Чтение 13–й страницы книги ~Человек по имени Беда~

хотя он, кажется, мужик хороший.

- Хороший, - согласилась Пиф. - Предаст, продаст и вместе пообедает,
а так - душа человек.

Бэда вошел и сразу же, нагнувшись, принялся снимать ботинки. Следом
за Бэдой в квартиру втиснулся второй - мальчик лет десяти в синей куртке с
плеча взрослого мужчины, босой, с рожицей плутоватой, но хорошенькой.

- Это еще кто? - осведомилась Пиф. - Внебрачный сын твоей первой
женщины, которая была тебе одновременно как мать?

Бэда растерялся. Он выпрямился, покраснев. А мальчик захихикал.

- Собственно, нет, - сказал Бэда. - Это... мой бывший надсмотрщик.
Ну, еще там, в рабских кварталах, на рынке.

- Это? Надсмотрщик?

Такого феерического вранья Пиф никак не ожидала.

- Так вышло, - оправдываясь, сказал мальчик. - На самом деле меня
Господь вот каким сотворил... а я уж потом напортил...

Пиф махнула рукой.

- Болтать глупости можно и на кухне, - сказала она. - Я поставлю
чайник.

- А можно кофе? - спросил Бэда, нахальный, как все рабы, если их
немного приласкать.

- Можно, - нелюбезно сказала Пиф, и Бэда опять испугался:

- Если тебе трудно, то вообще ничего не надо.

- Трудно смотреть, как ты жопой елозишь, - отрезала Пиф.

Все трое пошли на кухню. Пиф велела гостям сесть и не путаться под
ногами, а сама принялась варить кофе и ворчать.

Наконец Бэда заговорил:

- Я к тебе пришел, потому что больше не к кому...

Польщенная, Пиф сразу же простила ему вторжение в компании с
мальчишкой.

- Понимаешь ли, - продолжал он, - для него, и для меня тоже, это
очень важно. А в Оракуле я только тебе доверяю...

Пиф слушала и упивалась.

- Говори, - подбодрила она его, когда он снова замолчал в явной
нерешительности.

- Мне нужно денег, - сказал он. - Не очень много, но нужно. Своих-то
пока что нет...

Кофе зашипел, убегая. Деньги. Вот и все, зачем он явился. Все сперва
говорят, что она им позарез нужна, а потом с умильной мордой просят денег.
И этот тоже... "В эпицентре любовного романа". Было уже, помним-с.

- Сколько тебе нужно? - спросила она сухо.

Он встал.

- Четыре сикля, - сказал он очень тихо. И настороженно уставился ей в
затылок. Он видел, что с ней творится что-то странное. Неприятное.

- Четыре сикля? - Она обернулась, ковшик с черными потеками кофе в
одной руке, тряпка в другой. - Четыре сикля?

- Ты не можешь? Это много? - спросил он.

Она разлила кофе по чашкам, вынула из холодильника сок - ребенку,
уселась сама. Не сводя с Пиф тревожного взгляда, Бэда взял чашку и сел на
краешек табуретки.

- Прости, если мы тебе помешали, - снова сказал он.

- Ты действительно вперся ко мне из-за четырех сиклей?

- Да.

- У тебя нет такой ерундовой суммы, ты хочешь сказать?

- Нет. У меня вообще никаких денег нет.

- Конечно, я дам тебе четыре сикля. Я могу и десять дать.

- Десять не надо. Четыре. Только... Пиф, это без отдачи. То есть, я
отдам, если смогу, но не знаю, когда.

- Можешь не отдавать. - Она махнула рукой. - Мне за ту ночь столько
заплатили, что я, наверное, Беренгария купить смогла бы.

Он помолчал немного, а после спросил:

- Тебе заплатили?

- Ну да. Премиальные, как и обещали. И подписку взяли о
неразглашении, но я все равно Гедде разгласила... Я ей все разглашаю.

- С меня тоже взяли. Сказали, что кожу сдерут, если стану болтать.
Верховный сказал.

Пиф призадумалась.

- А если я стану болтать?

- Не знаю, - сказал Бэда. - Мне кажется, они не очень-то будут
разбираться, кто из двоих наболтал.

Пиф вытащила из кармана мятую бумажку в пять сиклей и протянула ему.
Он взял и сказал просто:

- Спасибо.

- Сиди уж, - махнула Пиф. - Расскажи мне лучше, где ты подобрал этого
огольца...

Это был их последний вечер. Девятый после смерти дедули-надсмотрщика.
Бэде было немного грустно. И тревожно. А мальчишка болтал, как ни в чем не
бывало.

