Чтение 13–й страницы книги ~Апельсины из Марокко~

теплой комнате, о том, как будет есть горячий компот вместе с Борей, а
Боря скоро вырастет и пойдет в школу, а там - время-то летит - глядишь,
и школу окончит... Я раньше не понимала, почему люди с таким значением
говорят: "Как время-то летит", - почему это всегда не пустые слова, а
всегда в них или грусть, или неукротимые желания, или бог весть что, а
сейчас мне вдруг показалось, что мне открылось что-то в этой щемящей жа-
лости к смешной закутанной парочке, мечтающей о компоте.

Прямо не знаю, что сегодня со мной происходит. Может, это потому, что
у меня сегодня оказалось столько пустого времени: заседание комиссии от-
ложили, репетиция только завтра, Эдик еще не приехал. Прямо не знаю, ка-
кая-то я стала рева и размазня. Мне вдруг захотелось такого Бореньку, и
идти с ним домой, и нести в маленьком кулечке триста граммов компота.

Нагруженная покупками, я вышла из магазина. Мимо шла машина, полная
каких-то веселых парней. Я услышала, как в кузове заколотили кулаками по
крыше кабины. Машина притормозила, в воздухе мелькнули меховые унты, и
передо мной вырос улыбающийся - рот до ушей - высокий парень.

- Привет! - сказал он. - Дорогая прима, не боись! Подарочек от вос-
торженных поклонников вашего уважаемого таланта.

И протянул мне - господи! - огромный-преогромный, оранжевый-преоран-
жевый, самый что ни на есть настоящий, всамделишный апельсин.

Глава V

КОРЕНЬ

С утра я прихватил с собой пару банок тресковой печени: чувствовали
мои кишки, чем все это дело кончится.

Пятый склад был у черта на рогах, за лесной биржей, возле заброшенных
причалов. Неприятная местность для глаза, надо сказать. Иной раз забре-
дешь сюда, так прямо выть хочется: ни души, ни человека, ни собаки,
только кучи ржавого железа да косые столбы. Болтали, что намечена модер-
низация этих причалов. И впрямь: недалеко от склада сейчас стоял кран с
чугунной бабой, четырехкубовый экскаватор и два бульдозера. Но работы,
видно, еще не начались, и пока что здесь было все по- прежнему, за иск-
лючением этой техники. Пока что сюда направили нас для расчистки пятого
склада от металлолома и мусора.

Умница я. Не просчитался я с этими банками. Часам к трем Вовик, вроде
бы наш бригадир, сказал:

- Шабашьте, матросы! Айда погреемся! У меня для вас есть сюрприз.

И достает из своего рюкзака двух "гусей", две таких симпатичных чер-
ных бутылочки по ноль семьдесят пять. Широкий человек Вовик. Откуда
только у него гроши берутся для широты размаха?

Сыграли мы отбой, притащили в угол какие-то старые тюфяки и драное
автомобильное сиденье, забаррикадировались ящиками - в общем, получилось
купе первого класса.

Вовик открыл свои бутылочки, я выставил свои банки, а Петька Сарахан
вытащил из штанов измятый плавленый сыр "Новый".

- Законно, - сказал он. - Не дует.

Короче, устроились мы втроем очень замечательно, прямо получился ите-
эровский костер. Сидим себе, выпиваем, закусываем. Вовик, понятно, чувс-
твует себя королем.

- Да, матросы, - говорит, - вот было времечко, когда я из Сан-Фран-
циско "либертосы" водил, яичный порошок для вас, сопляки, таскал.

- Давай, - говорим мы с Петькой, - рассказывай.

Сто пять раз мы уже слышали про то времечко, когда Вовик "либертосы"
водил, но почему еще раз не доставить человеку удовольствие? К тому же
травит Вовик шикарно. Был у нас в лесной командировке на Нере один хлоп-
чик, он нам по ночам романы тискал про шпионов и артисток. Ну, так Вовик
ему не уступит, честно. Прямо видишь, как Вовик гуляет по Сан-Франциско
с двумя бабами - одна брюнетка, другая еще черней, - прямо видишь, по-
нял, как эти самые "либертосы" идут без огней по проливу Лаперуза, а
япошкисамураи им мины подкладывают под бока.

Не знаю, ходил ли Вовик в самом деле через океан, может, и не ходил,
но рассказывает он здорово, мне бы так уметь.

- ...и страшной силы взрыв потряс наше судно от киля до клотиков. В
зловещей темноте завыли сирены. - Глаза у Вовика засверкали, как фонари,
а руки задрожали. Он всегда начинает нервничать к концу рассказа и силь-
но действовал на Петьку, да и на меня, ей-ей.

- Суки! - закричал Петька по адресу самураев.

- Суки они и есть, - зашипел Вовик. - Понял, как они нейтралитет дер-
жали, дешевки?

- Давай дальше, - еле сдерживаясь, сказал я, хотя знал, что будет
дальше: Вовик бросится в трюм и своим телом закроет пробоину.

