Чтение 13–й страницы книги ~День денег~

- В школе.

- А почему же ты не в школе, е. т. м., с. с.?!

- А потому, что я ее в этом году закончил уже.

- Серьезно? - удивилась Лилия. - Молодец! Это надо отметить!

Подросток на это предложение не отреагировал, ушел.

Писатель, взволнованный, потрясенный, сел против Лилии, не обращая
внимания на грязь.

- Лиля, что случилось? - спросил он. - Что с тобой? Ты пьешь, куришь!

- Все в порядке. Я счастлива.

- Но ты же болеешь, тебе лечиться надо!

- Может, и надо, - не стала спорить Лилия. - А деньги где?

- Деньги есть! Вот! - Писатель нетерпеливо протянул руку, и Парфен
вложил в нее деньги. - Вот! Три тысячи долларов! И вылечиться можешь, и
старшему сыну поможешь в институт поступить, и младших в порядок приведешь.
Надо еще - я принесу еще!

Лилия долго смотрела на деньги.

- Не верит, - сказал Змей.

Она взглянула на него, поднялась, подошла к крану и долго умывала лицо
холодной водой. Умылась, утерлась серым полотенцем.

- Откуда это? - спросила.

- Я премию литературную получил. Большую. Я всегда тебе хотел помочь,
ты же знаешь.

- Чего ты хотел, я знаю!..

Она села и опять уставилась на деньги.

Потом подняла уже почти трезвое, просветлевшее и похорошевшее лицо (и
Змею с Парфеном как-то сразу легче на душе сделалось).

- Я знала, - сказала она. - Я знала, что рано или поздно так и будет. Я
рвалась и упиралась - и оказалась на донышке. Я перестала рваться и
упираться - и все само собой появилось. Только так в жизни и бывает.
Господи! Заново жизнь! Господи!

Она смеялась и плакала.

Тут послышался стук двери, и в кухню вошел молодой человек лет тридцати
с бутылками дешевого вина в руках. Но выглядели они в его руках как-то
невинно, да и у самого у него вид был невинный: аккуратный, подтянутый, он
похож был на пионервожатого (это для тех, кто помнит, что такое
пионервожатый, если ж современным языком сказать - на престарелого
бойскаута) с неистребимой какой-то детскостью в лице, но затвердевшей при
этом в жесткие непреклонные контуры.

- Здравствуйте, - вежливо сказал он голубоватым голосом (каким он у
пионервожатых почему-то и бывал), ставя бутылки на стол. - Это тебе,
Лилюшонок. Сейчас получше будет. Много не дам, а по чуть-чуть, по чуть-чуть.
Да, Лилюнчик? А это что такое?

- Это деньги, Костик.

- Какие деньги?

- Вот он. - Лилия указала на Писателя. - Он мой друг. Он принес мне
деньги. Чтобы помочь.

- Конечно, конечно, - сказал бойскаут Костик так, как говорят больному
белой горячкой, что чертики, в общем-то, есть, но это ничего, исчезнут.

- Это настоящие деньги. Три тысячи.

- Конечно, конечно, - согласился Костик и повернулся к Писателю. - За
что эти деньги? - четко спросил он.

- Что значит - за что? Просто так.

- Ничего не бывает просто. Чего вы добиваетесь? Хотите у женщины отнять
последнюю квартиру? Дадите три тысячи, а скажете, что давали тридцать, и
фальшивую расписку покажете? А это кто?

- Мы друзья, - сказал Змей. - И ты зря...

- Я не с тобой разговариваю, - обрезал его Костик. - Итак, зачем вы
пришли втроем?

- Мы просто...

- Повторяю: ничего не бывает просто.

- Костик, налей! - послышался голос Лилии, которая опять ослабла.

- Сейчас, Лили. Итак, насколько я понимаю, вразумительного ответа нет?
Конечно, вы надеялись застать тут беззащитную одинокую женщину. Но ее есть
кому защитить. Убирайте свои бумажки - и убирайтесь!

- Костик, ты что? Это деньги! - вскрикнула Лилия.

- Тебе они нужны, Лиленыш? Бери! Но я - уйду.

Костик взял бутылки и сделал шаг от стола...

- Выбирай, Ли: или эта бумажная грязь - или я!

- Костик, я не смогу без тебя жить! - сказала Лилия, глядя на бутылки.
- Останься. А вы проваливайте к е. м., е. в. м., с. п.! - И Лилия схватила
деньги и сделала движение, чтобы разорвать их.

Парфен метнулся молнией, выхватил, спрятал в карман.

