есть, никак не могу пристроить...
в кабинете этого великолепного мурлыки с лисьей сединой.
местной печати по принятым у нас нормам невозможно, потому что признать
слухи существующими -- это отчасти признать их существенность, а признать их
существенность -- это значит хотя бы отчасти признать их правдивость.
Получается заколдованный круг. Бюрократия, защищая себя, прикрывает все, что
можно прикрыть, в том числе и собственные глаза.
было сдавать государству и деньги за это получать. Теперь не берут. А зачем
у турок покупать, когда свой лист некуда деть. Хочу написать Хрущиту... Как
ты думаешь, письмо не перехватят?
доходит. Или через знакомых летчиков, те в Москве бросают в ящик...
вариантах связи с Москвой. Мы договорились, что он будет ждать меня возле
редакции, пока я не выйду. Уже в дверях, нащупав в кармане заветную бумажку,
я вспомнил:
редакционного стенда и рассматривал фотовыставку. Услышав мои слова, он
обернулся, мельком оглядел прохожих и тихо сказал:
исторической. Если вы спросите у меня, какие из них лучше, я отвечу словами
товарища Сталина:
одновременно, должен сказать, что версия дяди Сандро относительно мраморной
дорожки не вполне подтвердилась, хотя и не вполне опровергнута. Один инженер
горсовета (возможно, дядя Сандро сочтет его за эндурца) сказал, что
мраморную дорожку не растащили на домашние очаги, а просто залили асфальтом
во время ремонта тротуара.
пробить асфальт и проверить целость дорожки ввиду непосредственной близости
правительственного учреждения и возможности в связи с этим чересчур
расширенного толкования моих действий.
асфальтом цветную мраморную дорожку или растащить ее на очаги. Пожалуй, я
предпочел бы второе, ибо в этом случае хотя бы признается красота этих плит.
Впрочем, не исключено, что так оно и было.
--------
которому можно было бы оставить хозяйство и скот и который стал бы его,
пастуха Махаза, продолжением в будущей жизни, когда Махаза уже на этом свете
не будет.
рождались только дочери и после четвертой он в глубине души перестал верить,
что у него может родиться сын, и с вялым любопытством ждал, чем окончатся
очередные роды его жены, хотя и теперь, помимо его разума и воли, в сознании
теплилась надежда: а вдруг повезет?
семь богатырских дочерей родила ему его неутомимая жена Маша, из которых
старшая уже была замужем за сыном мельника, а младшая еще не ходила в школу,
но уже могла растрясти персиковое деревце, чтобы полакомиться его плодами.
Видно, там, наверху, тот, кто решает, каким должен быть урожай кукурузы в
этом году, чью именно корову должен медведь выбрать в стаде и зарезать,
каким краем села должна пройти туча, наполненная гибельным градом, как мешок
камнями, и когда именно должен прорваться этот мешок, словом, тот, кто
решает все это, отметил там у себя в небесной книжице, что надо пастуху
Махазу не давать зачать мальчика, и приставил следить за этим одного из
своих ангелов-слуг.
есть что бывают такие женщины, которые носят в себе две чадотворящие формы,
формы мальчика и девочки, а есть такие, внутри которых только одна
чадотворящая форма, вот она и лепит себе только мальчиков или девочек, он,
пастух Махаз, считал все это глупым предрассудком. Когда разговор заходил на
эту тему, он всегда насмешливо улыбался и кивал на небо:
ферме, вдали от людей. Дома бывал мало, за целое лето спустится, бывало, раз
или два с альпийских лугов, чтобы помыться как следует, да сменить белье, да
сделать по хозяйству кое-что, и снова в горы.
участок, а осенью собирал урожай кукурузы и винограда, готовил вино, которое
в основном распивали многочисленные гости его жены, которых он терпеть не
мог, но вынужден был примириться с ними ввиду неукротимого жизнелюбия и
гостелюбия жены.
находился, чтобы ответить на обиду сразу, и угрюмо замыкался, а обида,
бывало, через много дней вырывалась, иногда в совершенно неожиданном месте.
отвесную скалу, откуда она могла сорваться и погибнуть, он не только не
поленился вскарабкаться на эту скалу, но, поймав ее за ногу одной рукой,
другой избил вырывающуюся и ничего не понимающую козу, что было опасно не
только для жизни козы, но и для его собственной жизни.
пастухов стоимость погибшего от стихийных сил скота. Приказ этот был вызван
тем, что слишком много скота погибало на летних пастбищах. Летом на
альпийских лугах вдали от всякого начальства пастухи нередко резали скот для
себя, списывая его потом на стихийные бедствия. Так что приказ этот был
справедлив по отношению к тем пастухам, которые злоупотребляли доверием, но
он был несправедлив по отношению к Махазу, который никогда такими делами не
занимался. Таким образом, избивая козу, пасшуюся на слишком рискованном
месте, он отводил душу, даже как бы вступал в полемику с правлением колхоза.
вышедшей замуж дочку Маяну, чтобы она там окончила абхазскую
школу-десятилетку. В Чегеме была только семилетка.
учебы вполне достаточно для девушки, ему пришлось уступить настояниям жены.
Могучую девушку снарядили, как могли, дали ей в руки красный фанерный
чемодан, с которым тетя Маша сама когда-то перебралась в Чегем, и отправили
в город.
родственника тети Маши, работавшего в магазине и готового вот-вот лопнуть от
полноты достатка. Так говорила о нем тетя Маша.
сел, но тетя Маша считала, что отдавать девушку в интернат в городе, где
родственник ее лопается от достатка, было бы смертельным оскорблением не
только ему, но и всем родственникам тети Маши.
как-нибудь пережил бы ее самостоятельное пребывание в Мухусе. Тем не менее,
этот маленький красавчик, умевший ловко обделывать свои дела, весело и
охотно принял у себя в доме свою многоюродную племянницу.
за внезапно вспыхнувшие родственные чувства. Эта могучая горная девушка ему
понравилась. К несчастью, он тоже понравился Маяне, хотя она этого не
осознавала.
когда-нибудь встретится и которого она полюбит на всю жизнь. Так что
ухаживания хохотуна-кукленка, как она его называла про себя, она не
принимала всерьез.
людей. Сердце у нее замерло в груди, ей показалось, что она встретила
представителей племени ее будущего жениха. Она даже подумала, что ее будущий
жених может оказаться одним из этих парией. Замирая от волнения, она пошла
за ними, стараясь идти незаметно, и вскоре все они пришли на городскую
баскетбольную площадку. Увидев, что они, как дети, отнимают друг у друга
мяч, и поняв, что они не представляют единое племя богатырей, она
разочаровалась в них и ушла домой.
село к своим близким: то на свадьбу, то на похороны, то навещать больных. В
таких случаях она просила Маяну присматривать за детьми, что Маяна делала
умело и охотно, потому что в доме у себя была приучена нянчиться со своими
младшими сестренками.
снисходительно отмахиваясь от своего маленького дяди, пристававшего к ней.
книгу, чтобы взглянуть на него, вертевшегося рядом, норовя поцеловать ее или