мне ближе, чтобы рассмотреть меня получше. - Значит, хозяин
собаки вернулся.
светлые, даже рыжие усы и такие же волосы. Он был не стар.
Примерно как мои родители. Прикурив, он огоньком высветил
короткий ястребиный нос и глубоко посаженные глаза под
кустистыми бровями.
доме всю жизнь.
Плевок улетел далеко в кусты. - Кто же тебя сюда привел?
Кзендза рядом со мной не было. И нигде кругом, сколько ни
вертел я головой, не обнаружил никаких признаков его
присутствия. Он исчез, словно растворился в ночи, как это
бывает в сказках с добрыми волшебниками, после того как они
сотворят благое дело. Мне даже на миг показалось, что ксендз
мне померещился и все это плод моей возбужденной фантазии. Не
было никакого ксендза, не было этой удивительной и жуткой до
замирания сердца прогулки по Каунасу с ним за руку. Явью было
лишь то, что я стоял перед нашим домом на Зеленой горе и
Сильва визжала от счастья, а ее новый хозяин сосредоточенно
курил сигарету и размышлял о том, что со мной делать.
я.
заплясал из стороны в сторону.
здоровье, - сказал я, и он рассмеялся.
сигарету, растер ее сапогом по земле.
будку.
теперь этот дом мой. Понял?
Гостем будешь.
изменилось. Новый хозяин даже не сдвинул мебель с места. В
столовой темнел полированными боками старинный антикварный
буфет. За ребристыми стенками его дверей матово белели
фарфоровые тарелки и чашки в таких же стопках и так же
расставленные, как это было при маме. И стол был покрыт нашей
льняной скатертью с ромашками, вышитыми шелком по углам. У
одной ромашки не хватало двух лепестков. Их срезал ножницами
я, когда был совсем маленьким, и в наказание мама меня неделю
не подпускала к столу, а приносила поесть на кухню, где я,
рыдая, давился едой в одиночестве за маленьким, покрытым
клеенкой столиком.
потолком. Паркет в гостиной был покрыт ворсистым светлым
ковром с темным пятном посередине. Тоже моя работа. Пролил
варенье на ковер, и сколько его ни чистили, вывести пятно так
и не удалось. Меня за это лишили на месяц сладостей. Сейчас
поблекшее пятно посреди ковра смотрело на меня и, мне
казалось, даже подмигивало, как старый друг, который имеет со
мной общую тайну и никому не раскроет.
запах. У нас всегда немного пахло нафталином, которым
пересыпали вещи в шкафах, чтобы уберечь от моли. А также
пряными приправами, которые обильно добавлялись почти ко всем
блюдам еврейской кухни.
острые, какие сохранились в моей памяти с тех времен, когда мы
выезжали на дачу в Кулаутуву и жили все лето в крестьянском
доме. В нашем доме теперь пахло овчиной, засушенной травой и
жареным салом. А также стоял острый и неприятный запах
самогона - водки, которую крестьяне сами изготовляют из сахар-
ной свеклы и пшеницы.
стен наших портретов. Свадебного портрета мамы и папы. Двух
улыбающихся рожиц, моей и Лии, в овальных рамах. Не было и
старых пожелтевших портретов дедушки и бабушки. На тех местах,
где они висели, теперь остались пятна, чуть потемнее остальных
обоев, и черные дырочки от вырванных гвоздиков, на которых
рамы крепились.
темном платье, со светлыми волосами, собранными сзади в пучок,
точь-в-точь как у моей мамы, расставляла на столе посуду - они
собирались ужинать.
привел.
словно она только что плакала, - и, ничего не сказав,
направилась к буфету.
теперь дом. Все по закону.
для меня. И, словно угадав мою мысль, Винцас спросил:
были наши спальни, послышались легкие шаги, потом показались
голенастые загорелые ноги в тапочках, мягко переступавшие со
ступени на ступень. Затем - низ ситцевого платьица, рука,
скользящая по перилам, и... чудо из сказки. Золотоволосая
кудрявая головка с большими серыми глазами, коротким носиком и
капризными губками, сложенными бантиком. Точно такими рисуют в
детских книжках героинь, и каждый раз, когда я перечитывал эти
книжки, я испытывал легкое состояние влюбленности. Эта девочка
прямо сошла со страниц моих книг, она была ожившим предметом
моего тайного обожания. Ей было примерно столько же лет,
сколько и мне. На меня она взглянула как принцесса на жалкого
раба - скользнула взглядом, чуть скривив губки, и села на свое
место, больше не удостоив своим вниманием.
улыбнувшись.
ладонями вверх.
сигарету, и кинул на дочь недобрый, исподлобья взгляд. - Тебе,
Лайма, не мешает поучиться у этого мальчика аккуратности.
Встань из-за стола! Марш мыть руки! И ему покажешь.
подняв глаз от стола.
знает в этом доме.
Значит, тебе ничего объяснять не нужно... и ты будешь держать
язык за зубами.
Лайма.
ничего, кроме презрения к моей особе, я в них не прочел.
тогда подумать, что Лайма, это чудо из детской сказки, станет
со временем моей женой, а Винцас - дедушкой самого дорогого
для меня существа на земле, моей единственной дочери Руты,
которая в Израиле сменила это литовское имя на еврейское имя
Ривка, в память своей бабушки, моей мамы, убитой... О том, кто
ее убил, я узнал намного позже, и, когда узнал, чуть не
свихнулся при мысли, насколько запуталась вся моя жизнь.
x x x
Винцаса. Куда-то под Алитус. Где, по словам Винцаса, были
такие густые непроходимые леса, что не только меня можно
упрятать, но и целую дивизию замаскировать, и никто не
Андреев Николай
Скальци Джон
Гуль Роман Борисович
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Прозоров Александр