Змей взял Писателя под локоть.

Тот был настолько ошарашен, что плохо соображал, и позволил себя
вывести.

И только на улице у него прорезался голос.

- Ничего не понимаю, - сказал он. - А вы?

- Я тоже, - сказал Парфен, которому было не до умствований, потому что
при виде денег, которые могли погибнуть на его глазах, он вдруг вспомнил о
тех, основных, оставшихся в квартире Змея.

И этой тревогой он поделился с товарищами.

- В самом деле, - сказал Писатель. - Надо проверить.

И они пошли с Парфеном, и отошли уже шагов на двадцать, и увидели, что
Змея нет с ними.

Обернулись. Змей стоял с опущенными руками и понурой головой.

- Ты чего?

- Конечно! - сказал Змей. - Деньги для вас важней человека!

- Ты о чем?

- А о том! Теперь - моя очередь.

- Какая очередь?

- Вы меня водили к своим людям, которым хотели денег дать? Теперь - моя
очередь.

- Хорошо, - сказал Писатель. - Если это недолго.

- Пешком десять минут.

- Пошли.

¶Глава семнадцатая§

Лотерейщик Н. Ю. Юрьев и алгоритм Фортуны. Беллетристика. Осмеяние
Змея. Тю-тю.

Они купили по бутылке пива и пошли, на ходу прикладываясь.

- Ну? - поторопил Парфен задумчивого Змея. - Что у тебя за кандидатура?
Что за обездоленный человек?

- Он не то что обездоленный, он скорей псих. Это брат мой троюродный. И
его надо вылечить.

- От чего? Не тяни, рассказывай!

И Змей рассказал.

Николай Юрьев был обычный мальчик и учился в школе. Тогда существовал
обычай: девочки поздравляли одноклассников с днем Советской Армии (23
февраля), даря, допустим, открыточку или лотерейку ДОСААФ и книгу "Битва в
пути", а мальчики поздравляли одноклассниц с Международным женским днем
восьмого марта, тоже даря открыточку или лотереечку и тоже книгу - например,
"Вязание крючком и спицами". Кстати, к Восьмому марта выпускались
специальные лотерейные билеты. Досаафовские были дороже (50 коп.) и
считались солиднее, потому что на них выпадало несколько автомобильных
выигрышей, восьмимартовские стоили тридцать копеек, автомобилей было
один-два, зато много всякой мелочи. Впрочем, и те и другие лотереи
воспринимались одинаково бесполезными: не было случая не то что в классе, но
и в школе, чтобы кто-то что-то выиграл. Не везло как-то.

И вот однажды Николаю поручили купить для семнадцати девочек семнадцать
лотерейных билетов. Он купил. С приветливыми шутками, с мальчишескими
смущеньями подарки были розданы девочкам, но одна книга и один билет
оказались лишними: девочка накануне попала в больницу. Николай, раз уж он
был ответственным за мероприятие, взял пакет с подарком домой, чтобы
принести его в школу, когда девочка выздоровеет.

Но девочка не выздоровела, умерла.

Через какое-то время Николай, листая от безделья газету "Известия",
которую выписывал отец, наткнулся на таблицу розыгрышей восьмимартовской
лотереи. Он вспомнил о билете - и вдруг появилось в нем волнение странного
предчувствия, которое он запомнил на всю жизнь. Он стал искать билет.
Перерыл все, нашел книгу "Вязание крючком и спицами" - а лотереи нет. Он
разозлился (хоть был мальчик уравновешенный), начал раскидывать вещи, пинать
их ногами. Свитер свой так поддел, что он взлетел на шкаф. Успокоившись и не
желая нагоняя от родителей, Николай стал убираться, полез и за свитером и
там, на шкафу, в мохнатой пыли, обнаружил билет.

Он бросился к столу и с нарастающим чувством уверенности принялся
сличать номер.

И - выигрыш!

"Гитара" - было обозначено.

Николай был счастлив. Играть на гитаре он не умел, но главное -
выигрыш! Никто в школе никогда не выигрывал, а ему - повезло!

Никому ничего не говоря, он отправил заказным ценным письмом лотерею в
адрес тиражной комиссии, оттуда пришел ответ и вопрос, не желает ли он
получить выигрыш деньгами.

"Только гитарой в гарантированном мне законом СССР порядке, а не
жульничество!" - сердито написал Николай.

Через три недели он получил уведомление о посылке и с замирающим
сердцем помчался на почту.

Там ему объяснили, что посылка - наложенным платежом и для получения ее