Чтение 13–й страницы книги ~Компромисс~

громадный фотоснимок - папа в роли Ильича. Вроде не придраться - как бы и
Ленин, а все-таки - папа...

...Туронок все шагал между бюстом и радиолой. Вижу - прореха на месте.
Если можно так выразиться... Если у позора существует законное место...

Наконец редактор приступил:

- Знаете, Довлатов, у вас есть перо!

Молчу, от похвалы не розовею...

- Есть умение видеть, подмечать... Будем откровенны, культурный уровень
русских журналистов в Эстонии, что называется, оставляет желать лучшего.
Темпы идейного роста значительно, я бы сказал, опережают темпы культурного
роста. Вспомните минувший актив. Кленский не знает, что такое синоним.
Толстяков в передовой, заметьте, указывает: "...Коммунисты фабрики должны в
ближайшие месяцы ликвидировать это недопустимое статус-кво..." Репецкий
озаглавил сельскохозяйственную передовицу: "Яйца на экспорт!"... Как вам это
нравится?

- Несколько интимно...

- Короче. Вы обладаете эрудицией, чувством юмора. У вас оригинальный
стиль. Не хватает какой-то внутренней собранности, дисциплины... В общем,
пора браться за дело. Выходить, как говорится, на простор большой
журналистики. Тут есть одно любопытное соображение. Из Пайдеского района
сообщают... Некая Пейпс дала рекордное количество молока...

- Пейпс - это корова?

- Пейпс - это доярка. Более того, депутат республиканского Совета. У
нее рекордные показатели. Может быть, двести литров, а может быть, две
тысячи... Короче - много. Уточните в райкоме. Мы продумали следующую
операцию. Доярка обращается с рапортом к товарищу Брежневу. Товарищ Брежнев
ей отвечает, это будет согласовано. Нужно составить письмо товарищу
Брежневу. Принять участие в церемониях. Отразить их в печати...

- Это же по сельскохозяйственному отделу.

- Поедете спецкором. Такое задание мы не можем доверить любому.
Привычные газетные штампы здесь неуместны. Человечинка нужна, вы понимаете?
В общем, надо действовать. Получите командировочные и с Богом... Мы дадим
телеграмму в райком... И еще. Учтите такое соображение. Подводя итоги
редакционного конкурса, жюри будет отдавать предпочтение социально значимым
материалам.

- То есть?

- То есть материалам, имеющим общественное значение.

- Разве не все газетные материалы имеют общественное значение?

Туронок поглядел на меня с едва заметным раздражением.

- В какой-то мере - да. Но это может проявляться в большей или меньшей
степени.

- Говорят, за исполнение роли Ленина платят больше, чем за Отелло?..

- Возможно. И убежден, что это справедливо. Ведь актер берет на себя
громадную ответственность...

... На протяжении всего разговора я испытывал странное ощущение. Что-то
в редакторе казалось мне необычным. И тут я осознал, что дело в прорехе. Она
как бы уравняла нас. Устранила его номенклатурное превосходство. Поставила
нас на одну доску. Я убедился, что мы похожи. Завербованные немолодые люди в
одинаковых (я должен раскрыть эту маленькую тайну) голубых кальсонах. Я
впервые испытал симпатию к Туронку. Я сказал:

- Генрих Францевич, у вас штаны порвались сзади.

Туронок спокойно подошел к огромному зеркалу, нагнулся, убедился и
говорит:

- Голубчик, сделай одолжение... Я дам нитки... У меня в сейфе... Не в
службу, а в дружбу... Так, на скорую руку... Не обращаться же мне к
Плюхиной...

Валя была редакционной секс-примой. С заученными, как у оперной певицы,
фиоритурами в голосе. И с идиотской привычкой кусаться... Впрочем, мы снова
отвлеклись...

- ...Не к Плюхиной же обращаться, - сказал редактор.

Вот оно, думаю, твое подсознание.

- Сделайте, голубчик.

- В смысле - зашить?

- На скорую руку.

- Вообще-то я не умею.

- Да как сумеете.

Короче, зашил я ему брюки. Чего уж там... Заглянул в лабораторию к
Жбанкову.

- Собирайся, - говорю, - пошли.

- Момент, - оживился Жбанков, - иду. Только у меня всего сорок копеек.
И Жора должен семьдесят...

- Да я не об этом. Работа есть.

- Работа? - протянул Жбанков.

- Тебе что, деньги не нужны?

