единственной, я буду жить - по настоящему жить, а не гнить, в том
самообмане, среди тех кусков гнилой плоти, где и сам я был куском плоти!..
Да - теперь я узнаю этот мир - этот мир, который был когда-то светел, в
котором я был счастлив, в котором мы были с тобою... Любимая, любимая - я
предал тебя, и я предал весь этот мир!.. Да - то, что стало со мною, эта
темень отравленная водкой и безумными днями, годами - это предо мною, и этот
мир, так же, как и сам движется к гибели... Но нет, нет - не бывать этому!..
Клянусь!.. Да, хотя, что, право, стоят все эти мои клятвы?! Я же уже клялся
- помню, помню, как искренне клялся в прошлый раз, как свято верил, как
жаждал все изменить - так нет же - еще один год прогнил там, и еще твою
смерть приблизил... Я думал, что придется идти к волшебнику, бороться с ним,
быть может как в сказке - с мечом, с магией. Но нет - все гораздо проще, и
гораздо сложнее - вот ты, и если мне удастся возродить тебя, моя умирающая
невеста, тогда и вся эта земля возродится. Мне самого себя предстоит
одолеть...
прекрасными, печальными глазами, и... не плакала, но, казалась, вся была
соткана из растворяющихся в золотистом сиянии слез - она все-таки таяла,
уходила в смерть.
сделать, чтобы все это остановить?.. Что - еще стихи сочинять... Я устал, я
так давно их не писал, но ничего, я попробую, я...
вздымающиеся до самого неба, сотканные из стремительно вращающейся, ледяной,
крепкой как сталь мглы - один из этих вихрей должен был сейчас обрушится на
этот жалкий домишко, обратить его в прах. Эльга испуганно вскрикнула,
прижалась к Михаилу - за окном клокотала тьма - вот стекло покрылось
паутиной трещин, но не лопнуло. Такие же трещины стали расползаться и по
стенам, и по потолку, и по полу; и казалось уже, что во всем мироздании
осталась лишь эта комнатка с кружащимися по ней светоносными стихами, да
безграничная тьма, это место окружающая. Но вот щели стали раздвигаться, и
на их гранях заклокотала, постепенно вползая все глубже и глубже тьма.
безумным хохотом, на руках ворвался Иртвин. Он хотел сразу броситься к
стоящим возле кровати, но от солнечного света сжался и зашипел, принялся
стремительно, словно маятник, бегать вдоль стен, где уже обособились густые
тени. Он раздраженно сопел:
потолок и пол обратились в прах; теперь осталась только сфера, вокруг
которой с какой-то невообразимой скоростью неслось что-то непроницаемо
черное, издающее бесконечно глубокий рокот. Сфера была наполнена золотистым
свечением, которое рождали, встревоженными птицами парящие листы со стихами
- и тем сильнее становилось это свечение, чем уже сжималась сфера. И помимо
этих листов было расплывающееся безмолвное облачко - супруга Михаила. Была
его несчастная, тоже уже почти совсем прозрачная дочь - Эльга, был карлик
Иртвин, который обратился теперь в нечто расплывчатое, темное, издающее
победный, безумный хохот; и был еще сам Михаил, который и шептал, и рыдал, и
кричал:
что вы ждете меня! Я найду силы для борьбы; я клянусь, любимые мои, клянусь,
всем дорогим, всем что вообще есть, и что погибает теперь - клянусь, что я
найду силы для борьбы!..
ужасе, громко вскрикнул, но тут же понял, что эта тьма не непроглядная, что
в ее глубинах есть источник света. Над ним склонилось некое лохматое чудище,
обдало его жарким дыханием, и тут же голосок Риты пропел:
могла сама заснуть, и все проспать... Бин, отойди, отойди...
свет, в котором высветилась нарядная комнатка Риты. На стене висело то же
полотно - в неком помещении (а теперь Михаил знал, что в исполинском пне),
проходило пиршество зверей, за окнами открывались чарующие пейзажи, но
теперь он знал, что на самом то деле эти пейзажи - только умелый рисунок, а
на самом то деле - за ними воют ветры, и тьма надвигается все ближе. Он не
видел главы этого длинного стола, но знал, что там пустовал дожидающейся его
золотой трон, сидела кукла сестрица Эльги, и король-колли. Впрочем - этот же
самые колли, сидел и в этой комнате, возле стены, глядел на него своими
печальными, человеческими глазами, и, казалось, вот сейчас покатятся из них
слезы. Рита подошла к столу, за которым сидела, до того как зазвенел
будильник, и взяла с него, протянула Михаилу сшитую из папье-маше фигурку
оленя - рога у него были золотые, а копыта серебряные - вообще же, фигурка
отличалась такой стройностью, такой гармоничной красотой, что, казалось ее
сшила величайшая мастерица своего дела. А девочка говорила:
мы с ней игрушки для елки готовили. Его я так старалась вышивала, и думала
только завтра закончить, но как вы пришли, так решила до вашего ухода...
