довольной улыбке, а в дождливые дни их лица да и мысли тоже окутывало
густой пеленой. А ведь несколькими неделями раньше они умели не подда-
ваться этой слабости, этому дурацкому порабощению, потому что тогда они
были перед лицом вселенной не одни и существо, бывшее с ними раньше, в
той или иной степени заслоняло их мир от непогоды. Теперь же они, по
всей видимости, оказались во власти небесных капризов, другими словами,
мучились, как и все мы, и, как все мы, питали бессмысленные надежды.
не мог рассчитывать на помощь соседа и вынужден был оставаться наедине
со всеми своими заботами. Если случайно кто-нибудь из нас пытался дове-
риться другому или хотя бы просто рассказать о своих чувствах, следовав-
ший ответ, любой ответ, обычно воспринимался как оскорбление. Тут только
он замечал, что он и его собеседник говорят совсем о разном. Ведь он-то
вещал из самых глубин своих бесконечных дум все об одном и том же, из
глубины своих мук, и образ, который он хотел открыть другому, уже давно
томился на огне ожидания и страсти. А тот, другой, напротив, мысленно
рисовал себе весьма банальные эмоции, обычную расхожую боль, стандартную
меланхолию. И каков бы ни был ответ - враждебный или вполне благожела-
тельный, он обычно не попадал в цель, так что приходилось отказываться
от попытки задушевных разговоров. Или, во всяком случае, те, для которых
молчание становилось мукой, волей-неволей прибегали к расхожему жаргону
и тоже пользовались штампованным словарем, словарем простой информации
из рубрики происшествий - словом, чем-то вроде газетного репортажа, ведь
никто вокруг не владел языком, идущим прямо от сердца. Поэтому-то самые
доподлинные страдания стали постепенно и привычно выражаться системой
стертых фраз. Только такой ценой узники чумы могли рассчитывать на со-
чувственный вздох привратника или надеяться завоевать интерес слушате-
лей.
наши страхи, каким бы до странности тяжелым камнем ни лежало в груди это
пустое сердце, можно смело сказать, что изгнанники этой категории были в
первый период мора как бы привилегированными. И в самом деле, когда жи-
тели были охвачены смятением, у изгнанников этого сорта все помыслы без
остатка были обращены к тем, кого они ждали. Среди всеобщего отчаяния их
хранил эгоизм любви, и, если они вспоминали о чуме, то всегда лишь в той
мере, в какой она угрожала превратить их временную разлуку в вечную. В
самом пекле эпидемии они находили это спасительное отвлечение, которое
можно было принять за хладнокровие. Безнадежность спасала их от паники,
самое горе шло им во благо. Если, скажем, такого человека уносила бо-
лезнь, то почти всегда больной даже не имел времени опомниться. Его гру-
бо отрывало от бесконечного внутреннего диалога, который он вел с люби-
мой тенью, и без всякого перехода погружало в нерушимейшее молчание зем-
ли. А он и не успевал этого заметить.
ссылкой, чума выставила у ворот города кордоны и сворачивала с курса су-
да, шедшие к Орану. С того самого дня, когда Оран был объявлен закрытым
городом, ни одна машина не проникла к нам. И теперь нам стало казаться,
будто автомобили бессмысленно кружат все по одним и тем же улицам. Да и
порт тоже представлял собой странное зрелище, особенно если смотреть на
него сверху, с бульваров. Обычное оживление, благодаря которому он по
праву считался первым портом на побережье, вдруг сразу стихло. У пирса
стояло лишь с пяток кораблей, задержанных в связи с карантином. Но у
причалов огромные, ненужные теперь краны, перевернутые набок вагонетки,
какие-то удивительно одинокие штабеля бочек или мешков - все это красно-
речиво свидетельствовало о том, что коммерция тоже скончалась от чумы.
вали себе отчет в том, что с ними приключилось. Конечно, существовали
общие для всех чувства, скажем, разлуки или страха, но для многих на
первый план властно выступали свои личные заботы. Фактически никто еще
не принимал эпидемии. Большинство страдало, в сущности, от нарушения
своих привычек или от ущемления своих деловых интересов. Это раздражало
или злило, а раздражение и злость не те чувства, которые можно противо-
поставить чуме. Так, первая их реакция была - во всем винить городские
власти. Ответ префекта этим критикам, к которым присоединилась и пресса
("Нельзя ли рассчитывать на смягчение принимаемых мер?"), был прямо-таки
неожиданным. До сих пор ни газеты, ни агентство Инфдок не получали офи-
циальных статистических данных о ходе болезни. Теперь префект ежедневно
сообщал эти данные агентству, но просил, чтобы публиковали их в виде
еженедельной сводки.
