Чтение 13–й страницы книги ~Черный обелиск~

- Господин Ризенфельд, - замечаю я, - здешнее шампанское ужасная бурда.

В это мгновение я чувствую, что с пола на меня смотрит чье-то лицо. Я с
удивлением оглядываюсь и вижу танцовщицу, которая так сильно перегнулась
назад, что ее голова видна между ногами. Она вдруг кажется каким-то
невероятно искривленным карликом.

- Шампанское заказываю я! - поясняет Ризенфельд и кивает кельнеру.

- Браво! - восклицает лицо на полу.

Георг подмигивает мне. Он играет роль рыцаря, а я существую для более
неприятных вещей - так у нас договорено. Поэтому он и отвечает:

- Если вы непременно хотите шампанского, Ризенфельд, вы получите
шампанское. Но, разумеется, вы наш гость.

- Исключено! Это я беру на себя! И больше ни слова! - Сейчас Ризенфельд -
прямо Дон-Жуан высшего класса. Он с удовлетворением смотрит на золотую
головку в ведерке со льдом. Несколько дам сразу же выказывают живой интерес
к нему. Я и тут не возражаю. Шампанское - это Эрне урок, она слишком скоро
выбросила меня за борт. С удовлетворением пью здоровье Ризенфельда, он
торжественно отвечает мне тем же.

Появляется Вилли. Этого надо было ожидать: он тут завсегдатай. Ауфштейн
со своей компанией уходит, и нашим соседом становится Вилли. Он тут же
поднимается и приветствует входящую Репе де ла Тур. С ней рядом
прехорошенькая девушка в вечернем туалете. Через мгновение я узнаю
акробатку. Вилли нас знакомит. Ее зовут Герда Шнейдер, и она бросает
пренебрежительный взгляд на шампанское и па нас троих. Мы наблюдаем, не
клюнет ли на нее Ризенфельд: тогда мы на этот вечер от него отделались бы;
но Ризенфельд поглощен Лизой.

- Как вы думаете, можно ее пригласить потанцевать? - спрашивает он
Георга.

- Я бы вам не советовал, - дипломатически отвечает Георг. - Но, может
быть, нам позднее удастся как-нибудь с ней познакомиться.

Он укоризненно смотрит на меня. Если бы я в конторе не заявил, будто мы
не знаем, кто такая Лиза, все легко уладилось бы. Но разве можно было
предвидеть, что Ризенфельд попадется на романтическую де ла Тур? А теперь
вносить ясность в этот вопрос уже поздно. Романтикам чужд юмор.

- Вы не танцуете? - спрашивает меня акробатка.

- Плохо. У меня нет чувства ритма.

- У меня тоже. Давайте все-таки попробуем?

Мы втискиваемся в сплошную массу танцующих, и она медленно несет нас
вперед.

- Ночной клуб, трое мужчин и ни одной женщины - почему это? - удивляется
Герда.

- А почему бы и нет? Мой друг Георг уверяет, что если приводишь женщину в
ночной клуб, то тем самым толкаешь ее на то, чтобы наставить ему рога.

- Кто это, ваш друг Георг? Тот вон, с толстым носом?

- Нет, лысый. Он сторонник гаремной системы и считает, что женщин
выставлять напоказ не следует.

- Ну конечно... а вы?

- У меня никакой системы нет. Я как мякина, которую несет ветер.

- Не наступайте мне на ноги, - замечает Герда. - Никакая вы не мякина. В
вас, по крайней мере, семьдесят кило.

Я приосаниваюсь. Нас как раз проталкивают мимо столика Эрны, и сейчас
она, слава Богу, меня узнала, хотя ее голова лежит на плече спекулянта с
перстнем и он вцепился в ее талию. Какое тут, к дьяволу, соблюдение синкоп!
Я улы баюсь, глядя вниз на Герду, и крепче прижимаю ее к себе. При этом
наблюдаю за Эрной.

От Герды пахнет духами "Ландыш".

- Лучше отпустите-ка меня, - говорит она. - Таким способом вы все равно
ничего не выиграете в глазах той рыжей дамы. А ведь вы именно к этому и
стремитесь, верно?

- Нет, - вру я.

- Вам надо бы совсем не обращать на нее внимания. А вы, точно вас
загипнотизировали, все время глаз с нее не сводили, а потом устраиваете
вдруг эту комедию со мной. Господи, до чего же вы еще неопытны в таких
делах!

Однако я стараюсь сохранить на лице притворную улыбку: только бы Эрна не
заметила, что я и тут сел в калошу.

- Ничего я не подстраивал, - пытаюсь я оправдаться. - Просто мне сначала
не хотелось танцевать.

Герда отстраняет меня.

- До кавалера вы тоже, как видно, не доросли! Давайте прекратим. У меня
ноги болят.

Не объяснить ли ей, что я имел в виду совсем другое? Но кто знает, куда
все это опять заведет меня? Лучше уж попридержу язык и проследую с высоко
поднятой головой, хоть и пристыженный, к нашему столу.

А тем временем алкоголь успел оказать свое действие. Георг и Ризенфельд
уже перешли на "ты". Имя Ризенфельда - Алекс. Не пройдет и часа, как он и
мне предложит перейти на "ты". Завтра утром все это будет, конечно, забыто.

