Чтение 13–й страницы книги ~Последнее чудо-оружие Страны Советов~

может сам отворить. То ли мамаша заперла снаружи, то ли замок прилеплен
слишком высоко. А может девчонке уже и не добраться до дверей. Я кинулся
на пятый этаж - в верхней квартире жильцы напрочь отсутствовали. Рванулся
на третий, здесь дверь осторожно открылась на цепочку и коридорная лампа
высветила чей-то сизоватый нос, похожий на соленый помидор.

- Вам чего, гражданин? - вкрадчиво спросил владелец носа-помидора.

- В квартире над вами заболела девочка, она дома совсем одна, ей и с
замком не справится. Я пролезу туда с помощью вашего окна.

Дверку тут же попытались закрыть от греха подальше, но я успел
заклинить ее своим резиновым башмачком и уцепить закрывающего за
"помидор".

- Я из КГБ. За неподчинение ответите по всей строгости советского
закона.

Подействовало! Несмотря на мой срамной вид.

По дороге к окну я еще бросил сеньору помидору: "Звоните на работу
доктору Розенштейн, если знаете телефон, и вызывайте скорую".

С пятого этажа еще можно было спуститься на четвертый по какой-нибудь
веревке. А здесь... Если хотя бы имелся балкон, но архитектор-мудило
сплоховал.

Я выбрался на карниз. Там тоже никаких радостей. Сбоку, стараясь
оттеснить от стены, поддувал крепкий ветер. Глаза оценили возможный путь.
Прямо вверх не попрешь, я не ящерица геккон. В пяти метрах правее - труба
водостока, которая на посту уже пятилеток шесть.

Я двинулся к ней, однако ширины карниза при такой болтанке явно не
хватало. По дороге упрашивал стену не отпускать меня - я словно втирался в
ее разливающуюся сонным терпением ширь. Это так на меня опыты профессора
Бореева подействовали. А вот и водосточная труба. До чего хлипкая,
паскуда, хоть и моя ровесница.

Я взялся за первую перекладину, потянулся ко второй, ледяная железяка
хорошо чувствовалась сквозь тоненькие треники. "Береги яйца смолоду",
вспомнил я наставления учителя физкультуры. Труба захрустела, как леденец
на зубах. Я добрался до третьей перекладины, когда она сделала "фу". Я
проникал в ее внутренний мир, но тщетно - поганка отторгала меня и
гнулась. Секция трубы отходила от вертикали, я начинал падение. Раздалось
причитание потревоженного жильца, выглянувшего из распахнутого окна: "Что
деется-то, самубивство форменное творится". Нет, я сегодня не играю в
"самубивца". Вот хорошая трещина между кирпичами, достаточная, чтобы
просунуть передние фаланги пальцев. Я повис.

Когда-то пальцы были моим слабым местом, это не мешало в боксе,
однако в самбо, дзюдо или карате серьезно вредило. Беглый японский
коммунист, преподававший в разведшколе рукопашный бой, полгода заставлял
меня крутить пятерней медные шарики и толочь кистью зерно в ступке. Это
сейчас доставляло мне некоторую пользу.

Но все равно товарищ сенсей до совершенства меня не довел. Поэтому, я
быстро выдыхаясь, скреб кедами по стене, пытаясь на чем-то закрепиться
хоть символически. Наконец, носок остановился на каком-то выступе. Спасибо
каменщику, халтурно положившему кирпич. Потом каменщик-халтурщик пособил
мне еще пару раз.

Рука добралась до кровельного листа, прикрывающего подоконник, лист
ободрал мне пальцы и хотел было съехать вниз, но я уже закрепился в
оконном проеме и толкнул ладонью ставню. Несмотря на прохладное еще время,
окно было не на щеколде. Наши интеллигенты при всей своей тяге к Западу,
все делают по-нашему, "на живую соплю". Я рухнул в комнату и какую-то
секунду "причесывал" взъерошенную психику. А чтобы заставить себя
подняться, надо было приложить не меньше воли, чем там снаружи.

В этой комнате "совенка" не было, я кинулся во вторую. А там девочка
спокойно "оперировала" какую-то игрушку, проявляя бодрые силы растущего
интеллекта.

- Дядя Глеб, это вы звонком пользовались, да? Пока табуретку дотащила
до двери, вы уже тю-тю, смылись. И пришли, наверное, через окно. Ай-яй-яй,
такой шаловливый дядя.

- А что у тебя с животиком?

- А ничего. Я на горшок сходила и все перестало. Наверное, надо было
вам позвонить, чтоб вы не волновались, да? Но я все равно телефона не
знаю. Зато я много песенок знаю, только не агитки про Ленина и пионеров.

- Не повторяй все слова за мамой, ладно?.. А вот горшок - это
отличная вещь, если подумать. Ладно, надо будет все же какую-нибудь
таблеточку принять, когда мама или дядя доктор наконец появятся.

Я, нащупав в кармане случайно завалявшуюся сигаретину и спички,
перебрался в другую комнату. Разложился там на диване и, захлопнув глаза,
содержательно втягивал и выпускал дым, медитативно избавляясь вместе с ним
от хлопот и напряжений.

