выговор от начальства, выговор несправедливый и тем более обидный, что о
человеке, сделавшем выговор, во флоте говорили: "Он умеет ладить только с
Бахусом". Обозленный Делапп решил на примере Шорохова наказать "этих
проклятых русских пьяниц". Артикул от 1706 года -"А кто на берегу ночует без
указу, того под кораблем проволочь" - еще не был забыт, и капитан отдал
приказ килевать своего констапель, как простого матроса. Шорохова уже
привязывали к решетчатому люку, когда Делапп сжалился и заменил килевание
кошками.
экзекуцией, так переживал и нервничал, что кошки довольно милостиво прошлись
по дубленой коже главного бомбардира. Но уж лучше бы били сильно, да с
толком. Кошка - плеть с узлами на концах ремней. От частого употребления
узлы пропитываются потом и кровью, поэтому становятся тяжелее свинцовых.
Неумеха - матрос, жалея констапеля и бестолково размахивая кошкой, перебил
несчастному какую-то важную жилу. У главного бомбардира отнялась рука, и за
ненадобностью он был списан на сушу.
конченым человеком. По рекомендации все того же молодого мичмана он попал в
Сухаревскую школу, опоясался подвязкой с ключами, стал топить печи и стеречь
убогое школьное добро. Пил он теперь редко, денег не было, но всякое бывало.
его не помнил, некоторые утверждали, что его не было вовсе. Но пьяный
сторож, у которого всегда была про запас обидчица - собственная горькая
судьба, обежал с дубиной всю школу, потом сорвал со стены учебное пособие -
абордажный топор - и, призывая восторженно носившихся за ним курсантов "не
спускать вымпелы и марсели перед неприятелем", бросился крушить школьное
имущество. Он высадил два окна, порубил шеренгу стульев, расколол пополам
глобус и чуть было не задушил Котова, который в одиночку (всегда больше всех
надо правдолюбцу!) стал подавлять бунт. Шорохова с великим трудом угомонили,
абордажный топор спрятали, а на его место повесили другое учебное пособие -
канат, чтоб в случае необходимости вязать буйного пьяницу. Котов хотел
выгнать сторожа, но директор его пожалел и оставил в прежней должности за
патриотический дух и пряные морские рассказы.
он сам, живые и покойные товарищи его, крутые и добрые капитаны, а чаще
корабли. О них он рассказывал, как о живых людях, описывая всю жизнь от
рождения где-нибудь на Партикулярной верфи, когда нарядный и юный корабль
сходил со стапелей, до смертного часа под огнем неприятельских ядер, до
рваных в клочья парусов и неизлечимых пробоин, с которыми уходил он от
житейских бурь в морскую глубину.
дешевого воложского вина и шли в каморку под лестницей, поэтому никого не
могло удивить, что князь Оленев и Саша Белов проводят вечер в обществе
убогого, отставного бомбардира.
разогрелся ромом, снял опояску с ключами, бросил на стол и, покуривая
трубку, продолжал рассказ. Слова его, словно цветные кубики смальты,
послушно ложились один к другому, а жест и оттенки голоса скрепляли их,
подобно цементу, и создалась мозаичная картина ушедшей жизни, картина,
которая не жухнет от света, не боится сырости, огня и воды.
только плохо слушается. И вот стою у фок-мачты, трясусь, как оборванный шкот
на ветру, а стюрман вопрошает: "Он убийца? Он?" - и в матроса этого,
каналью, пальцем тычет.
Слово, как кость, в горле застряло. И ненавижу я убийцу, из за кошелька
человека ножом пырнуть! Мыслимо ли? И жалко мне этого негодяя - знаю ведь,
что его ждет. Тем временем труп принесли, и как стали убийцу с убиенным им
снастить, тут меня и прошибло. Поднялась во мне волна, и я бегом к борту
травить, все кишки наизнанку вывернул. А на корабле шум! Убийца не дает себя
к мертвецу привязать, кусается, орет, а стюрман еще громче: "Кончайте
скорее! - кричит, - невозможно этого видеть!" И рукояткой кортика убийца по
виску - раз! Тот и затих.
Сторож шумно глотнул из глиняной чарки, утерся рукавом.
Все-то я рассмотреть не успел. Связаны они были спинами, веревки на груди
крест-накрест, ступни ног у мертвого судорогой сведены, а у другого -
мягкие, и одна ступня покалеченная, без единого пальца - то-то он хромал. Я
чуть было за ним не упал, да стюрман поймал за штанину. "Молодец, - говорит,
- Шорохов, уличил убийцу!" А я уж глаза закатил.
расспрашивают не из интереса, а чтобы заговорить, отвлечь. Он налил себе
рому и выпил залпом. Белов посмотрел на него удивленно, но Никита, будто так
и надо, закусил луковицей, вытер заслезившиеся от едкого сока глаза и
сказал:
что было?
в школе и дверей-то столько нет. - Это первый этаж, - провел сторож по
связке пальцем, - это второй, это канцелярия, потом кабинет их сиятельства,
обсерватория, рапирный зал... Много. Белов взял связку, заинтересованно
позвенел ключами и незаметно исчез. Когда через полчаса Саша вернулся назад,
Шорохов и Никита были совершенно пьяны. - Я прыгнул в воду. Вода ледяная -
октябрь! За мной и солдаты в воду попрыгали. А солдат, известное дело, моря
боится. Ему все равно, что сам государь спасать их подлые души прибыл.
Кронштадта, и как император Петр по пояс в воде добрался до бота и спас
людей, знали все в навигацкой школе наизусть. После этого вояжа государь
простудился и слег, чтобы больше не встать.
фразу, уже ставшую в школе пословицей.
нет его. Почил царственный Адмирал! - И сторож захлебнулся пьяными слезами.
двумя руками поддерживал ее в вертикальном положении. - Почему русские пьют
так невесело?
давая Никите понять, что похищение паспорта удалось.
Сторож допил чарку до дна, сунул ключи в карман и ушел, приговаривая:
честная!..
бормотал:
кровать.
камердинер, поднося к носу барина нашатырный спирт.
горле, про труп с покалеченной ногой, про море, красное на закате. У него
поднималась температура.
обронил давеча, - сказал он писарю, встретив его в коридоре, и, не замедляя
шага, сунул ему в руки синий платок.
вспотевшую вдруг лысину и только после этого спокойно пересчитал деньги.
больного освежающее питье и мучился вопросом - самому ли делать
кровопускание, которое он никогда не делал, или дождаться дня и позвать
лекаря. Кровопускание сделать он так и не решился, но задумал на будущее
купить скальпель и выучиться всем хирургическим приемам.
беспамятстве, и Гаврила, благословляя небо, ушел на цыпочках в свою комнату.
Никита не уснул, как думал камердинер, а именно проснулся. Голова была
тяжелой, гудела, как пчелиный рой, но мысли были ясными. Он стащил с себя
мокрую от пота рубаху, надел халат.
каково же ему? Он ведь старик. Во рту мерзко, словно мыши там свили гнездо!"
запахом мяты. "Рассолу бы огуречного", - подумал он с тоской.
дома латыни, сказал как-то в разговоре с отцом, князем Оленевым, с которым
очень любил беседовать:
вам есть питательную пищу, и вы едите одни грибы. А грибы тяжелы и
неудобоваримы. В России пьют водку, как могучее желудочное средство.
вспоминал не лицо его и не жест, а то чувство, которое он вызывал при
встречах, вспоминал детское ощущение праздника, когда приезжал князь из
Прозоров Александр
Орловский Гай Юлий
Елманов Валерий
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Шилова Юлия