действительности в призрак, в непонятно закономерную иллюзию.
Последовательно развивая начала, заложенные в самой сущности нового
европейского мышления, Беркли принужден признать материальную субстанцию
несуществующей. Последовательно развивая принципы философии Беркли, Юм с
неизбежной логичностью приходит к признанию, что душевная субстанция не
существует совершенно так же, как и материальная. Ratio в своем
последовательном завоевании европейской мысли приводит таким образом к
пышному, яркому расцвету универсального меонизма. Этот расцветший в Беркли и
Юме меонизм принципиально и окончательно закрепляется в трансцендентализме
Канта .
европейского мышления, всецело находятся во власти двух основных принципов
всей новой философии, нашедших в кантианстве свое завершение: первый явный,
всепроникающий принцип - рационализм, второй из него вытекающий, тайный и
скрытый, но столь же всепроникающий принцип - меонизм.
единственный подлинный Логос, ибо история философской мысли не знает
другого?
восточнохристианского умозрения можно противопоставить как прямую
противоположность.
Петра берется в среднем разрезе. Нивелируется то, что всем присуще, чем
рассуждают все и всегда, и, тщательно избегая индивидуальных отклонений, мы
получаем безличную, отвлеченную, мертвую схему суждения, называемую ratio.
Принцип составления этой схемы - количественный.
всем, он актуален далеко не у всех и далеко не всегда. Чтобы d?namei ?n
Логоса перешло в +nergeїv ?n , необходима та интенсификация сознания, на
которую способны лишь гений и вдохновение. Но потенция гения и вдохновения
присуща каждому человеку, ибо, по справедливому утверждению Вейнингера,
каждый может быть гениальным в отдельных жизненных проявлениях . Логос - это
не средний разрез - это вершина сознания. Это не отвлечение, это восхождение
по ступеням все большей конкретности. Это - не начало, в безразличии
которого тонут все многообразия личности, это живая стихия, в которой
личность раскрывается и углубляется. Внутренний принцип L?goj'а -
качественный.
противоположностью еще более глубокою.
субъективно-человеческий принцип, а объективно-божественный. L?goj - это
предвечное определение Самого Абсолютного. Бог, непостижимый в своем
существе; Бог, возвышающийся над всякой мыслью и именем; Бог, о Котором
можно сказать, что Он есть, но не что Он есть; Бог, непостижимость Которого
даже над новой землей грядущего Царства навеки раскинется таинством нового
неба - Бог христианства изначально был Логосом +n arc? ?n ? L?goj .
Предвечно сущее Слово, Которое Само о Себе говорит: Аз есмь сый , явилось
тем творческим принципом, в Котором и Которым сотворено все существующее.
Вселенная, космос, есть раскрытие и откровение изначально сущего Слова.
Будучи этим раскрытием и откровением, мир в самых тайных недрах своих
"логичен", т.е. сообразен и соразмерен Логосу, и каждая деталь и событие
этого мира есть скрытая мысль, тайное движение всепроникающего божественного
Слова. Логос как начало человеческого познания не есть Логос другой,
отличный от Логоса существенно-божественного. Это тот же самый Логос, только
в разных степенях осознания.
сознанию в себе Логоса, уничтожает разрыв между мыслью и сущим (разрыв -
фатальный для ratio), ибо себя сознает как божественно-Сущее. Здесь
действительно осуществляется перипатетическое t? a?t? +sti t? noo?n kai
noo?menon . Отсюда коренной и универсальный онтологизм в философии Логоса,
черта колоссальной важности. Для приверженцев философии Слова самое понятие
Истины онотологично. В противоположность меоническому рационализму,
говорящему о каком-то призрачном соответствии чего-то с чем-то (как
показывает Лосский, доктрина "соответствия" проникает и трансцендентальную
философию Канта), восточное умозрение признает истину - бытием в Логосе,
т.е. бытием в Истине, каковое бытие возможно лишь чрез становление Логосом,
чрез благодать существенного усвоения Слова. (Таково гносеологическое
значение религиозного термина q+wsij ). Отсюда та совершенно чуждая и
непонятная новому философскому сознанию Запада , но глубоко последовательная
в себе динамическая теория познания, по которой степень познания
соответствует степени напряженности воли, степени существенной
устремленности к Истине, и по которой в лестнице Богопознания, т.е. познания
Сущего, далеко всех превышают герои и подвижники духа - святые.
