небольшое узкое оконце высоко над дверью. Папа Эмиля злобно поглядел на
крошечное оконце, потом еще несколько раз сильно пнул дверь ногой и
уселся в ожидании.
тился. Папа сидел, скрежеща зубами от бешенства, и нетерпеливо ждал то-
го, у кого появится нужда в Триссевой будке.
кровожадно подумал он. И это в самом деле было несправедливо и не очень
хорошо со стороны папы. Но ведь надо учесть, что он был очень зол.
никто не приходил. Он слышал, как по крыше забарабанил дождь, и в будке
стало еще мрачнее.
должен сидеть здесь в темноте и одиночестве, пока все остальные наслаж-
даются светом, веселятся и пируют за его счет! Этому надо положить ко-
нец, он должен выбраться отсюда. Выбраться! Пусть даже через оконце над
дверью!
поднялся.
нил его к двери, затем забрался на него. "Да, здесь не очень высоко", -
подумал он. Маленькую раму папа снял без труда, а потом, высунув голову
через оконце, стал смотреть, не идет ли кто-нибудь, чтобы позвать на по-
мощь.
шился проливной дождь. Вода просочилась за воротник рубашки, и это было
не очень-то приятно. Но ничто не могло остановить папу - даже всемирный
потоп, он должен был выбраться отсюда.
стал потихоньку продвигаться вперед.
раз и застопорило. Вконец застопорило. Папа Эмиля так застрял в тесном
оконце, что лицо его посинело, он размахивал руками и ногами, но ему
удалось лишь опрокинуть ящик. И теперь он висел безо всякой опоры и не
мог продвинуться ни назад, ни вперед. Бедняга! Что может сделать церков-
ный староста, когда одна часть его туловища мокнет под проливным дождем,
а другая висит в отхожем месте? Звать на помощь? Нет, он этого не сдела-
ет! Не сделает, потому что знает леннебержцев: если эта история станет
известна в приходе, поднимется такой хохот, который не смолкнет до тех
пор, пока во всей Леннеберге и даже во всем Смоланде останется хоть одна
живая душа. Нет, звать на помощь он не будет!
что в его силах, чтобы развлечь маленькую Иду. Ей было до смерти скучно
на домашнем экзамене, поэтому он вышел вместе с ней в сени и они стали
помогать ДРУГ Другу примерять галоши. В сенях стояли длинные ряды галош,
больших и маленьких. Ида хихикала от восторга, когда Эмиль важно расха-
живал в галошах пастора и бормотал "таким образом" и "помимо того",
точь-в-точь как пастор. Под конец все галоши оказались разбросанными, и
Эмиль, аккуратный, как всегда, собрал их в кучу на полу, так что в сенях
выросла целая гора галош.
нести чего-нибудь на ужин. Завернув на кухню, он наскреб немного объед-
ков и с банкой в одной руке и с фонарем в другой вышел в дождь и темно-
ту, чтобы подкормить немного поросенка.
отца! А отец увидел его. Ой-ой-ой, вот как иногда бывает!
захватит с собой килограмм динамита, и пусть эта проклятая Триссева буд-
ка сровняется с землей!
вероятно, папа всерьез и не думал, - ас пилой. Да, папу Эмиля необходимо
было выпилить, иначе освободить его было невозможно.
и тоске держал зонтик над своим бедным папой, чтобы его не мочил дождь.
Ты, конечно, понимаешь, что Эмилю было не очень весело на этой лесенке:
ведь папа непрерывно шипел под зонтиком и говорил о том, что он сделает
с Эмилем, как только освободится. Он даже ни капельки не был благодарен
Эмилю за его заботу о нем. Что пользы от этого зонтика, раз он все равно
промок и теперь простудится и схватит воспаление легких. "Это уж точно",
- подумал Эмиль, но сказал другое:
все равно он был вне себя, и Эмиль страшился той минуты, когда папа ос-
вободится.
время настороже. В тот миг, когда Альфред кончил пилить, а папа Эмиля
тяжело бухнулся на пол, в тот самый миг Эмиль отшвырнул зонтик и кинулся
во всю прыть в столярную. Он ворвался туда и успел накинуть крючок преж-
де, чем подоспел папа. А папа его, наверное, устал стучаться в запертые
двери. Прошипев лишь несколько бранных слов в адрес Эмиля, он исчез.
Ведь ему обязательно нужно было показаться на пиру. Но сначала - неза-
метно прошмыгнуть в горницу и надеть сухую рубашку и жилет.
да, псалом, а леннебержцы добросовестно вторили ему на разные голоса.
одеться, первое, что они увидели при слабом свете керосиновой лампы, -
гору галош на полу.
леннебержцы.
и примеряли галоши. Потом, довольно кисло поблагодарив хозяев и попро-
щавшись с ними, они исчезли в темноте под дождем.
зал своего сто восемьдесят четвертого деревянного старичка.
забыты, а вся Леннеберга ликовала
на кухне и занимались каждый своим делом. Мама Эмиля пряла, папа сапож-
ничал, Лина чесала шерсть на кардах, Альфред с Эмилем строгали зубья для
граблей, а маленькая Ида упрямо пыталась вовлечь Лину в веселую игру и
щекотала ее, мешая работать.
Ида. И она была права, так как Лина в самом деле боялась щекотки.
превеликому удовольствию девочки, всякий раз взвизгивала и хохотала.
мысль, и он внезапно изрек:
росенка.
поросенок, мой поросенок, который дал обет трезвости! Ты что, забыл?
ланде никогда не слыхивал про поросенка, который служил бы для забавы. А
Эмиль хоть и маленький, но уже настоящий крестьянин и знает, что как
только поросенок подрастает, его закалывают, для того поросят и держат!
ему в голову пришла прекрасная мысль:
делил в такие боровы.
водитель - это такой поросенок, который станет, когда вырастет, папой
целой уймы маленьких поросят. "Такое занятие будет спасением для Заморы-
ша", - подумал Эмиль. Ведь этот мальчик был совсем не глуп!
Заморыша, - объяснил Эмиль отцу. - И тогда вокруг Заморыша и этой сви-
нушки будут кишмя кишеть поросятки - так я считаю.
Каттхульте будет постное. Ни окорока, ни пальтов, ничегошеньки!
для пальтов нужны не только мука с солью, но и поросячья кровь.
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Суворов Виктор
Корнев Павел
Сертаков Виталий