взгляд от кровавого зрелища; ей казалось, будто ее глаза наливаются кровью,
будто в висках невыносимо стучит, будто в ушах стоит неимоверный гул.
землетрясения, унесшего более пятидесяти тысяч жизней и разрушившего двести
церквей.
на французской земле, украшал гобелен, на котором было изображено избиение
младенцев; в ту ночь в неясном свете ночника ей почудилось, будто из ран
младенцев так и хлещет кровь, а лица убийц принимают столь жуткое выражение,
что она в ужасе стала звать на помощь и приказала прибежавшим на крики
слугам готовиться с рассветом к немедленному отъезду из этого города,
оставившего в ее душе столь страшные воспоминания о первой ночи, проведенной
ею во Франции.
барона де Таверне; там она впервые встретилась с этим мерзавцем Калиостро,
который после дела с ожерельем возымел такое страшное влияние на ее судьбу;
в Таверне, во время столь памятной для нее остановки, что ей казалось, будто
все это произошло только вчера, хотя с тех пор прошло двадцать лет,
Калиостро по ее настоянию показал ей в графине с водой нечто совершенно
чудовищное: жуткую, не известную доселе машину для умерщвления, а внизу, у
подножия этой машины, катилась только что отрубленная голова, и голова эта
была ее головой!
портрет молодой женщины, красивой, еще счастливой, она придала королеве, -
несомненно, без злого умысла, но это явилось страшным предзнаменованием, -
такую же позу, как на портрете ее величества королевы Генриетты Английской,
супруги Карла I.
выходя из кареты, ступила на черную мраморную плиту во дворе, где теперь на
ее глазах пролилось столько крови; раздался оглушительный громовой раскат,
последовавший за молнией, прорезавшей небо слева от нее, да такой зловещей,
что даже маршал де Ришелье, которого не так-то легко было испугать, покачал
головой со словами: "Дурное предзнаменование!" Она припомнила все это, а
перед глазами у нее все более сгущалась кровавая пелена.
глаза к канделябру и заметила, что одна свеча угасла без всякой причины.
погасла.
что пламя свечи, стоявшей рядом с той, что угасла, стало медленно бледнеть,
потом оно мало-помалу превратилось из белого в красное, а из красного - в
голубоватое; затем огонек утончился и вытянулся, потом словно оторвался от
фитиля и полетел; он затрепетал в воздухе, будто кто-то на него дунул, и,
наконец, совсем погас.
она протягивала руки к канделябру по мере того, как угасала свеча. Когда,
наконец, она погасла, королева закрыла глаза, откинулась в кресле и провела
руками по лицу, почувствовав, что обливается потом.
то в ужасе заметила, что пламя третьей свечи точно так же начинает таять.
действием какой-нибудь роковой галлюцинации. Она попыталась подняться,
однако ей казалось, что она прикована к креслу. Она хотела было кликнуть
наследную принцессу, которую еще десять минут назад она не стала бы будить и
за вторую корону, - голос ее не слушался; она попыталась повернуть голову -
голова оставалась неподвижной, как будто эта третья, умиравшая свеча
полностью завладела ее волей. Точно так же, как вторая, эта третья свеча
сначала изменила свой цвет, потом пламя побледнело, вытянулось, качнулось
справа налево, затем - слева направо и угасло.
возвращается дар речи, тогда она решила, что звук собственного голоса
придаст ей силы.
этими тремя свечками; но если и четвертая потухнет, как первые три, - тогда
горе, горе мне!
превращений, не меняя цвета пламени, не вытягиваясь, не колеблясь, будто
овеянная крылом смерти, походя коснувшимся ее, взяла да и погасла.
себя, размахивая в темноте руками, и упала без чувств.
дверь и замерла на пороге, белая и молчаливая, похожая на тень.
прислушалась, и ей показалось, что совсем рядом прошуршал складками саван.
полу.
же взяла себя в руки и, не говоря ни слова, ни о чем не спрашивая, - что,
впрочем, было бы совершенно ни к чему, - она приподняла королеву на руки и,
сама не ведая, откуда взялись силы, перенесла ее на постель, во все время
пути освещаемая лишь горевшими в ее комнате двумя свечами, свет от которых
падал через дверь, соединявшую ее комнату с комнатой королевы.
Марии-Антуанетты.
сей раз обморок Марии-Антуанетты оказался столь глубоким, что лишь спустя
десять минут она едва слышно вздохнула.
жизни, Андре снова испытала искушение удалиться; но, как и в первый раз,
чувство долга, столь сильно в ней развитое, удержало ее.
держала приподнятой, чтобы не капнуть едкой жидкостью, в которой были
растворены соли, на лицо или на грудь королевы. Из тех же соображений она
убрала руку, в которой был зажат флакон.
флакон, как королева, казалось, снова упала в обморок, еще более глубокий,
чем тот, после которого она почти оправилась.
голову и в другой раз поднесла флакон с солью, и это возымело свое действие.
открыла глаза, попыталась припомнить, что с ней произошло; вспомнила
страшное предзнаменование и, чувствуя, что рядом с ней находится женщина,
обвила ее шею руками и закричала:
среди друзей, - отвечала Андре. - Кроме того, мне кажется, вы, ваше
величество, уже пришли в себя после обморока, в котором вы только что были.
до той минуты крепко прижималась и которую теперь почти оттолкнула.
Андре.
я разденусь сама... Возвращайтесь к себе; вы, должно быть, хотите спать.
отвечала Андре, - а для того, чтобы охранять ваш сон.
торжественно, словно ожившая статуя.
Глава 7
ДОРОГА В ПАРИЖ
важное происшествие привело в волнение весь коллеж аббата Фортье.
ночи, несмотря на тщательные поиски, проведенные в доме аббатом Фортье и его
сестрой, мадмуазель Александриной Фортье, его так и не обнаружили.
мальчиком.
куда она ходила расставлять стулья, видела, как он бежал по проходящей между
церковью и тюрьмой улочке в сторону Партера.
аббата Фортье. Он знал о том, что у Себастьена бывали необычайные
галлюцинации; во время этих галлюцинаций ему являлась женщина, которую он
называл своей матерью; на прогулках аббат, предупрежденный о возможных
странностях, не упускал мальчика из виду, и когда замечал, что тот зашел
слишком далеко в лес, аббат, опасаясь, как бы он не потерялся, посылал за
ним лучших бегунов коллежа.
чувств привалившись к дереву или лежа на зеленом мшистом ковре у подножия
высоких сосен.
разу не приходилось разыскивать его ночью.
напрасно ломал голову: он не мог догадаться об истинной причине побега.