- Нужны. Рубля четыре до аванса.

- Редактор предлагает командировку.

- Куда?

- В Пайде.

- О, воблы купим!

- Я же говорю - поехали.

Звоню по местному телефону Туронку.

- Можно взять Жбанкова?

Редактор задумался:

- Вы и Жбанков - сочетание, прямо скажем, опасное.

Затем он что-то вспомнил и говорит:

- На вашу ответственность. И помните - задание серьезное.

Так я пошел в гору. До этого был подобен советскому рублю. Все его
любят, и падать некуда. У доллара все иначе. Забрался на такую высоту и
падает, падает...

Путешествие началось оригинально. А именно - Жбанков явился на вокзал
совершенно трезвый. Я даже узнал его не сразу. В костюме, печальный такой...
Сели, закурили.

- Ты молодец, - говорю, - в форме.

- Понимаешь, решил тормознуться. А то уже полный завал. Все же семья,
дети... Старшему уже четыре годика. Лера была в детском саду, так заведующая
его одного и хвалила. Развитый, говорит, сообразительный, энергичный,
занимается онанизмом... В батьку пошел... Такой, понимаешь, клоп, а
соображает...

Над головой Жбанкова звякнула корреспондентская сумка - поезд тронулся.

- Как ты думаешь, - спросил Жбанков, - буфет работает?

- У тебя же есть.

- Откуда?

- Только что звякнуло.

- А может, это химикаты?

- Рассказывай...

- Вообще, конечно, есть. Но ты подумай. Мы будем на месте в шесть утра.
Захотим опохмелиться. Что делать? Все закрыто. Вакуум. Глас в пустыне...

- Нас же будет встречать секретарь райкома.

- С полбанкой, что ли? Он же не в курсе, что мы за люди.

- А кто тормознуться хотел?

- Я хотел, на время. А тут уже чуть ли не сутки прошли. Эпоха...

- Буфет-то работает, - говорю.

Мы шли по вагонам. В купейных было тихо. Бурые ковровые дорожки
заглушали шаги. В общих приходилось беспрерывно извиняться, шагая через
мешки, корзины с яблоками.,.

Раза два нас без злобы проводили матерком. Жбанков сказал:

- А выражаться, между прочим, не обязательно!

Тамбуры гудели от холодного ветра. В переходах, между тяжелыми дверьми
с низкими алюминиевыми ручками, грохот усиливался.

Посетителей в ресторане было немного. У окна сидели два раскрасневшихся
майора. Фуражки их лежали на стаде. Один возбужденно говорил другому:

- Где линия отсчета, Витя? Необходима линия отсчета. А без линии
отсчета, сам понимаешь... Его собеседник возражал:

- Факт был? Был... А факт - он и есть факт... Перед фактом, как
говорится, того...

В углу разместилась еврейская семья. Красивая полная девочка
заворачивала в угол скатерти чайную ложку. Мальчик постарше то и дело
смотрел на часы. Мать и отец еле слышно переговаривались.

Мы расположились у стойки. Жбанков помолчал, а затем говорит:

- Серж, объясни мне, почему евреев ненавидят? Допустим, они Христа
распяли. Это, конечно, зря. Но ведь сколько лет прошло... И потом, смотри.
Евреи, евреи... Вагин - русский, Толстиков - русский. А они бы Христа не то
что распяли. Они бы его живым съели... Бот бы куда антисемитизм направить.
На Толстикова с Вагиным. Я против таких, как они, страшный антисемитизм
испытываю. А ты?

- Естественно.

- Вот бы на Толстикова антисемитизмом пойти! И вообще... На всех
партийных...

- Да, - говорю, - это бы неплохо... Только не кричи.

- Но при том обрати внимание... Видишь, четверо сидят, не
оборачивайся... Вроде бы натурально сидят, а что-то меня бесит. Наш бы сидел
в блевотине - о'кей! Те два мудозвона у окна разоряются - нормально! А эти
тихо сидят, но я почему-то злюсь. Может, потому, что живут хорошо. Так ведь
и я бы жил не хуже. Если бы не водяра проклятая. Между прочим, куда хозяева
задевались?..

Один майор говорил другому:

- Необходима шкала ценностей, Витя. Истинная шкала ценностей. Плюс
точка отсчета. А без шкалы ценностей и точки отсчета, сам посуди...

Другой по-прежнему возражал:

- Есть факт, Коля! А факт - есть факт, как его ни оворачивай. Факт -