которые тоже искали тени. Днем, в самый зной, Кино лег, надвинул шляпу
на глаза, прикрыл лицо одеялом от мух и заснул.
застывшей маской лица. Губы ее, разбитые кулаком Кино, были все еще
вспухшие, а около рассеченного подбородка с жужжанием вились мухи. Но
Хуана сидела неподвижно, как часовой, и когда Койотито проснулся, она
положила его на землю, и он стал махать ручонками и дрыгать ножками,
заворковал, заулыбался, и наконец Хуана тоже улыбнулась ему. Она подняла
с земли маленькую веточку и пощекотала Койотито пятки, а потом развязала
узел и напоила сына водой из тыквенной бутылки.
дернулась кверху, будто в драке. А потом он застонал и быстро сел,
раздув ноздри, глядя прямо перед собой широко открытыми глазами. Он
слушал, но до него доносился только сухой треск в кустарнике и ровный
посвист пространства.
кукурузную лепешку из своих припасов, он то и дело переставал жевать и
все прислушивался к чему-то. Тревога не оставляла его; он оглянулся
через плечо, поднял свой большой нож с земли, потрогал лезвие. И, когда
Койотнто снова заворковал, Кино сказал Хуане: - Уйми его.
встал и, низко пригнувшись, пробрался сквозь заросли к дороге. Но дальше
он не пошел, а лег под колючим кустом и посмотрел в ту сторону, откуда
они с Хуаной пришли.
низких ветвей. Вдали показались трое двое пеших, третий всадник. Кино
знал, что это за люди, и весь похолодел от страха. Даже отсюда, издали,
ему было видно, что двое пеших идут медленно, низко склоняясь к земле.
Один остановится, приглядится к чему-то, другой подойдет к нему и тоже
посмотрит. Это были следопыты, ищейки, те самые, что выслеживают даже
горных баранов на каменистых склонах. Чутье у них - как у собак. Быть
может, Хуана или он сам ступили где-нибудь в сторону от дорожной колеи,
и эти люди, эти охотники найдут их по следам - по сломанной травинке, по
еле заметной осыпи в песке. За ними верхом на лошади ехал какой-то
темнокожий, ноздри у него были прикрыты краем одеяла, а поперек седла
поблескивало на солнце дуло винтовки.
дыхание, он перевел глаза туда, где недавно разравнивал свои следы. Даже
гладкий, ровно раскиданный песок может много о чем сказать следопытам.
Он знал этих горцев-охотников, этих ищеек. В местах, где дичи мало, им
приходится применять свое умение по-другому, и вот теперь они охотятся
за ним. Двое пеших рыскали по дороге, точно звери, и, находя какие-то
приметы, склонялись к земле, и всадник тоже останавливался.
медленно протянул руку к своему большому ножу и положил его рядом с
собой. Он знал, что ему делать. Если эти ищейки задержат шаги около
заметенных следов, он кинется на всадника, убьет его и завладеет
винтовкой. Это единственный путь к спасению. И, подпустив всех троих
поближе, он вырыл носками сандалий ямки в песке, так, чтобы вскочить
сразу, так, чтобы у ног была опора для прыжка. Низко нависшая ветка
мешала ему смотреть, загораживая дорогу.
в эту минуту Койотито снова заворковал. Она схватила его на руки,
прикрыла с головой шалью, дала ему грудь, и он умолк.
ветки только их ноги и ноги лошади. Он увидел темные заскорузлые ступни,
белые лохмотья брюк, услышал поскрипывание кожаного седла, позвякивание
шпор. У заметенных следов пешие остановились и внимательно оглядели это
место, и всадник тоже остановился. Лошадь мотнула головой, прося повода,
и мундштук звякнул ей о зубы, и она захрапела. Тогда следопыты
выпрямились, посмотрели на лошадь и особенно внимательно на ее уши.
руках и ногах резко напружинились, и на верхней губе полоской проступил
пот. Следопыты долго разглядывали дорогу, потом медленно пошли дальше,
не сводя глаз с песка, а всадник двинулся следом за ними. Следопыты
пошли быстрее - пройдут несколько шагов, остановятся, посмотрят - и
снова чуть не бегом. Кино знал, что они вернутся. Они будут кружить
около этого места, будут замедлять шаги, нагибаться над дорогой,
разглядывать ее, они все обшарят и рано или поздно придут назад к
заметенным следам.
