что это признак хорошего воспитания, и воротить от них нос не резон. Для
таких он был готов расстараться. Беспомощность этих людей придавала твердую
уверенность, что в нем нуждаются. Столкнувшись с этой беспомощностью.
Кухмистер мог горы свернуть, что, кстати, частенько и делал: таскал чемоданы
и двигал мебель. Взвалит на плечи - и вперед, вверх по лестнице, из комнаты
в комнату, сначала туда поставит, потом сюда, пока ее хозяин, любезно
нерешительный, не надумает наконец где, по его мнению, эта мебель смотрится
лучше всего. С таких заданий Кухмистер возвращался с таким величественным
высокомерием, будто его коснулась благодать Божья. С годами он вспоминал
подобные услуги с таким чувством, словно ему посчастливилось присутствовать
при каком-то святом таинстве. В святцах Кухмистера особняком стояли два
имени, которые олицетворяли изнеженность и беспомощность, боготворимые
привратником: лорд Подл и сэр Ланселот Грязнер. В минуты раздумий Кухмистер
про себя повторял эти имена, словно читая нескончаемую молитву. Вот и сейчас
он принялся твердить это заклинание, но едва он произнес "Подл и Грязнер" в
двадцатый раз, как дверь сторожки отворилась и вошел Артур, обычно
прислуживающий в столовой.
конторку, давая понять, что знает какой-то секрет.
привратник узнавал немало о жизни колледжа. Он поднялся и подошел к
конторке.
словом, сам не свой. Декан его увидел и сразу смекнул, что дело нечисто, а
Тьютор от супа нос воротит. От супа! Совсем на него не похоже, - рассказывал
Артур. Кухмистер что-то пробормотал в знак согласия. - Вот я и думаю: не
случилось ли чего? - Для важности Артур помолчал немного. - И знаешь, в чем
дело?
неподходящее, а тот - созвать, и все тут. Ну, а им, понятное дело, не по
душе. Совсем не по душе. Кусок в горло не лезет. Еще бы, новый-то Ректор
каков наглец: ишь, всех поучает. А они думали, что к рукам его приберут.
Казначей сказал, что, мол, объяснил Ректору, что денег для перемен нет. А
тот вроде понял все, а потом - бац - звонит Казначею: созвать-ка мне Совет.
Кухмистер. - Совет собирается в первый четверг месяца.
точка. Казначей звонит ему и говорит: Декан с Тьютором на Совет не пойдут, а
Ректору до лампочки: пойдут они там или нет, а заседание завтра будет. -
Артур покачал головой, раздосадованный упрямством Ректора. - Вон как
раскомандовался.
Казначею, распоряжения отдает, - он кинул многозначительный взгляд на
коммутатор. Кухмистер задумчиво кивнул.
думали, что прибрали его к рукам? - Да, так и сказали, - уверил Артур. -
Казначей клялся, что Ректор даже не рыпнется, а он раз - и созывает Совет.
всем. А вообще сегодня он все больше молчал. Ходит как в воду опущенный. Но
насчет сплотиться - это он уже давно твердит.
Совет явиться, так и хвост поджал. Ой, не нравится ему такой поворот, ой, не
нравится.
Скользкий тип, я бы с ним в разведку не пошел.
лорд Вурфорд.
мне пора.
не больше, чем вам. Стар я уже. Двадцать пять лет прислуживаю за
профессорским столом, а за пятнадцать лет до того я...
и снова уселся у газовой горелки. Итак, Ректор принялся осуществлять свои
планы. Что ж, совсем не плохо, что он созвал на завтра Совет колледжа:
впервые за многие годы Декан и Старший Тьютор сошлись на одном. Это уже
кое-что, ведь они с давних пор терпеть друг друга не могут. Вражда началась
после того, как Декан прочел проповедь на тему "Многие первые будут
последними" {Искаженная цитата из Евангелия от Матфея (19:30): "Многие же
будут первые последними, и последние первыми". }. Случилось это, когда
Тьютор впервые начал тренировать восьмерку гребцов Покерхауса. При этом
воспоминании Кухмистер улыбнулся. Тьютор вылетел из часовни грозный, словно
гнев Господень, его мантия развевалась по ветру. Он так круто взялся за
команду, что к майской регате спортсмены выдохлись. Помнится, лодка
Покерхауса трижды уступала соперникам, и в итоге колледж потерял первенство
на реке. Тьютор так и не простил Декану эту проповедь. С тех пор никогда с
ним ни в чем не соглашался. И вот Ректор восстанавливает обоих против себя.
Нет худа без добра. Ну, а если Ректор зайдет слишком далеко, у них в запасе
есть сэр Кошкарт, тот быстро наведет порядок. Кухмистер вышел на улицу,
запер ворота и отправился спать. За окном снова пошел снег. Мокрые хлопья
падали на стекло и ручейками стекали на подоконник. "Подл и Грязнер", -
пробормотал Кухмистер последний раз и уснул.
Не было и семи. Он оделся, приготовил кофе и пошел в комнату для прислуги
нарезать хлеба. Там его и застала миссис Слони.
она, протискиваясь в крошечную комнатку.
У вас работа в восемь начинается.
лице просияла улыбка.
совершенно ненужное ударение на последнем слове. Вторая часть фразы была
ясна Пупсеру без всяких комментариев. Он скорчился у раковины и беспомощно
таращил глаза, устремив взгляд прямо в недра ее улыбки. Словно гигантская
стриптизерша, она принялась медленно, одной рукой расстегивать макинтош, и
глаза Пупсера следили за каждым движением, от пуговицы к пуговице. Когда она
скинула плащ с плеч, груди под блузкой заходили, как живые. Пупсер буквально
обсасывал их пристальным взглядом.
повернулась к Пупсеру спиной. Какое-то мгновение он колебался, а затем,
подгоняемый страшной, неудержимой силой, устремился вперед. - Эй, - сказала
миссис Слони, отчасти удивившись такому неистовому желанию помочь. Удивило
ее и странное тихое ржание, которое издавал Пунсер. - Только с рук я
сказала. Нет, вы подумайте, что он делает. В этот момент Пупсер был не
способен не только думать, что он делает, но и вообще думать: руки блуждали
в складках ее плаща, а рассудок пылал непреодолимым желанием. Пупсер
бросился в пучину красного плаща, словно в геенну огненную. Но в этот момент
миссис Слони наклонилась, а потом резко выпрямилась. Пупсер отлетел назад, к
раковине, а миссис Слони выплыла в прихожую. На полу медленно затихал плащ,
ставший предметом столкновения. Он был похож на пластиковый послед -
результат каких-нибудь страшных родов.
нельзя? Люди могут понять неправильно. Пупсер съежился в углу, тяжело дыша и
отчаянно надеясь, что миссис Слони как раз и относится к таким людям.
овладело.
чинно проследовала в другую комнату. Красный плащ волочился за ней и
напоминал мулету.
непреодолимое желание. Он заспешил вниз по лестнице. Теперь, как никогда,
назрела необходимость найти сверстницу и отвлечься от стремления обладать
служанкой. Нужно хоть как-то избежать соблазна, который представляют
прелести крупной миссис Слони, иначе он предстанет перед Деканом. Что может
быть хуже, чем вылететь из Покерхауса за попытку изнасиловать служанку? Или
еще хлеще. Не за попытку, а как есть за изнасилование. Тут дело пахнет
полицией и судом. Нет, чем терпеть такое унижение, лучше смерть.
сторожки.
парикмахерских оставалось больше часа, и, чтобы убить время, он решил
прогуляться вдоль реки. На берегу беззаботно спали утки. Все-то у них в