добровольцев?
ушей его негодующую реплику,- а там установишь камеру и заснимешь наш
прилет.
Джим.- Что тогда? Я один в глухой долине, полной свирепых птиц... ни еды...
ни товарищей... а когда-нибудь, лет через десять, вы забредете туда и
отыщете в тумане мой белый скелет... старина Джим, скажете вы... ведь ничего
был парень... пожалуй, стоит послать открытку его жене. Изверги
бесчувственные!
вещами, в твоих руках будет виски, которое припас Джерри.
тогда я могу и подождать немного.
показался гидроплан и пошел вниз, всем своим видом и гудением напоминая
рассерженную стрекозу Он плавно сел на воду, развернулся и медленно
приблизился к причалу. Мы принялись грузить снаряжение, а Джим тем временем
выяснил у летчика, который из братьев Райт - его брат и верит ли он, что
летательные аппараты со временем заменят лошадь. В конце концов мы затолкали
сопротивляющего Джима в кабину, гидроплан заскользил по поверхности озера и
поднялся в воздух, оставляя за собой след - мелкую рябь и белую пену. Через
полчаса самолет вернулся; теперь настала очередь Криса лететь с оставшейся
аппаратурой. По словам летчика, условия для посадки и взлета в долине были
вполне подходящие, но облака сгущаются, так что лучше пошевеливаться. И Крис
полетел к Джиму, а мы с Брайеном ходили по пристани, тревожно поглядывая на
облачный покров, который с каждой секундой становился все чернее и гуще.
Наконец гидроплан возвратился, мы поспешно заняли места и понеслись по
озеру.
разглядывая крутые лесистые склоны с обеих сторон. Лес был густой,
преимущественно буковый, а у бука темная листва, поэтому поднимающиеся к
небу горы производили весьма мрачное впечатление. Сделав вираж, пилот
прижался ближе к одному склону, и тот сразу показался нам вдвое мрачнее и
круче. Я реагирую на полеты, как все нормальные люди; другими словами,
твердо убежден, что либо у летчика будет разрыв сердца в критическую минуту,
либо оба крыла самолета отломятся - если не во время взлета, то при посадке
или на полпути. Но все это относится к полетам на больших машинах. В
маленьком же самолете я чувствую себя относительно безопасно - тут примерно
та же разница, что между восьмицилиндровым автомобилем и велосипедом. Падая
с велосипеда, вы не опасаетесь серьезных повреждений, и я почему-то тешу
себя мыслью, что авария на маленьком самолете - пустяковое дело, две-три
ссадины - вот и все, что вам грозит. Однако наш летчик все ближе и ближе
прижимал машину к горному склону, и я начал сомневаться, в самом ли деле
авария на маленьком самолете так безболезненна, как мне всегда
представлялось? А затем вдруг случилось то, чего я много лет опасался:
летчик потерял рассудок. Сделав крутой вираж, он направил машину прямо на
стенку. Сперва я подумал, что мы перевалим через нее, но он упорно вел
самолет по прямой. Уже можно было ясно различить макушки отдельных деревьев,
они приближались к нам с угрожающей скоростью, и я примирился с мыслью о
неминуемой гибели в результате маневров обезумевшего летчика, как вдруг в
склоне открылась узкая щель (другого слова не подберешь) и мы ворвались в
нее. Это было то самое ущелье, которое служит входом в долину Такахе и
связывает верхнее озеро с Те Анау. По обе стороны высились источенные водой
утесы с буковым лесом, причем расстояние от стенки до стенки было таким, что
самолет только-только помещался. В одном месте деревья почти вплотную
подступали к крыльям самолета, казалось, протяни руку - и можно сорвать
горсть листьев. К счастью, ущелье было не особенно длинным, через полминуты
мы благополучно выскочили из него и увидели перед собой долину.
овал, зажатый между крутыми склонами с густым буковым лесом. Дно удивительно
ровное, большую часть его занимает мелкое, спокойное озеро Орбелл. Озеро,
естественно, лежит ближе к выходу, откуда мы появились, а в дальнем конце
простираются обширные луга, поросшие полевицей. Пролетая над озером, я не
мог налюбоваться изумительным видом. Вдали на фоне зловещего темного неба
вырисовывались главные вершины хребта Мерчисона, каждая увенчана зубчатой
снежной короной; спадающие в долину склоны угрюмого темно-зеленого цвета тут
и там оживлялись пятнами более светлой зелени с седым налетом; озеро
отливало серебром и казалось лакированным; полевица в пробивавшемся сквозь
мрачные тучи жидком солнечном свете была золотистой и ярко-зеленой.