своих ног. К чему? Слишком много оставлено примет, слишком много
сломанных веток, и взрыхленного песка, и сдвинутых с места камешков.
Теперь им владела только одна мысль - о бегстве, безоглядном бегстве. Он
знал, что эти ищейки найдут его следы. Осталось одно бежать. Пробираясь
сквозь кусты быстрыми, неслышными шагами, он вышел к тому месту, где
сидела Хуана. Она вопрошающе подняла на него глаза.
почернел лицом и печально посмотрел на Хуану.
тебя живым, чтобы ты уличил их в краже?
Неужели ты думаешь, что меня отпустят живой? Неужели ты думаешь, что
отпустят живым ребенка?
глаза у него бешено вспыхнули.
они потеряют нас.
бутыли и мешочек со всеми их припасами. Узел он взял в левую руку, а в
правой у него был нож. Он развел кусты, пропуская Хуану вперед, и они
свернули к западу туда, где поднимались высокие голые горы. Быстро,
почти бегом, шли они сквозь заросли кустарника. Это было бегство -
безоглядное бегство. Кино даже не пытался соблюдать осторожность. Он
отшвыривал камни, попадавшиеся под ноги, продираясь сквозь чащу; сбивал
листья с ветвей, и они предательски отмечали его путь. Полуденное солнце
заливало потрескавшуюся землю таким зноем, что даже растительность не
выдерживала этого и негодующе позванивала под палящими лучами. Но
впереди были голые гранитные горы они поднимались над обломками скал,
уходя вершинами прямо в небо. И Кино бежал к этим вершинам, как делают
почти все звери, скрываясь от преследования.
сохраняющие воду, да кустарник с длинными корнями, которые глубоко
проникают в почву за влагой и довольствуются малым. Земли в этой пустыне
не было видно - один камень, и большие глыбы его, и осколки любой формы,
не отшлифованные водой. Между камнями пробивалась унылая сухая трава -
трава, которой достаточно одного дождя, чтобы пустить ростки, образовать
семенную коробочку, уронить семена в почву и умереть. Рогатые лягушки
провожали глазами семью Кино, поворачивая, как на стержне, свои
маленькие драконьи головы. Время от времени крупные зайцы, прятавшиеся в
тени, выскакивали на звук шагов и, отбежав немного в сторону, прятались
за ближайшим же камнем. Звенящий зной дрожал над пустыней, и гранитные
горы вдали казались такими прохладными и желанными.
по дороге еще немного и, убедившись, что след исчез, вернутся назад и
снова начнут осматривать, обшаривать каждый куст и вскоре найдут то
место, где он и Хуана остановились на отдых. А дальше дело пойдет совсем
легко-мелкие камешки, сбитые листья, сломанные ветки, маленькие
углубленьица в песке, там, где неверно ступила нога. Кино будто видел их
перед собой: торопятся пo следу, чуть повизгивая от нетерпения, а позади
них темнокожий всадник с винтовкой, как бы равнодушный ко всему
происходящему. Напоследок и он сделает свое дело, потому что назад в
город им никому не вернуться. О, как ясно звучала теперь Песнь зла в
ушах у Кино, мешаясь со звоном зноя и сухим треском змеиных гремушек.
Ширь и мощь мелодии исчезла, она стала вкрадчивой, гибельной, как
отрава, и биение сердца Кино было ее призвуком, ее ритмом.
расстояние между следопытами и семьей Кино увеличилось. И посреди
крутого подъема Кино остановился передохнуть. Он влез на большую
каменную глыбу и посмотрел назад - туда, где над зарослями переливался
дрожащий от зноя воздух. Но врагов своих - ни пеших, ни даже всадника -
он не увидел. Хуана присела на корточки в тени, падающей от каменной
глыбы. Она поднесла к губам Койотито бутыль с водой; его пересохший
язычок жадно прильнул к горлышку. Когда Кино спрыгнул вниз, Хуана
подняла на него глаза; она заметила, что он смотрит на ее ноги,
исцарапанные, изрезанные о камни и кусты, и быстро прикрыла их юбкой.
Потом протянула ему бутыль, но он покачал головой. Глаза Хуаны ярко
блестели на побледневшем от усталости лице. Кино провел языком по
пересохшим губам.