Чтение 13–й страницы книги ~Триумфальная арка~

группа с воинственным видом удалилась.

- Чуть было не выплеснул ему в рожу этот замечательный кальвадос. -
Морозов взял рюмку и выпил. - Вот кто правит нынче в Европе! Неужели и мы
были когда-то такими же болванами?

- Да, - сказал Равик.

Они играли около часа. Наконец Морозов поднял глаза от доски.

- Пришел Шарль, - сказал он. - Кажется, ты ему зачем-то нужен.

Молодой парень, помощник портье, подошел к столику с небольшим пакетом в
руках.

- Велели передать вам.

- Мне? ---------------------------------------(1) "Да здравствует!"
(исп.)

Равик разглядывал пакетик. На белой папиросной бумаге, перевязанной
ленточкой, адреса не было.

- Мне не от кого получать пакеты. По-видимому, ошибка. Кто принес?

- Какая-то женщина... дама...

- Женщина или дама? - спросил Морозов.

- Так... что-то среднее.

Морозов добродушно ухмыльнулся.

- Довольно остроумно.

- Здесь нет фамилии. Она сказала, что это для меня?

- Не совсем так... Она сказала - для врача, который здесь живет. И... в
общем, вы знаете эту даму.

- Она так сказала?

- Нет, - выпалил парень. - Но на днях она была тут. С вами, ночью.

- Иногда ко мне действительно приходят да-, мы, Шарль. Но тебе должно
быть известно, что скромность - высшая добродетель отельного служащего.
Нескромность пристала только великосветским кавалерам.

- Вскрой пакет, Равик, - сказал Морозов, - даже если он и не предназначен
для тебя. В нашей достойной сожаления жизни мы проделывали вещи и похуже.

Равик рассмеялся и раскрыл пакет. В нем была маленькая деревянная
Мадонна, которую он видел в комнате той самой женщины. Он попытался
припомнить имя. Как же ее звали? Мадлен... Мад... забыл. Что-то похожее, во
всяком случае. Он осмотрел папиросную бумагу. Никакой записки.

- Ладно, - сказал он помощнику портье. - Все в порядке.

Равик поставил Мадонну на стол. Среди шахматных фигур она выглядела
довольно нелепо.

- Из русских эмигрантов? - спросил Морозов.

- Нет. Сперва и я так подумал.

Равик заметил, что губной помады на Мадонне больше нет.

- Что с ней делать?

- Поставь куда-нибудь. Любую вещь можно куда-нибудь поставить. Места на
земле хватает для всего. Только не для людей.

- Покойника, вероятно, уже похоронили.

- Так это та самая женщина?

- Да.

- Ты хоть раз справился о ней? Сделал для нее

еще что-нибудь?

- Нет.

- Странное дело - нам всегда кажется, что если мы помогли человеку, то
может отойти в сторону; но ведь именно потом ему становится совсем

невмоготу.

- Я не благотворительное общество, Борис. Я видел вещи нестрашнее и все
равно ничего не делал. С чего ты взял, будто ей именно сейчас так тяжело?

- Посуди сам, только теперь она до конца почувствовала свое одиночество.
До сих пор рядом с ней был мужчина, пусть даже мертвый. Но он был на земле.
Теперь же он под землей... ушел... его больше нет. А вот это, - Морозов
показал на Мадонну, - не благодарность. Это крик о помощи.

- Я спал с ней, - сказал Равик, - не зная, что у нее случилось. Я хочу об
этом забыть.

- Чепуха! Как раз это - самая пустяковая вещь на свете, если нет любви.
Одна моя знакомая говорила мне, что легче переспать с мужчиной, чем назвать
его по имени. - Морозов наклонился вперед. Свет лампы отражался в его
крупном лысом черепе. - Я тебе вот что скажу, Равик: будем подобрее, если
только можем и пока можем, ведь нам в жизни еще предстоит совершить
несколько так называемых преступлений. По крайней мере, мне. Да и тебе,
пожалуй, тоже.

- Верно.