христианского подвига, а подвиг есть глубочайшее раскрытие и утверждение
всех творческих и существенных сторон личности, этого ядра космической
жизни.
противополагать. Меонический рационализм составителей "Логоса" коренным и
принципиальным образом ничего общего не имеет с логизмом и онтологизмом
действительной философии L?goj'а. И ставить марку L?goj'а на
рационалистическом предприятии - это значит обнаружить или отсутствие
всякого музыкального слуха, или отсутствие серьезной осведомленности в
истории философии.
заглавию. Это раскрытие корня целого ряда недоразумений.
страницах редакция "Логоса", естественно, формулирует свои основные
тенденции и старается дать отчет в мотивах всего издания.
сочла себя вынужденной наскоро расправиться с прошлым русской философской
жизни. В результате этой расправы получается, что русская мысль никогда не
была свободной, что русская философия - это "постоянное рабство при вечной
смене рабов и владык", что единственный русский философ Вл.Соловьев был не
философ, а только лишь личность (!). Словом, бедные скифы ничего интересного
в области философии не представляют, и для того чтоб со временем они могли
что-нибудь из себя представить, им необходима школьно-немецкая выучка.
Составители "Логоса" проникнуты возвышенным чувством культуртрегерской
миссии и готовы без конца учить, учить и учить.
Лучше молчание, чем гнев и взволнованность.
содержанием философской мысли - если б новая европейская философия была
единственным типом философствования, редакция "Логоса" была бы совершенно
права. В России действительно нет оригинальных и крупных представителей
меонического рационализма. Это факт любопытный и замечательный. В России
обольщались и увлекались фосфорическим блеском западной философии - всегда
таланты второстепенные и третьестепенные. В схоластическом меонизме, в путах
которого бьется европейская мысль, интересная именно этой своей борьбой, для
русского сознания есть какая-то непереваримая горечь, есть что-то абсолютно
неприемлемое. С колоссальной жаждой бежал из России на Запад гениальный
В.С.Печерин. Он попадает в Берлин в самый блестящий период германского
умозрения. Он с жадностью и восторгом вливает в себя мудрость одного из
величайших представителей, меонического рационализма - Гегеля.
крылами; я слышу его повелительный голосї Теперь я могу отдохнуть и после
рабочих ремесленных дней отпраздновать воскресенье науки в богослужении
идеям. И сколько содействует такому развитию дух общественного мнения,
обнаруживающийся в книгах и журналах, и особенно преподавание здешних
профессоров, которое основано на идеях н насквозь проникнуто идеями!"
углубленной и страстной мысли Печерин пишет своим друзьям:
находящейся в неустанном течении и порыве, и философской мыслью Востока,
парящей в орлиных высотах и находящейся в неустанной напряженности
вдохновенного созерцания. Русская философская мысль должна раскрыть Западу
безмерные сокровища восточного умозрения.
православна. Все тело народное проквашено религией Слова. Наша кровь
мистической наследственностью оплодотворена скрытыми семенами созерцательных
и волевых достижений великих Отцов и подвижников Церкви. Так, Чехов,
сознанием живший вне всякой религии, во внутреннем t?noj'е своих
художественных созерцаний существенно православен.
темы, буду говорить лишь о философии.
авторов "Логоса" - сколько философов; каждый считает себя руководителем
"нового" и притом единственно ценного направления. Друг с другом нынешние
немецкие философы считаются лишь постольку, поскольку находят друг в друге
опору, одинаковый образ мыслей".
философия расщепилась на множество отдельных тенденций, из которых каждая
полна самонадеянности и философского самодовольства.
с этим слабым интересом друг к другу - находится напряженное внимание всех
русских философов к западной мысли. Историческая конкретность философии
Вл.Соловьева и величайший интерес его ко всем изгибам европейской мысли,