негостеприимно. Настасья тем же передником загнала его под лавку.
Сутрапьяна. С Настасьиных слов я узнал, что свою Минутку Евдокия и конфетой
кормила, и в сундук запирала, уходя на конюшню. Но все равно не могла
углядеть, и тонконогая шельма изловчилась-таки, и вот двоих щенят унесли в
Огарково, а третьего обещался взять кузнец Петя. Однако Петя, увидев
щененка, отказался в последний момент, говоря, что такого занюханного ему и
за так не надо, что он его и не только не возьмет, но и сам даст придачи,
чтобы не брать. Евдокия же, не зная, что делать, предложила щенка ей,
Настасье, а Настасья взяла из жалости и теперь как только увидит
козонковского кобеля, так и плюется и ругает его прохвостом.
чем. Ты человека не вводи в заблуждение. Эта Минутка с бригадировым псом
путалась. Авинеров кобель только поприлаживался. Будет он заниматься с такой
пуговицей.
громко, поскольку была глуховата. Виновник конфликта лишь преданно моргал и
глядел то на одного, то на другого. Вероятно, Олеше вскоре надоело или же-
нины аргументы оказались более основательными, но он миролюбиво отмахнулся:
рыбы-то!
маслят, по-здешнему - обабков. Я спросил, что у нее с ногой.
в подполье и хрястнулась. Другой день хромая хожу. В малолетстве столько раз
с печи шмякалась, и хоть бы чего. А теперь, вишь, косточки-то стали стамые,
ушибливые.
за печь к умывальнику.
фотокарточки в деревянных рамках, украшенных фольгой от чайной упаковки.
дочерью Олеши и Настасьи. Я ее хорошо помнил, помнил с тех пор, когда,
будучи еще мокроносым, ходил на гулянки. Густя, приезжая с лесозаготовок,
все время плясала с Козонковой Анфеей, они очень стройно и слаженно пели
частушки на каждый житейский случай. Сразу после войны дороги подружек
разошлись: АНфея уехала в Архангельск, а Густя тоже куда-то исчезла.
воткнутую поверх стекла. Анфея сфотографировалась с серьгами и вся
барашковая от свежих кудрей, словно каракуль. Левая ее рука (с часами)
держала букет. На другой стороне снимка я прочитал автограф Анфеи: "Смотри
на мертвые черты лица и вспоминай живую. Густе от Нелли. Снимок сделан в
возрасте 30-ти лет".
я-то, дурак, сколько раз называл ее Анфеей. Правда, к ее чести, она не
обижалась и не поправляла, а может, дома, в деревне, прежнее имя и для нее
самой звучало нормально.
и с байкальским пейзажем, а между ними помещался пожелтевший дагерротип,
изображавший молодую чету. Он, в хромовых сапогах и в косоворотке с поясом,
в картузе и с красивыми черными усами, стоял, трогательно положив руку на ее
плечо, глядя серьезно, ласково и как-то застенчиво, грустно. Она же,
красивая и пышногрудая, в фате-кашемировке, в длинном платье с буфами, в
высоких со множеством пуговок полусапожках, сидела на ампирном стуле с
платочком в руках и глядела бесхитростно, но в то же время с кроткой
суровостью.
рамке помещалась фотография Густи и густобрового, явно кавказского молодца:
парень был достойный, но сидели они до того неестественно, что так и
хотелось поморщиться. Видно было, что перед тем, как снимать молодых,
фотограф силой, бесцеремонно пригнул их головы друг к дружке, сказал
"спокойно" и уж только тогда щелкнул затвором. Ничего себе спокойно! Они
сидели головами впритык, с изогнутыми шеями, а им еще приказано было
улыбаться. На другом снимке тот же парень был один и выглядел куда
симпатичнее, в солдатской блинчатой пилотке, в одной майке, из-под которой
даже на фотографии курчавилась богатая смоляная растительность. Дальше, как
я ни глядел, но кавказского парня не увидел, а увидел другого, тоже солдата,
вернее, сержанта, сперва в мундире, а потом без, рядом с Густей и врозь.
делил зятьев на "своих" и "варягов", не столько по национальному признаку,
сколько по признаку дальности расстояний.
Олеша нарезал сельповского хлеба. Я не стал выкамариваться и, не дожидаясь
второго приглашения, сел за стол. Уж больно вкусно пахло грибным наваром, да
и время было как раз обеденное. К тому же, питаемое всухомятку, все мое
нутро давно жаждало супа.
ложку.
скрипнули. В дверях показалась Евдокия, левой рукой она то и дело терла
глаза, а в правой держала письмо.
Христа, вынь, не знаю, чего и делать!
специалистом. Она останавливала кровь, заговаривала зубную боль - причем
зачастую успешно, знала толк в болезнях животных, чирьи же сводила с любого
места, и все это бесплатно, за одно спасибо. Вот только грыжи были ей не под
силу. Мастерица была она и доставать мусоринки из глаз - языком: даже
ячменная ость - вещь самая опасная для глаза - не могла устоять перед
Настасьиным мастерством.
противоположную сторону. Потом взяла руками голову Евдокии и, зажмурившись,
приступила к операции.
любопытством и сочувствием глядел на старух.
Настасья, прежде чем сделать вторую попытку.
заворотила, - смеялась Евдокия.
Настасья обнаружила мусоринку, с четвертой вытащила ее на кончике языка.
Евдокия, мигая, облегченно села на лавку. Настасья взяла ложку.
Ну-ко, почитай, ты пограмотнее.
усмотрению: "Добрый день, здравствуйте, тятя и мама. Пишу вам свой поклон за
себя и за своего мужа Николая, а также кланяются внучата Толик и Шурик. Как
вам и сообщаю, что Шурик родился у нас здоровый, уже делает ладушки,
обличьем больше в отца, только нос бабушкин. Тятя, что это от вас нету
никакого письма, ждем второй месяц, послали мы вам посылку, напишите, дошла
ли посылка. Тятя, у нас все благополучно, Николай на старой должности, а я с
работы ушла. Шурика оставить не с кем. И прошу убедительно, не приедешь ли
ты, мама, хоть бы на пока, а то работу бросать неохота, а Шурика не с кем
оставить. Комнату нам дали хорошую, есть сарайка и огород, весной посадим;
так что пусть бы мама приехала, я бы пошла и работать на прежнее место, в
столовую. В остальном все пока живы и здоровы, передайте привет всей нашей
деревне, а именно: Козонковым, Евдокии, бригадиру Ивану, Пете-кузнецу, и
всем, всем. Вчера ночью привиделось, что кошу сено на Прониной пустоши. Жду
письма с нетерпеньем, дайте ответ сразу. Остаюсь ваша дочь с семейством...
Густя".
положив костистые руки на колени, и Евдокия утирала глаза кончиком платка.
вздохнула, собираясь уходить.
который делает уже ладушки и похож больше на отца, чем на мать.
16
Посняков Андрей
Флинт Эрик
Браун Дэн
Каргалов Вадим
Каменистый Артем
Орловский Гай Юлий