- он стоял и разговаривал с кем-то в вестибюле.
Вулфшим.
на меня двумя пучками волос, пышно распустившимися у него в каждой ноздре.
Чуть позже я разглядел в полутьме и пару узеньких глазок.
мне руку, - и как бы вы думали, что я сделал?
адресован не мне, так как он тут же отпустил мою руку и направил свой
выразительный нос на Гэтсби.
платите ему ни цента". И он сразу же прикусил язык.
Вулфшим проглотил следующую фразу, после чего впал в состояние
сомнамбулической отрешенности.
пресвитерианских нимф на потолке. - Но я лично предпочитаю то, что через
дорогу.
Там очень душно, через дорогу.
сколько воспоминаний.
лиц, которых больше никогда не увидишь. Так много друзей, которые умерли и
не воскреснут. До конца дней своих не забуду ту ночь, когда там застрелили
Рози Розенталя. Нас было шестеро за столом, и Рози ел и пил больше всех.
Уже под утро подходит к нему официант и говорит: "Вас там спрашивают, в
вестибюле". А у самого вид какой-то странный. "Сейчас иду", - говорит Рози
и хочет встать, но я ему не даю. "Слушай, говорю, Рози, если ты каким-то
мерзавцам нужен, пусть они идут сюда, а тебе к ним ходить нечего, и ты не
пойдешь, вот тебе мое слово". Был уже пятый час, и если бы не шторы на
окнах, было бы светло без ламп.
В дверях он оглянулся и сказал: "Пусть официант не вздумает уносить мой
кофе". И только он ступил на тротуар, ему всадили три пули прямо в набитое
брюхо, и машина умчалась.
припомнив эту историю.
вниманием. - Вы, как я слышал, интересуетесь деловыми кхонтактами?
сегодня.
волнующих преимуществах старого "Метрополя", со свирепым гурманством
принялся за еду. Но в то же время он цепким, медленным взглядом обводил
ресторанный зал - даже, замыкая круг, обернулся и посмотрел на тех, кто
сидел сзади. Вероятно, если бы не мое присутствие, он не преминул бы
заглянуть и под стол.
меня не рассердились утром, в машине?
откровенно сказать, что вам от меня нужно? Зачем было впутывать мисс
Бейкер?
Бейкер - спортсменка высокого класса, она бы ни за что не согласилась,
если бы тут было что не так.
оставив меня в обществе мистера Вулфшима.
глазами - Замечательный человек, а? И красавец, и джентльмен с головы до
ног.
Оксвортский университет?
познакомиться сразу после войны. Стоило побеседовать с ним какой-нибудь
час, и мне уже было ясно, что передо мной человек отменного воспитания.
"Вот, - сказал я себе. - Такого человека приятно пригласить к себе в дом,
познакомить со своей матерью и сестрой". - Он помолчал. - Я вижу, вы
смотрите на мои запонки.
были сделаны из кусочков слоновой кости неправильной, но чем-то очень
знакомой формы.
экземпляры.
насчет женщин. На жену друга он даже не взглянет.
столику, мистер Вулфшим. залпом проглотил кофе и встал.
чтобы не злоупотреблять вашим гостеприимством, молодые люди.
он. - У вас свои разговоры - о спорте, о барышнях, о... - Новый взмах руки
заменил недостающее существительное. - А мне уж за пятьдесят, и я не хочу
больше стеснять вас своим обществом.
подрагивал. Я подумал: уж не обидел ли я его неосторожным словом?
вообще он в Нью-Йорке фигура - свой человек на Бродвее.
хладнокровно добавил: - Это он устроил ту штуку с "Уорлд Сириз" в тысяча
девятьсот девятнадцатом году.
"Уорлд Сириз", но никогда особенно не задумывался об этом, а уж если
думал, то как о чем-то само собой разумеющемся, последнем и неизбежном
звене какой-то цепи событий. У меня не укладывалось в мыслях, что один
человек способен сыграть на доверии пятидесяти миллионов с
прямолинейностью грабителя, взламывающего сейф.
возьмешь.
вдруг заметил в другом конце переполненного зала Тома Бьюкенена.
со мной, это одна минута.
Дэзи просто в ярости.
непривычно смущенный вид.
такую даль?
мне несколько часов спустя Джордан Бейкер, сидя отменно прямо на стуле с
прямою спинкой в саду-ресторане при отеле "Плаза")... я шла по
луисвиллской улице, то и дело сходя с тротуара на газон. Мне больше
нравилось шагать по газону, потому что на мне были английские туфли с
резиновыми шипами на подошве, которые вдавливались в мягкий грунт. На мне
была также новая клетчатая юбка в складку, ветер раздувал ее, и каждый
раз, когда это случалось, красно-бело-синие флаги на фасадах вытягивались
торчком и неодобрительно цокали.
Фэй. Ей тогда было восемнадцать, на два года больше, чем мне, и ни одна
девушка во всем Луисвилле не пользовалась таким успехом. Она носила белые