потешаются надо мной и над моими книгами, моими чудесными книгами! Так
вот, ты будешь проводить со мной вечера, и мы будем говорить о том, что
написано в книгах. Мне кажется, ты сын джентльмена. У тебя благородный
вид.
Флауер. - Сегодня назначено повесить одного. Я толком не знаю, что он
натворил, но для примерного наказания достаточно. Ведь говорит... как
бишь его там? Но я читал, читал... "Главное назначение суровых
наказаний - служить предостережением тем, кто иначе мог бы навлечь
таковое на себя". Да - да, я считаю полезным время от времени кого -
нибудь вешать. Обходится это недешево, но способствует тому, чтобы
остальные вели себя примерно. Впрочем, всем этим занимается мой
надсмотрщик. И знаешь, мне кажется, для него это просто удовольствие.
примыкающие друг к другу глинобитные, крытые тростником и листьями
хижины. Все их двери выходили в этот двор. В его центре, точно жуткий
идол, высилась виселица из черного дерева, натертая пальмовым маслом до
тусклого блеска. Каждый раб, выглянув из своей лачуги, обязательно
видел прямо перед собой это черное орудие смерти - быть может, и его
собственной. Воздвиг его тут надсмотрщик. Он собственными ладонями
полировал темное дерево, пока оно не засияло, и частенько стоял во
дворе, наклонив голову набок и созерцая виселицу, точно художник свою
только что завершенную картину.
нагая черная фигура задергалась в петле. Скорчившиеся на земле негры
раскачивались и стонали, а белые рабы скрипели зубами и ругались, чтобы
не закричать. Карибы сидели на корточках и смотрели на казненного без
особого интереса и без всякого страха. Точно так же наблюдали они за
костром, на котором готовили себе ужин.
искривленной шее, плантатор перевел глаза на Генри, который нервно
всхлипывал.
первого раза плохо спалось по ночам. Но погоди! Вот поглядишь, как
пятеро их... десятеро... дюжина отправятся тем же путем, уже ничего
чувствовать не будешь. Покажется тебе это таким же пустяком, ка"
бьющийся петух, которому свернули шею.
тебе рассуждение о том, что ты сейчас переживаешь. "Когда впервые
видишь человеческие страдания, - говорит он, - они кажутся
противоестественными, ибо нам привычнее вид людей, пребывающих в
безмятежном спокойствии. Но мало - помалу зрелище пытки становится чем
- то обыкновенным, и обыкновенные люди начинают в той или иной мере
получать от него удовольствие". Напомни, чтобы я как - нибудь показал
тебе это место. Впрочем, должен сказать, что получать удовольствие я
так и не начал.
веранды Джеймс Фланер изливал потоки разрозненных фактов в уши юного
Генри Моргана, который слышал с жадностью, потому что плантатор часто
расскавывал про древние войны и про то, как они велись.
- то раз.
языку этих книг, сэр? Наверное, там есть многое, что мне захочется
прочесть самому.
большее удовлетворение, чем когда - либо прежде. Юный раб завоевал его
сердце.
древнееврейский, если пожелаешь.
Я хочу почитать про те древние войны, о которых вы рассказываете,
потому что когда - нибудь я стану флибустьером и захвачу испанский
город.
очень хотел поскорее научиться читать заманчивые книги. Джеймс Флауер
еще глубже зарылся в свои любимые тома, наслаждаясь новой ролью
наставника.
надсмотрщику, чтобы бочонки с патокой выкатили на берег. Корабль в
бухте их купит.
очень нужны серпы. Старые почти все разворовали карибы, чтобы
изготовить из них ножи. У нас с карибами, боюсь, будет много хлопот,
сэр.
такому солнцу. А индейцев, раз они крадут, накажи. Займись и этим,
хорошо?
великое, даже ревнивое уважение, хотя нисколько не утратил его любви.
Генри. - Я читал про походы Александра, Ксенофонта, Цезаря, и сдается
мне, что ведение битвы и тактика - то есть успешная тактика - всего
лишь укрытое пышными восхвалениями надувательство. Конечно, нужны и
солдаты, и оружие, но выигрывает войну тот, кто умеет передернуть на
манер нечестных картежников и ловко надувает врага. Вы не думали об
этом, сэр? Всякий, кто сумеет отгадать, что делается в голове заурядных
военачальников, как я угадываю, что делается в голосе рабов, будет
выигрывать битву за битвой. Такому человеку нужно только поступать не
так, как от него ждут. Вот тут и весь секрет тактики, верно, сэр?
проникся к Генри тем робким благоговением, которое ему всегда внушали
люди с идеями. Впрочем, плантатор заметно утешился, сказав себе, что
как - никак учителем, пробудившим эти идеи, был он!
слишком крепким напитком для рассудка, привыкшего подчиняться чужой
воле. Рассудок этот затмился, недавним кабальным овладело бешенство, и
он с воплями побежал по дороге, набрасываясь с кулаками на всех
встречных. А к ночи его безумие перешло в отвратительное исступление.
Он катался по земле под своей виселицей, на губах у него пузырилась
кровавая пена, и рабы смотрели на него, дрожа от ужаса. Наконец он
вскочил - волосы у него стояли дыбом, глаза горели безумием - и,
схватив горящий факел, он ринулся в поле. Когда до густых рядов
сахарного тростника оставалось два-три шага, Генри Морган застрелил
его.
больше, чем мне, сэр? - сказал Генри плантатору. - Я столько почерпнул
из книг и из собственных наблюдений, что сумею сделать плантацию в
сотню раз доходнее.
ночам. Нет, не из доброты. Логика подсказывала ему, что неведомое
никогда не может стать обыкновенным, что невидимые казни устрашат
остальных рабов куда больше тех, которые они наблюдали при свете дня.
коем случае не должен допустить, чтобы они отгадывали его мысли, ибо
тогда они обретут над ним власть, избавиться от которой будет трудно. С
теми, кто ниже его, ему необходимо быть холодным, надменным,
презрительным. Почти все примут его презрение как доказательство
превосходства. Люди всегда верили, что он такой, каким кажется, а
казаться он умеет всяким.
проникаются к нему почтением. Когда о своих намерениях он говорит
твердо, будто и правда намереваясь привести их в исполнение, почти
никто не усомнится, что так оно и будет. Самый же важный вывод был
следующий: если в девяти сделках подряд быть щепетильно честным, тогда
на десятый раз можно украсть столько, сколько пожелаешь, и никому в
голову не придет заподозрить тебя - надо только сделать так, чтобы
первые девять случаев стали известны всем.
служила веским доказательством верности последнего вывода. Он свято
следовал и всем остальным, не позволяя никому приобрести над собой ни
малейшей власти. Нет, никто не проникнет в его побуждения, не узнает,
каковы его возможности, способности и слабости. Поскольку люди в
большинстве не верят в себя, не поверят они и в того, кого сочтут
подобным себе.
постепенно, пока не стал подлинным хозяином плантации, пока Джеймс
Флауер не подчинился всецело его советам и мнениям и чернокожие и
кабальные белые преступники не прониклись к нему ненавистью и страхом.
Но они не могли причинить ему вред, не могли подобрать к нему никаких
ключей.
Быков Василий
Орловский Гай Юлий
Орлов Алекс
Прозоров Александр
Роллинс Джеймс
Пехов Алексей