Чтение 13–й страницы книги ~Берег любви~

механизированного тока машины столкнулись лоб в лоб, ударились так, что и
фары - вдребезги".

Инне представилось ужасное зрелище искореженного металла, израненных
тел... Сдерживая тревогу, спросила шофера:

- Смертельный случай?

- Да вроде бы нет. Кто-то из них, видно, в сорочке родился. Хотя это
еще как сказать. Ну, да сама увидишь на месте.

- Нужно же что-то прихватить? - Инна в растерянности повернулась к
матери.

- Аптечка там есть,- сообщил шофер.- Бинты, йод - все в наличии,
требуется только сестра милосердия... Ты - готова?

Девушка отбросила за спину прядь волос:

- Поехали.

С места рванулись в ночную тьму, в клубящееся облако пыли.

Собственно, не ее это должна быть сегодня забота:

помогать потерпевшим обязана ее предшественница по медпункту Варвара
Филипповна, жена председателя, она ведь еще не па пенсии (только
собирается). Девушка на се место пока еще не оформлена, в права не
вступила, но на такие вещи в Кураевке не обращают внимания. С ходу, в
пожарном порядке, после вчерашних конспектов - сразу в дело, без лишних
размышлений и рассуждений. Потому что Варвара Филипповна считает - свое
отдежурила, па этих днях сама слегла (она давнишняя сердечница, был у нее
в позапрошлом году даже инфаркт миокарда). В такой ситуации разве
откажешься? Тут нс до формальностей:

учили тебя на медичку, клятву Гиппократа знаешь, вот и привыкай, мчись
стремглав среди ночи на вызов,- подхватилась и мчится, не будет же она
формалисткой, бюрократкой!

С Варварой Филипповной у Инны хорошие отношения, обе еще раньше знали,
что настанет день, когда одна будет сдавать, а другая принимать медпункт,
не думалось только, что события развернутся так стремительно, как вот
сейчас... Филипповну последнее время недуги да недомогания все чаще
укладывают в постель, потому, видно, Чередниченко и обратился в медучилище
со своим ходатайством, со своей авторитетной просьбой... В конце концов, и
в училище Инна попала не без протекции Варвары Филипповны и самого
Чередниченко: позаботились, похоже, о смене загодя.

До мехтока расстояние немалое, он теперь тут один, раньше их было
несколько, разбросанных по степи, по бригадам, а теперь решили: пускай
будет один, центральный, зато оборудуют его лучше, забетонируют,
сосредоточат на нем всю очистительную технику... В пути словоохотливый
шофер размышлял вслух на эту тему, взвешивал плюсы и минусы новшества.
Инна слушала его с любопытством, хотя все это было ей вроде бы и ни к чему
- один ток или десять - какая тут разница?

Время позднее, а степь не спит, комбайны работают, но полю - туда и
сюда - двигаются огни в ореолах поднятой пылищи. Заяц, совсем серебристый
в свете фар, неведомо откуда выскочивший, перепрыгнул дорогу,- у Инны
екнуло сердце. Несчастье с человеком на гумне, а тут еще и заяц - к добру
ли? Зайца здесь только и не хватало...

Гумно приближалось, ярко освещенное, с фигурами людей, копошащихся
возле ворохов, с пугающим нагромождением каких-то непонятных, ранее не
виданных Инной сооружений, похожих на заводские (потом она узнает, что это
высятся новые, впервые к этой жатве сооруженные зерноочистительные
агрегаты).

На обочине тока лежит на брезенте потерпевший.

Маленький, скучный солдатик, узбек, или туркмен, или кто там он есть.
Каждое лето в хлебную страду воинская часть присылает сюда своих хлопцев
помогать вывозить зерно, и это один из них. Живой лежит, стонет еле
слышно... Инна тут же присела возле него, послушала пульс, осмотрела с
головы до ног, обследовала торопливо, но внимательно:

серьезных травм вроде бы нет, лицо разрисовано, как после драки, и
несколько кровоподтеков на теле, а в общем - счастливо отделался. Помяло
паренька, это правда, пребывает еще в состоянии полушока, но от такого не
умирают.

Несколько других попавших в аварию пострадали и того меньше, отделались
легким испугом... Сейчас они тоже тут, не оставляют товарища, главная их
тревога - за него. Все они, оказывается, оттуда, из восточных республик,
возможно, даже земляки этого парня. Озабоченные происшедшим, они то и дело
о чем-то торопливо и встревоженпо переговариваются между собою, видимо,
речь идет о товарище, а может, и о ней, об Инне, что это, мол, за
девчонку, похожую на старшеклассницу, прислали сюда, вместо того чтобы
доставить солидного, опытного врача.

- Берите его, да осторожнее,- приказала Инна друзьям потерпевшего.-
Несите за мной!

На время жатвы тут же, на току, как и в прошлом году, открыт полевой
медпункт, для него отведен один из вагончиков, рядом с теми, в которых
ночуют механизаторы.

Это лично Чередниченко позаботился по просьбе Варвары Филипповны. Сюда
вот, в этот временный медпункт, и был перенесен потерпевший.