развернуться в дальнем конце. Самолет пошел на снижение, и серебристая гладь
начала стремительно приближаться, когда летчик, решив, что именно сейчас
такого рода информация представит для меня особый интерес, лаконично
сообщил, что длина озера около тысячи двухсот метров - в обрез для посадки
(разумеется, при условии, что вы не промахнетесь). Малейший просчет - и
машина с ходу проскользнет прямиком в ущелье, по которому мы поднимались. Я
отлично представил себе эту картину, когда мы коснулись воды и понеслись по
озеру, увлекая за собой расширяющийся равнобедренный треугольник серебряной
ряби. Метрах в тридцати от берега гидроплан остановился, летчик выключил
мотор и улыбнулся нам через плечо.
Если бы не слабый плеск воды вокруг поплавков, можно было бы подумать, что
ты вдруг оглох. Я даже глотнул несколько раз, решив, что мне заложило уши
из-за высоты, до того здесь было тихо. Джим снимал наше прибытие, стоя на
берегу в полусотне метров от нас, а мы невольно стали говорить вполголоса;
когда же мы приступили к разгрузке, малейший шум казался усиленным во сто
крат.
разувшись и подвернув брюки. Выйти из самолета прямо в воду ледникового
озера глубиной почти в полметра - это удовольствие, о котором лично я
предпочел бы забыть. Мне и в голову не приходило, что вода может быть
настолько холодной, не обращаясь при этом в лед. Мы с Брайеном сделали два
захода, пока не перенесли все, и за это время ноги у меня так онемели, что я
их абсолютно не чувствовал, словно их отрезали ниже колен. К тому же я
уронил один ботинок в озеро, что отнюдь не улучшило моего настроения.
видом изможденной ламы. - Ты не мог бы пройти еще разок? По-моему, мы
снимали не с той точки.
свирепо глядя на него и стуча зубами.- Все что угодно во имя искусства.
Хочешь, разденусь догола и переплыву озеро? Ты только скажи. Сейчас столько
новых лекарств повыпускали, говорят, от воспаления легких в два счета
вылечивают.
тебе это доставляет подлинное наслаждение, понял?
побрели назад к гидроплану. Наконец Крис остался доволен кадром, и нам было
дозволено выйти из воды. Летчик помахал рукой на прощание,захлопнул дверцу
кабины, вырулил в конец озера и понесся прямо на нас. Самолет пролетел
метрах в двадцати над нами и скрылся в ущелье. Гул мотора звучал все тише, а
затем, заглушенный деревьями, и вовсе смолк, нас снова объяла тишина, и
долина сразу стала какой-то очень глухой и пустынной.
виднелся домик размерами не больше сарая, в котором садовник держит свои
инструменты. Домик стоял на опушке леса, где начиналась обрамляющая озеро
кайма полевицы.
спросил Джим.- Да там и одному не поместиться, не то что вчетвером.
охотников.
заброшенной и над длинной железной трубой (словно снятой с одной из первых
паровых машин) не было видно никакого намека на дым.
каморка площадью примерно двенадцать квадратных метров. В ней были две
деревянные койки, словно вывезенные из какого-нибудь малоизвестного
концентрационного лагеря худшего рода. В одной стене было широкое окно с
зеркальным стеклом (неожиданная роскошь), из которого открывался
великолепный вид на всю долину, а напротив коек помещался очаг. На первый
взгляд казалось, что, когда наш багаж будет внесен внутрь, всем нам, включая
охотников, придется спать снаружи. Однако после долгих трудов и споров
удалось разместить вещи так, что койки и часть пола остались свободными. Тем
не менее было очевидно, что семерым тут, мягко выражаясь, будет крайне
тесно. Охотники оставили на столе записку, в которой они приветствовали нас
и сообщали, что приготовили растопку и принесли воду, за что мы были им
чрезвычайно благодарны. Пока Джим с Крисом возились со своей аппаратурой, мы
с Брайеном натянули над очагом веревку, развесили мокрую одежду, развели
огонь и поставили чайник.
клочья тумана. Мы зажгли лампы и в их мягком желтом свете принялись готовить
ужин. Вдруг послышались голоса - казалось, что говорят за стеной, но когда
мы вышли, то в сумерках с трудом различили три фигуры, которые двигались
вдоль берега метрах в четырехстах от нас. Мы обменялись приветствиями, потом
вернулись в дом, поставили чайник для охотников, и минут через пятнадцать
они присоединились к нам.