Чтение 13–й страницы книги ~Праздник, который всегда с собой~

зажигались огни, вокруг всегда было множество гораздо более симпатичных и
совсем незнакомых мне людей, которые торопливо шли мимо в поисках места, где
можно было бы выпить вдвоем, поужинать вдвоем, а потом любить друг друга.
Люди в больших кафе, возможно, занимаются тем же, а возможно, они сидят и
пьют, разговаривают и любят только для того, чтобы их видели другие. Люди,
которые мне нравились и с которыми я не был знаком, ходили в большие кафе,
потому что там можно было затеряться, и на них никто не обращал внимания, и
они могли побыть вдвоем. К тому же в те дни цены в больших кафе были
дешевые, там подавали хорошее пиво и аперитивы стоили недорого -- их цена
была четко обозначена на блюдечках.

В тот вечер мне приходили в голову такие вот здравые, но не слишком
оригинальные мысли, и я чувствовал себя чрезвычайно добродетельным, потому
что весь день хорошо и много работал, хоть и отчаянно хотелось поехать на
скачки. Но в то время я не мог позволить себе посещать скачки, несмотря на
то что при старашт всегда можно было кое-что выиграть. Тогда еще не
применялась ни проверка слюны, ни другие методы, с помощью которых выявляют
искусственно возбужденных лошадей, и допинг применялся чрезвычайно широко.
Но рассчитывать шансы лошадей, получивших стимулирующие средства, определять
их состояние еще в загоне и ставить последние деньги, полагаясь на
наблюдения, граничащие с интуицией,-- все это едва ли может продвинуть
молодого человека, имеющего жену и ребенка, в его занятиях литературой,
которые требуют всех его сил и всего времени.

С точки зрения любых норм мы по-прежнему были очень бедны, и я все еще,
чтобы немного сэкономить, говорил жене, что приглашен на обед, а потом два
часа гулял в Люксембургском саду и, вернувшись, рассказывал ей, как
великолепен был обед. Если не обедать, когда тебе двадцать пять и ты сложен,
как тяжеловес, голод становится нестерпимым. Но голод обостряет восприятие,
и я заметил, что многие люди, о которых я писал, имели волчий аппетит,
любили хорошо поесть и в подавляющем большинстве всегда были не прочь
выпить.

В ресторане "Тулузский негр" мы пили хороший кагор, заказывали четверть
бутылки, полбутылки, а то и целый графин и обычно на одну треть разбавляли
вино водой. Дома, над лесопилкой, у нас было корсиканское вино, отличавшееся
большой крепостью и низкой ценой. Это было подлинно корсиканское вино, и
даже если его разбавить водой наполовину, оно все же оставалось вином. В
Париже в то время можно было неплохо жить на гроши, а периодически не обедая
и совсем не покупая новой одежды, можно было иной раз и побаловать себя.

Из "Селекта" я сразу ушел, как только увидел там Гарольда Стирнса,
который наверняка заговорил бы о лошадях, а от этих животных я только что с
чистой совестью и легким сердцем решил отречься навсегда. Исполненный в тот
вечер сознания своей праведности, я прошел мимо всего набора завсегдатаев
"Ротонды" и, презрев порок и стадный инстинкт, перешел на другую сторону
бульвара, где было кафе "Купол". В "Куполе" тоже было полно, но там сидели
люди, которые хорошо поработали.

Там сидели натурщицы, которые хорошо поработали, и художники, которые
работали до наступления темноты, и писатели, которые закончили дневной труд
себе на горе или на радость, и пьяницы, и всякие любопытные личности --
некоторых я знал, а другие были просто так, реквизитом.

Я прошел через зал и подсел к Пасхину, с которым были две
сестры-натурщицы. Пасхин помахал мне, когда я еще стоял на тротуаре улицы
Деламбра, размышляя, зайти выпить или нет. Пасхин был очень хороший
художник, и он был пьян -- целеустремленно и привычно пьян, но при этом
сохранял полную ясность мысли. Обе натурщицы были молодые и хорошенькие.
Одна -- смуглая брюнетка, маленькая, прекрасно сложенная, обманчиво-хрупкая
и порочная. Другая-- - ребячливая и глупая, но очень красивая недолговечной
детской красотой. Ее фигура уступала фигуре сестры -- она была какая-то
очень худая, как, впрочем, и все той весной.

-- Добрая сестра и злая сестра,-- сказал Пасхин.-- У меня есть деньги.
Что будешь пить?

-- Une demi-blonde (3) -- сказал я официанту.

-- Выпей виски. У меня есть деньги.

-- Я люблю пиво.

-- Если бы ты действительно любил пиво, ты бы сидел у Липпа. Ты,
наверно, работал.

