акцент, не исчезнувший за все эти годы. Почему-то из-за этого Кольридж
показался ему беззащитным и ранимым.
туда отправиться когда-нибудь.
стола и расставляя их вокруг стола. - Принесите свечи, растопите камин...
да, и побольше вина и бренди, тогда все будет замечательно.
из комнаты.
***
собравшихся. Сейчас их было двадцать один - трое обедавших в соседней
комнате услышали о том, что происходит, и решили присоединиться к компании.
Один из присоединившихся открыл тетрадь и выжидающе держал карандаш.
- начал поэт, - внутренний тон английской литературы изменился, зазвучав в
минорном и мрачном ключе, когда к власти пришла парламентская партия
Кромвеля, когда вошел в моду стиль Круглоголовых, которые уверенно отринули
"божественное право королей" и обезглавили Карла I. Афинское великолепие
царствования Елизаветы, или скорее ее века, объемлющее славу всех наук и
искусств - подобного расцвета нация не видела ни в какое другое время, -
проложило дорогу суровости пуритан, которые равно избегали и излишеств, и
того духа веселой ясности сознания - интуитивного проникновения в суть
вещей, - который был столь свойственен их историческим предшественникам.
Джону Мильтону было уже тридцать четыре года, когда Кромвель пришел к
власти, и поэтому, хотя он поддерживал парламентскую партию и приветствовал
строгий, неумолимый порядок и самодисциплину - его способ мышления
сформировался в сумеречном свете предыдущего периода...
***
тему с заметным и всевозрастающим воодушевлением, и голос его звучал все
увереннее. Дойль искоса поглядывал на собравшихся. Незнакомец с блокнотом
деловито записывал какие-то знаки - очевидно, стенографировал. И Дойль
понял, что он-то и должен оказаться тем самым школьным учителем, о котором
упоминал Дерроу прошлой ночью. Он завистливо уставился на блокнот. Если мне
повезет, думал он, может быть, и удастся заполучить записи. Человек поднял
глаза, поймал взгляд Дойля и улыбнулся. Дойль кивнул и быстро отвел взгляд.
Не смотри по сторонам, подумал он неистово, продолжай писать.
веки, и на мгновение Дойль испугался, что старая пара задремала, потом он
распознал характерное отсутствующее выражение интенсивной концентрации
внимания. И он понял, что они записывают лекцию - записывают в собственной
голове, так же точно, как любое видеозаписывающее устройство.
догадался, что он даже не слушал лекцию, но просто радовался, что аудитории,
похоже, нравится это шоу.
перед неким огромным усилием, которое воспоследует. Может, он волнуется, как
мы будем возвращаться через район трущоб? Странно, когда мы ехали сюда,
Беннер не слишком-то беспокоился.
веры, - сказал Кольридж, подводя лекцию к завершению, - и такого рода вера
более независима - более действенна, чем вера пуритан. Он говорит нам, что
вера - это не экзотический цветок, который старательно охраняют от
воздействия повседневного мира, не полезная иллюзия, поддерживаемая
софистикой и полуправдами, подобно детской вере в Санта-Клауса, не
благоразумная приверженность строгому соблюдению религиозных правил и
установлении - но можно сказать, что вера если и должна быть чем-либо, то
только ясным распознаванием прообразов и тенденций, которые должно искать -
и находить - в каждой частице мирового устройства и которые-то и являются
образом Господа. Именно поэтому религия может только быть советом и
очищением и не может нести какое-либо принуждение, а только убеждение,
которое достигается независимо и затем избирается, и не может быть
восхваляемо или осуждаемо. В таком случае это можно рассматривать как
преступное ограничение прав личности, преднамеренное удерживание человека в
отвержении любых фактов или мнений - недопустимо судить по одному фрагменту
мозаики о всей картине в целом. Множество камешков, как светлых, так и
темных, которые добавляются к мозаике, вносят свой вклад в прояснение образа
Бога.
или возражения?
скромным пожилым человеком, которого они встретили у входа в таверну, - во
время лекции он был более впечатляющей фигурой.
Мильтону собственного сознания греховности, сссылаясь, в поддержку своей
точки зрения, на некоторые из его собственных эссе, и явно польщенный поэт
ответил довольно подробно, обращая внимание на многие пункты, по которым он
отличается от Мильтона.
улыбкой, - суетность побуждений толкает меня подробно останавливаться на
взглядах, которые я с ним разделяю.
ноги.
Время и прилив никого не ждут, и впереди у нас долгий путь.
включая Дойля, непременно хотел пожать руку Кольриджу, а Перси Тибодю даже
поцеловала его в щеку.
возраста, - сказала она.
стала достаточно уверенно впадать в транс. Беннер поспешил подойти и,
улыбаясь, прошептал ей что-то.
Дойль, не будете ли вы так любезны сказать Клатэроу подать кареты поближе к
фасаду?
взгляд на Кольриджа, - ему казалось, что он не был достаточно внимателен и
не извлек из этого вечера так много, как, скажем, Тибодю. Он сокрушенно
вздохнул и направился к выходу.
куда-то запропастились. Дойль пробирался на ощупь, но, вместо того чтобы
выйти в холл, вдруг наткнулся на какую-то лестницу. Хм, ступеньки... Тусклый
газовый рожок на стене. Должно быть, это другая дорога, подумал он и
повернул обратно.
человек - лицо угловатое, изрезанное глубокими морщинами, словно он прожил
долгую жизнь, преизобилующую несчастьями, а голова, как у грифа - такая же
лысая.
дернул вверх. Дойль задохнулся от внезапно нахлынувшей боли и ощутил на лице
влажную ткань - судорожно вдохнул, но вместо воздуха в нос ударил резкий
запах эфира. Он совершенно растерялся, стал вырываться и лягнул лысого ногой
так сильно, что явственно услышал, как каблук башмака стукнул по кости.
Сжимающие его сильные руки дрогнули, но не ослабили хватки. Брыкаясь, Дойль
уже успел наглотаться паров эфира, как ни старался задержать дыхание. Он
почувствовал, что теряет сознание, и вяло удивился: почему бы Дерроу,
Беннеру или хотя бы Кольриджу не повернуть за угол и не позвать на помощь.
и есть "похожий на покойника лысый старик", которого Беннер испугался в
шатре, в Излингтоне в 1805 году, пять лет или несколько часов назад.
***
передышкой от потогонного труда по расплавлению бесконечного запаса ложек из
британского металла< Сплав олова, сурьмы, иногда цинка.>, была сейчас
порядком испорчена рассказом Уилбура о том, как их добыча появилась на этом
поле.
ему Уилбур, пока они дожидались возвращения Ромени, - а тот неспешно, как бы
прогуливаясь, петлял между деревьями. То остановится, то опять несколько
шагов сделает. А в руках он нес свои дьявольские игрушки, ну, ты знаешь -
глиняный горшок. Тот самый, в нем, говорят, кислота и свинец, и он очень
больно кусает, если коснуться двух блестящих пуговиц на крышке. И он
останавливался и нажимал на эти пуговицы. Черт его знает, зачем он все это
проделывал! Я сам видел - он каждый раз отдергивал руку от боли, но
продолжал нажимать и отдергивать руку, когда эта дьявольская штука жалила
его пальцы, и еще он нес с собой такую трубу, чтобы в нее смотреть, - ту