Морозов обхватил рукой кадку с чахлой пальмой. Она слегка покачнулась.

- Жить - значит жить для других. Все мы питаемся друг от друга. Пусть
хоть иногда теплится огонек доброты... Не надо отказываться от нее.

Доброта придает человеку силы, если ему трудно

живется.

- Ладно. Зайду завтра к ней.

- Вот и прекрасно, - сказал Морозов. - Этого-то мне и хотелось. А теперь
хватит разглагольствовать. Кто играет белыми?

Хозяин отеля сразу узнал Равика.

- Дама у себя в номере, - сказал он.

- Вы не предупредите ее по телефону, что я пришел?

- В комнате нет телефона. Можете спокойно подняться наверх.

- Какой номер?

- Двадцать седьмой.

- Я запамятовал ее имя... Как ее зовут?

Хозяин не выказал и тени удивления.

- Маду... Жоан Маду, - уточнил он. - Не думаю, что это ее настоящее имя.
Вероятно, артистический псевдоним.

- Почему артистический?

- Когда въехала, записалась актрисой. И имя вроде такое, звучит
по-актерски. Не правда ли?

- Не уверен. Я знал одного актера, который выступал под именем Густав
Шмидт. А на самом деле его звали граф Александр Мария фон Цамбона. Густав
Шмидт - его псевдоним и, как видите, звучит совсем не по-актерски, не правда
ли?

Хозяин не сдавался.

- В наши дни много чего случается, - заявил он.

- Не так уж много. Обратитесь к истории, и вы увидите, что мы живем в
относительно спокойное время.

- Благодарю, с меня хватает.

- С меня тоже. Но нужно искать себе утешение в чем только можно...
Двадцать седьмой, вы сказали?

- Да, мсье.

Равик постучал в дверь. Никто не откликнулся. Он постучал снова и услышал
невнятный ответ. Он открыл дверь и увидел на кровати у стены женщину. Она
медленно подняла на него глаза. На ней был синий английский костюм, тот же,
что и в первый раз. Она казалась бы менее одинокой, если бы лежала на
постели непричесанная и в халате. Но она оделась неведомо для кого и для
чего, просто по привычке, потерявшей уже всякий смысл, и у Равика защемило
сердце. Это было ему знакомо - он видел сотни людей, эмигрантов, заброшенных
на чужбину, - они сидели так же. Крохотные островки призрачного
существования, они сидели, не зная, что делать, и только сила привычки
поддерживала в них жизнь.

Он прикрыл за собой дверь.

- Надеюсь, не помешал, - сказал он и тут же почувствовал всю
бессмысленность своих слов. Что, собственно, могло помешать этой женщине? Ей
уже ничего не могло помешать.

Он положил шляпу на стул.

- Вам все удалось уладить? - спросил он.

- Да. Хлопот было немного.

- Обошлось без трудностей?

- Да.

Равик сел в единственное кресло, стоявшее в комнате. Пружины заскрипели,
и он почувствовал, что одна из них сломана.

- Вы собирались куда-нибудь уходить? - спросил он.

- Да. Не сейчас... попозже... В общем, никуда... Просто так. Что мне еще
делать?

- Ничего. На первых порах так и надо. У вас нет знакомых в Париже?

- Нет.

- Никого?

Женщина устало подняла голову.

- Никого... кроме вас, хозяина отеля, кельнера и горничной. - Она
невесело улыбнулась. - Не так уж много, правда?

- Да, немного. А мсье... - Равик силился вспомнить фамилию покойного. Он
забыл ее.

- Нет, - сказала она. - У Рачинского в Париже не было знакомых, а может
быть, я просто ничего о них не знала. Он заболел сразу после нашего приезда.

Равик не собирался засиживаться у нее. Теперь, увидев ее состояние, он
изменил свое намерение.

- Вы ужинали?

- Нет. Я не голодна.

- Вы сегодня вообще что-нибудь ели?

- Да. Днем. Днем это проще. А вот вечером...

Равик осмотрелся. От маленькой пустой комнаты веяло безнадежностью,