В вагончике, накинув белый халат, девушка почувствовала себя уверенней.
Прокипятив шприц с длиннющей иголкой (более короткой здесь не нашлось),
сделала своему первому пациенту противошоковый укол, дала изрядную дозу
успокоительного, снова послушала пульс и только после этого оставила
молодого узбека лежать на белых медпунктовских простынях. Пускай до утра
полежит, а там будет видно. Если понадобится, отправит в больницу,
госпитализирует.

Во всяком случае, это хорошо, что она тут, ее помощь оказалась крайне
необходимой. Когда пациент задремал, Инна вышла и, присев на ступеньках
вагончика, стала смотреть, как девчата и женщины, повязанные платками до
самых глаз, ловко орудуют лопатами среди ворохов пшеницы, швыряя и швыряя
в ковшички погрузочного эскалатора очищенное зерно. Никого из них сейчас
не узнать, некоторые - в очках, защищающих глаза от пыли и остт.ев, юбки
подобраны, видно, как икры посверкивают. Света па току море, в хлебную
страду Чередниченко не жалеет электричества, требует, чтобы на рабочих
местах было светло как днем.

Вскоре появился и сам голова. На грузовой прибыл, вышел из кабины,
грузный, тяжеловатый, габаритов Тараса Бульбы. Остановился, оглядывая свои
владения, а навстречу ему уже поспешает завтоком, дядька Кирилл, который
все делает почти бегом, иначе нс умеет... Переговариваются. Речь, видимо,
о столкнувшихся машинах, потому что дядька Кирилл что-то объясняет, то и
дело виновато разводя руками, хочет быть чистым в глазах головы.
Чередниченко здесь - сила. Хотя и не грубиян, хотя его вроде бы и не
боятся, однако в его присутствии остальные как-то уважительно
подтягиваются, бригадиры сами охотно подчеркивают, что для них он здесь -
царь и бог.

Кураевка гордится своим председателем, да это и понятно:

герой войны, командир морских десантников, отличился Чередниченко и в
мирном труде - досталась ему Звезда Героя, когда еще был в МТС рядовым
комбайнером. Считаются с Чередниченко и в районе, на него зазря не
накричишь, такому не нахамишь, если не хочешь сам нарваться на
неприятности. Хозяйство, которое ему пришлось возглавить в трудные годы,
он вывел в число передовых, в Кураевку едут за опытом, и как человека
заслуженного, авторигстного Чередниченко часто приглашают на различные
совещания в область и даже в столицу, посылают па съезды, много лет подряд
неизменно выбирают членом бюро райкома партии. Кроме Варвары Филипповны,
его верного хранителя и советчика, все остальные, даже руководящие
товарищи, чуточку побаиваются Чередниченко, на районных и областных
совещаниях всякий раз ждут его выступлении, кто с радостным нетерпением, а
кто и с дрожью в поджилках. Особенно же на отчетно-выборных собраниях или
партконференциях, когда впереди голосование. Вот идет Чередниченко на
трибуну, этот зря не будет пить воду из графина, этот уж свое трибунное
право использует в полную силу, будет кому-то жарко!..

Инна с малых лет знает Чередниченко, не раз захаживал он в их хату,
сидел с отцом Инны за столом, иногда с рюмкой, а чаще и без. Оба они
комбайнеры (комбайперством своим Чередниченко до сих пор гордится), а,
когда сойдутся два механизатора, им ведь всегда найдется, о чем
потолковать. Как бы, скажем, из районной Сельхозтехники еще что-нибудь
выжать, как бы вместо этого истрепанного, замученного до смерти "эска"
(самоходного комбайна)

заполучить машину более совершенную, новейшую, которая только что сошла
с заводского конвейера. Варвара Филипповна говорит, что ее Чередниченко
тоже сердечник, после заседаний, бывает, ночью по нескольку раз
принимается сосать валидол, случались с ним и совсем грозные приступы,
однако перед людьми он старается скрывать свой недуг, не выставляет его
напоказ, как иные прочие.

Всегда полон энергии, чаще веселый, чем хмурый, схватится если за
сердце, то разве что в исключительных случаях, да и то так, отвернувшись к
стене, чтобы никто не видал. Такой уж он закалки, этот знаменитый
кураевский человек. По внешности его никто бы не сказал, что и этому
цветущему человеку, шутнику и жизнелюбу, знакомы страдания. Хворый аль не
хворый Чередниченко, а выглядит так, что в пору на плакат его для
иллюстрации афоризма:

"В здоровом теле - здоровый дух". Лежать долго не умеет, с рассвета на
ногах, тугое, всеми ветрами продубленное лицо пышет степной свежестью -
кажется, что такому богатырю износу не будет!

И сам он охотно поддерживает такое мнение о себе.

Имеет привычку подтрунивать над собственной полнотой, над своим
тяжеловесием - при случае любит рассказывать, как оконфузился в
позапрошлом году, когда в составе одной из делегаций побывал в Польше.
Идут они себе с другом (тоже председателем колхоза из соседней Ивановки),
вышли на прогулку после хорошего обеда. Вавельским замком любуются (дело
было в Кракове) - тут-то, проше пана, и приключилась с ними история. Стоят