Раздвинул веки, когда дверь в комнате скрипнула и возникли двое,
заодно озарив меня светом. Розенштейн и милиционер.

- Да-да, товарищ милиционер, это совсем не вор, а наш знакомый, -
торопливо заобъясняла Лиза. - Услышал, что ребенку плохо и примчался.

- Но он, знакомый ваш, это самое, по стене карабкался, - озадачился
милиционер. - И назвался кэгэбэшником.

- А он "это самое", потому что альпинист. А представился так, чтобы
его пустили на стенку.

Пора и мне подключиться.

- Ага, я вчера с Эльбруса упал. Мне вообще пользоваться лифтом или
лестницей психологически тяжело, все подмывает по вертикали полезть.

- Ну, ежели альпинист... и ни одна дверь не взломана, ладно я тогда
отбыл, у меня еще пять вызовов... А ты парень с госбезопасностью не шути,
там люди тупые, - и мент с миром, без проверки моей личности удалился.

- Как там дочка? - спросил я у спокойно улыбающейся докторши.

- Да, ерундистика. Вчера холодильник размораживала, видимо творог
утратил часть свежести, - объяснила Лиза.

- Наверное, еще "скорая" явится. Придется как-то отбрехиваться.

- Не явится. Нижний сосед только меня высвистал и милиционера... Да,
особенно шикарно смотрится плащ "болонья", надетый прямо на майку.

- А я всегда так хожу зимой за пивом к ларьку. Если с "голой" грудью,
то граждане пропускают без очереди даже с бидоном. Хотя им не меньше моего
надо - народ-то у нас жалостливый. Там внизу таксист не торчит? Я ему
много денег обещал, правда ничего не дал.

- Уехал таксист, наверное, обиделся... Ну, ты знатный параноид, Глеб.

- Причем, ни одна моя психопатология без твоего участия не обходится,
Лиза.

- Ты последнюю неделю не звонил и я надеялась, что смогу избавиться
от тебя.

- Твоя мечта, Лизавета, была близка к осуществлению. Почти на всю
неделю меня посадили в клетку. Но, остальное, как говорится, без
комментариев.

- Да, некоторые комментарии у тебя на физиономии написаны. Нос вырос,
щеки спряталась, глаза словно фонарики. Ты явно не посиживал в солярии,
потягивая гоголь-моголь.

- Гог-магог меня потягивал... Короче, Лиза, с таким шнобелем стал я
похож на "ваших", как две капли одной воды. Ты сейчас на работу вернешься,
к родным поносам?

- Нет, Глеб, отдежурю в следующий раз. Сейчас пойду, чего-нибудь
состряпаю.

- Это хорошо звучит, доктор. Предлагаю из того творога, утратившего
свежесть и невинность, сотворить блинчики. Насколько я понимаю, ничто не
должно пропадать бесследно.

- Да уж такому людоеду, как ты, все сойдет...

Сегодня вечером я пялился не только на ее ноги или там попку, меня
больше интересовало выражение глаз, завиток волос на виске, лепка скул и
губ, а еще то, что и разглядеть невозможно.

Когда она коснулась своей щекой моей небритой физиономии, опять
посетила волна, такая же сильная, как тогда, в машине. Только с пенкой, с
обертонами, более насыщенная, легкая, и не снизу вверх она двигалась, а
сверху вниз. Чисто сексуального фактора в ней было уже не сто, а пятьдесят
процентов.

Наверное поэтому, когда Лиза вернулась с блинчиками или чем-то вроде,
я уже умиротворенно сопел, уткнувшись проросшим носом в подушку. И снился
мне "не рокот космодрома", "не трава у дома", а будто я, Лиза и "совенок"
гуляем, взявшись за руки, по каким-то расчудесным чертогам. Дворец этот
был не в стиле "ампир" или "барокко", не готический и не ренессансный. А
что-то куда-более древнее или, наоборот, нечто из будущего. Гулкие объемы
залов под мозаичными куполами. Внутренние дворики с водоемами, выложенными
майоликой, с вьющимися цветами по стенам. Галереи с малахитовыми кошками,
которые греются у подножия лазурных колонн, похожих на лотосы.
Благоухающие сады, где на дорожках хрустит туф под ногами. В портике
яшмовые лилии нежно окропляет фонтанчик, по углам которого лежат
женщины-львицы из розового мрамора с гранитными когтями и
глазами-ониксами, полными неги...

Утром я нашел Лизу рядом с собой. Она улеглась на этот неудобный
полутораспальный диванчик лишь для того, чтобы по утру мои глаза первым
делом вперились в нее.

- Говорят, доктор, что некоторым незрячим товарищам советские
офтальмологи вернули зрение, воткнув новый хрусталик. Так вот, самый
первый предмет, который попадался на глаза этим прозревшим, становился для
них прямо-таки святыней. Даже если это был ночной горшок.

- Рано ты стал корчить из себя зрячего, товарищ чекист. Хотя, сны,
судя по репликам, вылетавшим из твоего храпящего рта, у тебя довольно
любопытные... Там были женщины с очами как ониксы?

- Тьфу на тех, кто подслушивает, включая меня самого. Там имелись
полубабы-полухищницы с каменными глазами. И все у этих особей было
минеральное...