат на вашем столе. Что же касается самого
обвиняемого, то его зовут, как вы изволили видеть из самого доноса, Эд-
мон Дантес, он служит помощником капитана на трехмачтовом корабле "Фара-
он", который возит хлопок из Александрии и Смирны и принадлежит мар-
сельскому торговому дому "Моррель и Сын".
нему приблизился человек, по-видимому его поджидавший. То был г-н Мор-
рель.
Подумайте, произошла страшная ошибка, арестовали моего помощника капита-
на, Эдмона Дантеса.
обвиняемого, а я его знаю. Представьте себе человека, самого тихого,
честного и, я готов сказать, самого лучшего знатока своего дела во всем
торговом флоте... Господин де Вильфор! Прошу вас за него от всей Души.
а Моррель - к плебейскому; первый был крайний роялист, второго подозре-
вали в тайном бонапартизме. Вильфор свысока посмотрел на Морреля и хо-
лодно ответил:
торговых сношениях и знатоком своего дела и тем не менее быть преступни-
ком в политическом смысле. Вы это знаете, правда, сударь?
Морреля; испытующий взгляд его старался проникнуть в самое сердце этого
человека, который дерзал просить за другого, хотя он не мог не знать,
что сам нуждается в снисхождении.
ношении политических убеждений, притом же тайна, доверенная ему Дантесом
о свидании с маршалом и о словах, которые ему сказал император, смущала
его ум. Однако он оказал с искренним участием:
быть, и добры, как вы всегда бываете, и поскорее верните нам бедного
Дантеса!
революционная нотка.
тес к какой-нибудь секте карбонариев, раз его покровитель так неосторож-
но говорит во множественном числе? Помнится, комиссар сказал, что его
ваяли в кабаке, и притом в многолюдной компании, - это какаянибудь тай-
ная ложа".
те справедливости, если обвиняемый не виновен; если же, напротив, он ви-
новен, мы живем в трудное время, и безнаказанность может послужить па-
губным примером. Поэтому я буду вынужден исполнить свой долг.
примыкающий к зданию суда, а бедный арматор, как окаменелый, остался
стоять на улице.
пылающими ненавистью взглядами, спокойно и неподвижно стоял арестант.
рук полицейского пачку бумаг, исчез за дверью, бросив на ходу:
же успел составить себе мнение о человеке, которого ему предстояло доп-
росить. Он прочел ум на его широком и открытом челе, мужество в его
упорном взоре и нахмуренных бровях и прямодушие в его полных полуоткры-
тых губах, за которыми блестели два ряда зубов, белых, как слоновая
кость.
говорили, что политическая мудрость повелевает не поддаваться первому
порыву, потому что это всегда голос сердца; и он приложил это правило к
первому впечатлению, забыв о разнице между впечатлением и порывом.
це, чтобы оттуда завладеть его умом, принял перед зеркалом торжественный
вид и сел, мрачный и грозный, за свой письменный стол.
учтивостью поклонился своему судье, потом поискал глазами стул, словно
находился в гостиной арматора Морреля.
блюстителям правосудия, которые не хотят, чтобы кто-нибудь читал их мыс-
ли, и потому превращают свои глаза в матовое стекло. Этот взгляд дал по-
чувствовать Дантесу, что он стоит перед судом.
ные ему в передней; за какой-нибудь час дело уже успело вырасти в до-
вольно объемистую тетрадь: так быстро язва шпионства разъедает несчаст-
ное тело, именуемое обвиняемым.
- я помощник капитана на корабле "Фараон", принадлежащем фирме "Моррель
и Сын".
слегка дрогнувшим голосом, настолько мучителен был контраст между ра-
достным празднеством и мрачной церемонией, которая совершалась в эту ми-
нуту, между хмурым лицом Вильфора и лучеразным личиком Мерседес.
Николаев Андрей
Ильин Андрей
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Лукьяненко Сергей
Лукин Евгений