Я сижу в довольно унылом настроении и жду, когда Ризенфельд наконец
устанет. Танцующие пары скользят мимо в ленивом потоке шума, влекомые жаждой
телесной близости и стадным чувством. С вызывающим видом проплывает мимо
Эрна. Она меня игнорирует, Герда подталкивает меня.

- А волосы-то крашеные, - заявляет она, и у меня возникает отвратительное
чувство, что она хочет меня утешить.

Я киваю, мне кажется, я выпил достаточно. Ризенфельд наконец подзывает
кельнера. Лиза ушла - теперь и его тянет прочь отсюда.

Пока мы рассчитываемся, проходит некоторое время. Ризенфельд
действительно платит за шампанское; я боялся, что он бросит нас с этими
четырьмя заказанными им бутылками. Мы прощаемся с Вилли, Рене де ла Тур и
Гердой Шнейдер. И без того пора расходиться: музыканты укладывают
инструменты. У выхода и в гардеробе давка.

Вдруг я оказываюсь рядом с Эрной. Ее кавалер, огребаясь длинными руками,
пробивается к вешалке, чтобы достать ее пальто. Эрна меряет меня с головы до
ног ледяным взглядом.

- Так вот где мне пришлось поймать тебя! Вероятно, ты этого не ожидал?

- Ты меня поймала? - отвечаю я опешив. - Да ведь это я тебя поймал!

- И с какими типами! - продолжает она, словно не слыша меня. - С
какими-то кафешантанными певичками! Не прикасайся ко мне. Кто знает, что ты
уже успел подцепить!

Но я и не пытался к ней прикоснуться.

- Здесь я по делу. А ты, как ты сюда попала?

- По делу? - Она резко хохочет. - По делу! Кто же скончался?

- Основа государства, мелкий вкладчик, - отвечаю я, и мне кажется, что
это очень остроумно. - Таких хоронят здесь каждый день. Но на его надгробии
- не крест, а мавзолей, чье имя - биржа.

- И такому типу, такому гуляке я доверяла, - продолжает Эрна, как будто я
опять ничего не ответил. - Между нами все кончено, господин Бодмер!

Георг и Ризенфельд ведут в гардеробе бой за свои шляпы. Я вижу, что Эрна
все хочет свалить на меня, хотя я ни в чем не виноват.

- Послушай, - возмущаюсь я, - а кто мне сегодня еще заявил под вечер, что
не может выходить из-за адской головной боли? И кто отплясывал тут с толстым
спекулянтом?

У Эрны белеет нос.

- Ах ты, низкий рифмоплет, - язвительно шипит она, словно брызгая
купоросом. - Списываешь стихи про покойников, и уже вообразил себя невесть
кем? Научись сначала прилично зарабатывать, чтобы вывести даму в свет.
Только и знаешь, что свои пикники на лоне природы! Под шелковые майские
знамена! Удивительно, как это я не рыдаю от сострадания!

Шелковые знамена - это цитата из моего стихотворения, которое я сегодня
послал ей. В душе я прямо-таки пошатнулся, но на лице моем - усмешка.

- Не будем отклоняться, - заявляю я. - Кто пойдет отсюда домой с двумя
почтенным дельцами? А кто - с кавалером?

Эрна изумленно смотрит на меня.

- Что же, я должна, по-твоему, одна тащиться ночью по улице, как
ресторанная шлюха? За кого ты меня принимаешь? Думаешь, мне очень приятно,
чтобы со мной заговаривал каждый хам? Ты Что - спятил?

- Незачем было вообще являться сюда.

- Ах, так? Скажите пожалуйста! Ты уж намерен командовать? Мне, видите ли,
выход запрещен, а тебе можно шляться где угодно. Что еще прикажешь? Может,
сесть тебе чулки вязать? - Она язвительно хохочет. - Он, видите ли, лакает
шампанское, а для меня хороша была и зельтерская да пиво или молодое вино -
какая-нибудь паршивая кислятина?

- Не я заказал шампанское, а Ризенфельд!

- Конечно! Всегда святая невинность, эх ты, учитель! Знать тебя больше не
хочу! Не обременяй меня своим обществом!

От ярости я не в силах слова вымолвить. Подходит Георг и отдает мне мою
шляпу. Появляется и спекулянт Эрны. Парочка удаляется.

- Слышал? - обращаюсь я к Георгу.

- Отчасти. Зачем ты споришь с женщиной?

- Да я не собирался спорить.

Георг смеется. Как бы он ни был пьян, даже если бы пил вино ведрами,
голова его всегда остается ясной.

- Не поддавайся им. Иначе пропадешь. И почему тебе непременно хочется,
чтобы ты оказался прав?

- Да, - отвечаю я, - почему? Вероятно, потому, что я родился на немецкой
земле. Разве у тебя никогда не бывает неприятных объяснении с женщиной?

- Конечно, бывает. Но это не мешает мне давать другим полезные советы.

Свежий воздух подействовал на Ризенфельда, как удар мягким молотом.

- Давай будем на "ты", - предлагает он мне. - Мы ведь братья. Потребители
смерти. - Его смех похож на лисий лай. - Меня зовут Алекс.

- Рольф, - представляюсь я в ответ, ибо отнюдь не намерен называть свое
честное имя "Людвиг" при этом пьяном брудершафте на одну ночь. Для Алекса и