неделю появилось сообщение о том, что эпидемия унесла триста два челове-
ка, эти цифры ничего не сказали нашему воображению. С одной стороны, мо-
жет, вовсе не все они умерли от чумы. И с другой - никто в городе не
знал толком, сколько человек умирает за неделю в обычное время. В городе
насчитывалось двести тысяч жителей. А может, этот процент смертности
вполне нормален? И хотя такие данные представляют несомненный интерес,
обычно никого они не трогают. В известном смысле публике недоставало ма-
териала для сравнения. Только много позже, убедившись, что кривая смерт-
ности неуклонно ползет вверх, общественное мнение осознало истину. И на
самом деле, пятая неделя эпидемии дала уже триста двадцать один смертный
случай, а шестая - триста сорок пять. Вот этот скачок оказался весьма
красноречивым. Однако он был еще недостаточно резок, и наши сограждане,
хоть и встревожились, все же считали, что речь идет о довольно досадном,
но в конце концов преходящем эпизоде.
террасах кафе. На людях они не праздновали труса, не жаловались, а при-
бегали к шутке и делали вид, будто все эти неудобства, явно временного
порядка, не могут лишить их хорошего настроения. Приличия были, таким
образом, соблюдены. Однако к концу месяца, примерно в молитвенную неделю
(речь о ней пойдет позже), более серьезные изменения произошли во внеш-
нем облике нашего города. Сначала префект принял меры, касающиеся движе-
ния транспорта и снабжения. Снабжение было лимитировано, а продажа бен-
зина строго ограничена. Предписывалось даже экономить электроэнергию. В
Оран наземным транспортом и с воздуха поступали лишь предметы первой не-
обходимости. Таким образом, движение транспорта уменьшалось со дня на
день, пока не свелось почти к нулю, роскошные магазины закрывались один
за другим, в витринах менее роскошных красовались объявления, сообщаю-
щие, что таких-то и таких-то товаров в продаже нет, между тем как у две-
рей выстраивались длинные очереди покупателей.
число пешеходов, даже в те часы, когда улицы обычно пустовали, множество
людей, вынужденных бездействовать в связи с закрытием магазинов и кон-
тор, наводняли бульвары и кафе. Пока что они считались не безработными,
а были, так сказать, в отпуску. Итак, в три часа дня под прекрасным юж-
ным небом Оран производил обманчивое впечатление города, где начался ка-
кой-то праздник, где нарочно заперли все магазины и перекрыли автомо-
бильное движение, чтобы не мешать народной манифестации, а жители высы-
пали на улицы с целью принять участие во всеобщем веселье.
делали крупные дела. Но распространение фильмов в нашем департаменте
прекратилось. Через две недели кинотеатры уже вынуждены были обмени-
ваться друг с другом программами, а вскоре на экранах шли бессменно все
одни и те же фильмы. Однако сборы не падали.
говлю вином и располагал солидными запасами алкоголя, могли бесперебойно
удовлетворять запросы клиентов. Откровенно сказать, пили крепко- Одно
кафе извещало публику, что "чем больше пьешь, тем скорее микроба
убьешь", и вера в то, что спиртное предохраняет от инфекционных заболе-
ваний - мысль, впрочем, вполне естественная, - окончательно окрепла в
наших умах. После двух часов ночи пьяницы, в немалом количестве изгнан-
ные из кафе, до рассвета толклись на улицах и делали оптимистические
прогнозы.
зошли они так молниеносно, что нелегко было считать их нормальными и
прочными. В результате для нас на первом плане по-прежнему стояли личные
чувства.
из лазарета, наткнулся на Коттара, который поднял на него сияющее ра-
достью лицо. Риэ поздравил его с полным выздоровлением, если, конечно,
судить по виду.
Скажите-ка, доктор, а ведь эта сволочная чума начинает всерьез забирать,
а?
ворот-навыворот.
продовольственного магазина в их квартале скупал направо и налево про-
дукты, надеясь потом перепродать их по двойной цене, когда же за ним
пришли санитары и повезли его в лазарет, они обнаружили под кроватью це-
лый склад консервов. "Ясно, помер, нет, на чуме не наживешься". Вообще у
Коттара имелась в запасе целая серия рассказов об эпидемии, и правдивых,
и выдуманных. Например, ходила легенда, что какой-то человек, заметив
первые признаки заражения, выскочил в полубреду на улицу, бросился к
проходившей мимо женщине и крепко прижал ее к себе, вопя во все горло,
что у него чума.
дальнейшими словами. - Скоро все мы с ума посходим, уж поверьте!
мости и пустился с Риэ в откровенности. Началось с того, что он заметил
Володихин Дмитрий
Херберт Фрэнк
Херберт Фрэнк
Флинт Эрик
Корнев Павел
Посняков Андрей