Чтобы вам подарить. Потому что вы болеете, и он вам обязательно поможет.
Только вот я ему еще имени не придумала. Вы сами как его хотите назвать?
давно не говорил красивых имен, да и вообще - ничего красивого не говорил и
не видел, что и отвык уже... Обязательно какое-нибудь некрасивое имя выйдет.
Лучше все-таки ты...
грязной рубашки - к самому сердцу приложил, и теперь тепло от него исходящее
чувствовал.
и своим - босиком, в этой грязной рубашке, и порванных штанах - в общем в
таком виде, в каком он, еще пьяный, выбрался на поиски пса. Тогда он приник
лицом к украшенному снежными зарослями мороза окно, долго дул на него, и уже
чувствовал, какой с той стороны нестерпимый холод. Наконец оттаял глазок и
он выглянул и увидел, выхваченные фонарным светом сугробы, потоки снежинок,
стремительно несомые неумолимым северным ветром. В этот поздний, или ранний
(во всяком случае до рассвета еще было далеко) час - на улице не было видно
ни одного пешехода, и только пробежала, поджав хвост, какая-то облезлая,
похожая на призрак собака. Тогда он вздрогнул, и ему сделалось несколько не
по себе - он не мог понять, в каком мире находится - или миры уже
перемешались. Вот хлопнула ведущая в подъезд дверь, а ему подумалось, что
эта собака (а на самом то деле - волк), сейчас окажется перед ним, подставит
спину, чтобы он уселся, да и помчит быстрее ветра, в лес, где в огромном пне
проходило мрачное пиршество зверей.
подбегало, и только ветер завывал по-прежнему - пронзительно, заунывно. Он
сделал один шаг от окна, и тут с другой стороны, из этой темной метели
раздался сильный удар, от которого Михаил вздрогнул, резко обернулся. С той
стороны клубилась что черное, что-то напирало на стекло, и вот оно уже
затрещало, и, как показалось Михаилу, начали расходится по нему трещины.
Тогда он отшатнулся, и медленно, шаг за шагом, стал спускаться по лестнице.
мою умирающая невеста, и моя дочь - вокруг них этот мрак сжимается, а я стою
здесь... Да сколько же я уже времени потратил?.. Хотя - ведь там время идет
совсем иначе, нежели здесь... Здесь год прошел, а там - лишь час один. Но
ведь я этот год и не жил совсем. А теперь?.. Живу ли я теперь?..
ручку, но квартира, конечно же, была закрыта, а ключей с собой не было. Он
уже потянулся к звонку, но в последнее мгновенье остановился, отдернул руку.
Он на несколько шагов отступил от этой двери, и смотрел на нее с ужасом;
ожидал, что сейчас вот она распахнется, и выйдут, в виде ужасных и
всемогущих демонов его жена и дружки, подхватят его могучими ручищами,
унесут туда, в смрадную, раскаленную кухню, где на грязном столе стоит
бессчетное множество водочных бутылок, и заставят его пить - и он в конце
концов, не выдержит, и напьется, и вновь погрузится во мрак, и вновь будет
бессмысленно метаться - и не будет уже из этого выхода, потому что он заживо
сгниет в этом аду. Он все отступал-отступал, и остановился только тогда,
когда уткнулся спиной в дверь с противоположной стороны. И там он зашептал:
самого себя? Что они смогут сделать, если ты им будешь противостоять?.. Да и
кто такие, эти "они"?!.. Разве же они появились сами - ведь нет же - и эту
жену, которая на самом то деле вовсе и не жена, но несчастная, убогая,
загубившая свою жизнь - ведь ты же сам ее нашел, сам в свою жизнь ввел. Ну а
эти дружки? Разве из воздуха они появились?.. Нет, нет - ты их сам создал;
ты захотел, чтобы были такие вот субстанции, которые бы слушали твои пьяные
бреди... Ты называешь их всемогущими демонами, а они такие же ничтожные, и
где-то в глубине, быть может такие же великие, как и ты... Но что мне делать
дальше?.. Вот позвоню я, и... а долго придется звонить, ведь они же
спились... Но в конце концов тебе откроет эта неведомо откуда взявшаяся
жена, она будет смотреть на тебя мутными свиными глазами, в глубинах которых
будет лениво трепыхаться ненависть и презрение, а потом - обрушится на тебя
с матом, с воплями... А ты что ей сможешь сказать?.. Начнешь проповедовать
про потерянный ей мир - так она обвинит, что я в этом виноват - опять с
руганью, опять с матом обвинит... И права она отчасти будет, потому что если
бы захотел, так и ее и себя бы счастливыми сделал; и так же и она могла
бы... но почему, почему мы такие слабые?.. И зачем мне звонить - ну
пропустит она меня после этой ругани, проползу я в эту душную коморку,
Суворов Виктор
Конюшевский Владислав
Мацумото Сэйте
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Скальци Джон