усталый и вместе с тем внимательный, он выслушивает в исповедальной чьи-то
признания. Наконец голос в телефоне замолк. Ждал.
чем он его изучил, вторично зазвонил телефон.
размять ноги. Но тут же почувствовал себя неловко оттого, что нахожусь
один в комнате, а на столе лежит бумажка с заметками, вне сомнения
касающимися моего дела. Я подошел к двери и выглянул в коридор. Отец де
Вое медленно прохаживался там в обществе довольно рослого священника, и
тот вполголоса что-то разъяснял внимательно слушавшему, слегка
сутулящемуся де Восу. Я думал, что они исчезнут за поворотом, но, дойдя до
конца коридора, они повернули назад. Когда они подошли ближе, я предложил
отцу де Восу подождать его в коридоре, пока он у себя в комнате продолжит
разговор со своим собеседником. Де Вое отказался.
разглядеть ее внимательнее. Справа, за занавесками, отгораживавшими целый
угол, стояла железная кровать и рядом с ней-большой, вмурованный в стену
умывальник. Занавески были раздвинуты посредине. У противоположной стены
тоже висела занавеска, заслоняющая пюпитр со скамеечкой для молитв. Над
ним дешевая литография с изображением какого-то святого, приколотая к
стене кнопками, обтрепанная по краям, вся в пятнах. Чуть подальше
двустворчатые книжные шкафы. И наконец окно. Я выглянул и увидел ту самую
высоченную стену, которую рассматривал из окон приемной, но здесь ландшафт
был более широкий-ведь смотрел я теперь с верхнего этажа.
догадываться; теперь я стоял как раз напротив террасы и видел деревья,
кусты, беседки, бюсты и маленькие, изящные фонтаны. Все это уместилось на
крыше одного крыла дворца. Я недолго восхищался этим чудом архитектуры,
так как возвратился отец де Вое.
окна, иду на свое прежнее место и мельком бросаю взгляд на листок.
Безусловно, это вопросник. Я не уверен, касается ли он меня. Если да, то
беседа может затянуться.
почерком. Но быть может, это не вопросник, а, к примеру, выдержки из
разговора со мной. Заметки, относящиеся еще к первой встрече, а вовсе не
список вопросов, заготовленных впрок.
опускает их на свой листочек.
Вое. - Меня это огорчило.
приступы астмы, особенно частые, когда он бывает утомлен или взволнован.
Тогда ему трудно разговаривать, он становится раздражительным, напрягает
голос, отчего его состояние еще больше ухудшается. Поэтому он и решился
послать меня сюда. Рассказывая все это, я мысленно упрекал себя за то, что
слишком обстоятельно отвечаю на вопрос, заданный из чистой вежливости. К
тому же я не был уверен, правильно ли поступаю, не говоря священнику де
Восу всей правды. Отец советовал мне ничего от него не скрывать. Однако у
меня не хватило духу признаться, что астма, как она ему ни докучала, не
удержала бы его от поездки. Унижения, ожидавшие отца в Риме, страшили его
куда больше, чем приступы болезни. Священник де Вое вь1ждал, пока я кончу,
после чего задал следующий вопрос, тоже связанный со здоровьем отца. Из
этого второго вопроса я понял, что священником де Восом движет нечто
большее, чем светская любезность.
своей профессией?
Гожелинский...
хотел бы знать в принципе, может ли ваш отец выступать.
выступать в суде или вести переговоры с клиентами.
Наклонившись над ним, он сказал:
ваш отец мог бы по-прежнему вести дела.
упомянул. Я думаю, что приступы прекратились бы совершенно, если бы отец
получил возможность работать и наконец перестал бы страдать.
он не читал его. С низкого кресла, на котором я сидел, мне хорошо было
видно, что глаза священника устремлены в одну точку.
вывод, что ваш отец добивается моральной сатисфакции, для него это вопрос
чести. А между тем, если я хорошо вас понял, он озабочен прежде всего
своими конкретными интересами.
самого дела. Не знаю, впрочем, была ли это храбрость или просто я больше
не мог выдержать неизвестности.
вашему отцу?
рот, когда он поправил меня.
иначе вы ушли бы от меня с ощущением, будто не раскрыли передо мной сердца
и не были со мной откровенны.
епископа.
выдвигает против моего отца...
Священной Роты по поводу вашего отца. Из этого следует сделать вывод, что
ваш отец не совершил никаких проступков, не нарушил ни одного
постановления, ни одного правила; в противном случае декан трибунала,
согласно соответствующим предписаниям, давно уже был бы об этом осведомлен.
того доверия, которое необходимо таким людям, как ваш отец, чтобы
заниматься своей профессией, столь тесно, столь нерасторжимо связанной с
местной курией.
уладить и все надо решать на месте, в Торуни?
затянулся. Одну минуточку. - Он извинился и прикрыл трубку рукой. - Вы
сейчас свободны? - обратился он ко мне.
Я сразу же его пошлю к вам, монсиньор. Он будет у вас через четверть часа.
До свидания. До свидания.
Скажите, чтобы вас отвезли во дворец Канчеллерия. Там помещаются отделы
Роты. Вы подниметесь на четвертый этаж к монсиньору Риго-заместителю
декана этого трибунала. Я с ним разговаривал, так как синьор адвокат
Кампилли сказал мне, что вы собираетесь посетить монсиньора Риго. Что
касается меня, то я, к сожалению, ничем не могу вам помочь. Не могу даже
дать оценки правовой стороны конфликта, поскольку, с точки зрения
церковного права, между вашим отцом и его епископом нет конфликта. А
теперь поторопитесь. Я-то сейчас располагаю своим временем, ведь в
университете каникулы, но Рота еще работает.
минута, и извинитесь перед ним-я виноват, что так долго вас держал.
Дольше, чем следовало.
только одно-как бы поскорее попасть в палаццо делла Канчеллерия; от пьяцца
делла Пиллота это было далеко.