- Дальше, значит, было так... - мужественным голосом сказал Вовик и
стал закуривать.

Тут, в этом месте, он закуривает долго-долго, прямо все нервы из тебя
выматывает.

- Вот они где, полюбуйтесь, - услышали мы голос и увидели прямо над
нами Осташенко, инспектора из портового управления. С ним подошел тот
инженер, что выписывал нам наряд в этот склад.

- Так, значит, да? - спросил Осташенко. - Вот так, значит? Таким,
значит, образом?

Не люблю типов, что задают такие глупые вопросы. Что он, сам не ви-
дит, каким, значит, образом?

- Перекур у нас, - сказал я.

- Водочкой, значит, балуетесь, богодулы? Каюткомпанию себе устроили?

- Кончайте вопросы задавать, - сказал я. - Чего надо?

- Вам, значит, доверие, да? А вы, значит, так?

Тогда я встал.

- Или это работа для моряков? - закричал я, перебираясь через ящики
поближе к Осташенко. - Мать вашу так, как используете квалифицированные
кадры?!

Инженер побледнел, а Осташенко побагровел.

- Ты меня на горло не бери, Костюковский! - заорал он на меня. - Ты
тут демагогией не занимайся, тунеядец!

И пошел:

- На судно захотел, да? На сейнерах у нас сейчас таким, как ты, места
нет, понял? На сейнерах у нас сейчас только передовые товарищи. А твои
безобразия, Костюковский, всем уже надоели. Так, смотри, из резерва спи-
шем...

- Чуткости у вас нет, - попытался взять я его на понт.

Ух ты, как взвился!

- Чуткость к тебе проявляли достаточно, а что толку? Не понимаешь ты
человеческого отношения. Тебе - абы зенки залить. С "Зюйда" тебя списа-
ли, с плавбазы тоже, на шхуне "Пламя" и трех месяцев не проплавал...

- Ну, ладно, ладно, - сказал я, - спокойно, начальник.

Мне не хотелось вспоминать о шхуне "Пламя".

- Ты думаешь, так тебе просто и пройдет эта история с каланами? - по-
низил голос Осташенко, и глаза у него стали узкими.

- Эка вспомнили! - свистнул я, но, честно говоря, стало мне кисло от
этих его слов.

- Мы все помним, Костюковский, решительно все, имей это в виду.

Подошел Вовик.

- Простите, - сказал он инженеру, - вы нам дали на очистку этих авги-
евых конюшен три дня и три ночи, да? Кажется, так?

- Да-да, - занервничал инженер. - Три рабочих смены, вот и все. Да я
и не сомневаюсь, что вы... это товарищ Осташенко решил проверить...

- Завтра к концу дня здесь будет чисто, - картинно повел рукой Вовик.
- Все. Повестка дня исчерпана, можете идти.

Когда начальники ушли, мы вернулись в свое "купе", но настроение уже
было испорчено начисто. Выпили мы и закусили по следующему кругу без
всякого вдохновения.

- А чего это он тебя каланами пугал? - скучно спросил Вовик.

- Да там была одна история у нас на шхуне "Пламя", - промямлил я.

- А чего это такое - каланы? - спросил Петька.

- Зверек такой морской, понял? Не котик и не тюлень. Самый дорогой
зверь, если хочешь знать. Воротник из калана восемь тыщ стоил на старые
деньги, понял? Ну, стрельнули мы с одним татарином несколько штучек этой
твари. Думали во Владике барыгам забодать.

- А вас, значит, на крючок? - усмехнулся Вовик.

Вот оно, пошло. Шибануло. Мне стало горячо, и в сердце вошел восторг.

- Хотите, ребята, расскажу вам про этот случай?

Мне показалось, что я все смогу рассказать подробно и точно и во всех
выражениях, как Вовик. Как ночью в кубрике мы сговаривались с татарином,
а его глазки блестели в темноте, как будто в голове у него вращалась лу-
на. Потом - как утром шхуна стояла вся в тумане и только поверху был ви-
ден розовый пик острова. Как мы отвязывали ялик и так далее, и как пла-
вают эти каланчики, лапки кверху, и какие у них глаза, когда мелкокали-
берку засовываешь в ухо.

- Хотите, ребята, я вам всю свою жизнь расскажу? - закричал я. - Сна-
чала? Законно?

- Пошли, Корень, - сказал Вовик, - по дороге расскажешь.

Он встал.

Своих я не бью даже за мелкое хамство. За крупное уже получают по
мордам, а мелкое я им спускаю. В общем я добр. Меня, наверное, поэтому и
зовут Корнем. Корни ведь добрые и скромные, а? Ну, пошли, пошли, матро-
сы! Потянемся на камни, храбрецы! Рассказывать, да? Ну, ладно... Родился
я, Валентин Костюковский, в одна тысяча девятьсот тридцать втором году,
представьте себе, матросы в Саратове...

Мы вышли из склада и, взявшись за руки, зашагали мимо склада к шоссе.
Было уже темно и так морозно, что весь мой восторг улетучился без звука.