- Я буду тебя навещать, - обещал он. - Вот увидишь, все как-нибудь
устроится.

Теперь, когда деньги у них были и можно было идти в храм и
"возносить", что положено, мальчик совершенно успокоился.

Они бродили по Вавилону. В чернильной синеве ночного воздуха мерцали
фонари. Огромный Евфрат медленно тащил свои воды, рассекая город на две
части.

Мальчик вдруг признался:

- Пока этот... ну, мой... был жив, он никогда не видел города
по-настоящему... Он вообще дальше рабских кварталов не хаживал. А что ему?
За день смухлюет, вечером пропьет, благо винные лавочки рядом...
Наконец-то я от него избавился. Мне как будто глаза кто-то промыл чистой
водой...

Бэда молчал, слушал краем уха. Он прикидывал: влетит ему за то, что
опять не в бараках ночь провел или не влетит. А надсмотрщикова душа
говорила и говорила, смеялась и смеялась, а после вдруг отпустила руку
Бэды и побежала.

- Пока! - крикнул мальчик, на мгновение обернувшись и от нетерпения
подпрыгивая. - Я еще тебя навещу!

Бэда сжал в кармане пятисиклевую бумажку, которую подарила ему Пиф.

- Пока, - пробормотал он. - До свидания, душа.

- Я вдруг подумала, - сказала Гедда, - как все это хрупко.

- Что хрупко? - спросила Пиф.

- Все. Ты, он. То, что вас связывает. Вообще - человек... Хлоп - и
вот его уже нет...

- Зануда, - сказала Пиф.

Храм, куда Бэда отправился "возносить", существовал на полулегальных
правах в знаменитых катакомбах Вавилона, впоследствии частично
перестроенных под метро.

На станции "Площадь Наву" было несколько боковых тоннелей, выкопанных
в незапамятные времена (еще до потопа, где несколько богатых семей думали
спастись от бедствия). Один из этих тоннелей, скрытый неприметной скучной
дверкой с эмалированной табличкой "СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ. ПОСТОРОННИМ ВХОД
ВОСПРЕЩЕН", был занят подпольной христианской общиной. За известную плату
руководство вавилонского метрополитена смотрело на это сквозь пальцы.

Бэда разменял у тетки Кандиды полученную от Пиф пятисиклевую бумажку
на пять сиклевок и одну такую сунул Беренгарию, чтобы тот отпустил его на
несколько часов и, если что, выгородил перед начальством.

- Опять по бабам собрался? - спросил проницательный Беренгарий.

Бэда неопределенно пожал плечом.

Беренгарий небрежно повертел бумажку в пальцах и вернул Бэде.

- Ладно, забери. Купи ей мороженое.

- Здесь не хватит на мороженое.

- Да и не любит она мороженого, - подхватил Беренгарий. - Она водку
любит.

Бэда похолодел.

- Кто "она"?

- Брось ты. Все уже знают. Пифка, вот кто.

- Я не к ней, - сказал Бэда. Но сиклевку забрал и сунул в карман. Он
и сам любил мороженое.

БЛАГОСЛОВИ НИНМАХ И БОГИ ОРФЕЯ. ПО ВЕЛИКОЙ БЛАГОСТИ БОГОВ... КУРС
АКЦИЙ... ОПТОВЫЕ ПОСТАВКИ... МУСОРОПЕРЕРАБАТЫВАЮЩИЙ ЗАВОД...
НЕРАЦИОНАЛЬНО... БОЛЕЕ РАЦИОНАЛЬНО... ПРОПУСКНЫЕ МОЩНОСТИ... ПОСТАВКИ ИЗ
ЭЛАМА... ПОСТАВКИ В ЭЛАМ... ФЬЮЧЕРСНЫЕ СДЕЛКИ КАСАТЕЛЬНО ЭСАГИЛЬСКОЙ
МУСОРНОЙ СВАЛКИ... аа-ахх... Аксиция, завари кофе, а? Пожалуйста...

Бэда надавил на неприметную белую кнопочку рядом с обшарпанной
дверкой "СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ..." Спустя несколько секунд ожило
переговорное устройство. За металлическим его забралом громко задышали,
чем-то щелкнули и неприязненным тоном поинтересовались, кого нужно.

- Мне бы Петра, - робко сказал Бэда.

- Кого?

- Отца Петра, - повторил Бэда.

- Кто спрашивает?

- Бэда...

И оглянулся: не слышит ли кто. Но люди шли и шли непрерывным потоком