-- Да.

-- Двигается?

-- Как будто.

-- Прекрасно. Я рад. И тебе пока еще ничего не надоело?

-- Нет.

-- Сколько тебе лет?

-- Двадцать пять.

-- Хочешь переспать с ней?-- Он посмотрел на темноволосую сестру и
улыбнулся.-- Ей это будет полезно.

-- Наверно, с нее на сегодня хватит и вас.

Она улыбнулась мне, приоткрыв губы.

-- Он распутник,-- сказала она,-- но очень милый.

-- Ты можешь пойти с ней в студию.

-- Нельзя ли без свинства?-- сказала светловолосая сестра.

-- А тебя кто спрашивает?-- отрезал Пасхин.

-- Никто. Захотела и сказала.

-- Будем чувствовать себя свободно,-- сказал Пас-хин.-- Серьезный
молодой писатель, и доброжелательный мудрый старый художник, и две молодые
красивые девушки, у которых впереди вся жизнь.

Так мы и сидели, и девушки прихлебывали из своих рюмок, Пасхин выпил
еще один коньяк с содовой, а я пил пиво, но никто не чувствовал себя
свободно, кроме Пасхина. Брюнетка то и дело меняла позу, выставляя себя
напоказ, поворачивалась в профиль так, чтобы свет подчеркивал линии ее лица,
и показывала мне обтянутую черным свитером грудь. Ее коротко подстриженные
волосы были черные и гладкие, как у восточных женщин.

-- Ты целый день позировала,-- сказал ей Пасхин.-- Тебе непременно надо
демонстрировать этот свитер здесь, в кафе?

-- Мне так нравится,-- сказала она.

-- Ты похожа на яванскую куклу,-- сказал он.

-- Не глазами,-- сказала она.-- Это не так просто.

-- Ты похожа на бедную, совращенную poupйe (4).

-- Может быть,-- сказала она.-- Но зато живую. А о тебе этого не
скажешь.

-- Ну, это мы еще увидим.

-- Прекрасно,-- сказала она.-- Я люблю доказательства.

-- Тебе их было недостаточно сегодня?

-- Ах, это,-- сказала она и подставила лицо последним отблескам
вечернего света.-- Тебя просто взбудоражила работа. Он влюблен в свои
холсты,-- сказала она мне.-- Вечно какая-нибудь грязь.

-- Ты хочешь, чтобы я писал тебя, платил тебе, спал с тобой, чтобы у
меня была ясная голова и чтобы я еще был влюблен в тебя,-- сказал Пасхин.--
Ахты, бедная куколка.

-- Я вам нравлюсь, мосье, не правда ли?-- спросила она.

-- Очень.

-- Но вы слишком большой,-- сказала она огорченно.

-- В постели все одного роста.

-- Неправда,-- сказала ее сестра.-- И мне надоел этот разговор.

-- Послушай,-- сказал Пасхин.-- Если ты считаешь, что я влюблен в
холсты, завтра я нарисую тебя акварелью.

-- Когда мы будем ужинать?-- спросила ее сестра.-- И где?

-- Вы с нами поужинаете?-- спросила брюнетка.

-- Нет. Я иду ужинать со своей lйgitime (5).-- Тогда жен называли так.
А теперь говорят: моя rйguliиre (6).

-- Вы обязательно должны идти?

-- И должен и хочу.

-- Ну, тогда иди,-- сказал Пасхин.-- Да смотри не влюбись в машинку.

-- В таком случае я стану писать карандашом.

-- Завтра акварель,-- объявил он.-- Ну ладно, дети мои, я выпью еще
рюмочку, и пойдем ужинать, куда вы захотите.

-- К "Викингу",-- сказала брюнетка.

-- Именно,-- поддержала ее сестра.

-- Ладно,-- согласился Пасхин.-- Спокойной ночи, jeune homme (7).
Приятных снов.

-- И вам того же.

-- Они не дают мне спать,-- сказал он.-- Я никогда не сплю.

-- Усните сегодня.

-- После "Викинга"?-- Он ухмыльнулся, сдвинув шляпу на затылок. Он был
больше похож на гуляку с Бродвея девяностых годов, чем на замечательного
художника. И позже, когда он повесился, я любил вспоминать его таким, каким
он был в тот вечер в "Куполе". Говорят, что во всех нас заложены ростки
того, что мы когда-нибудь сделаем в жизни, но мне всегда казалось, что у
тех, кто умеет шутить, ростки эти прикрыты лучшей почвой и более щедро
удобрены.

(1) Дежурное блюде (франц.)

(2) Рагу из мяса или дичи с бобами, приготовленное в горшочке
(франц.).

(3) Полкружки светлого (франц.).

(4) Кукла (франц.).