что будет жарко. Но нам пока было холодно. Хотелось спать, но о сне думать
не приходилось. На сон я обязан был еще заработать. Я попробовал снова
вообразить на ее месте смуглокожую незнакомку, но память на этот раз
подвела. Да и не стал бы я партнершу по танцам затаскивать в постель. Вот
уж нелепое сочетание - телепатия и кровать. Айвазовского над писсуаром не
вешают, хотя темы где-то и как-то... На мгновение мелькнула заманчивая
мысль дать Томочке волю, но я вовремя одумался. Ничего бы у нее не вышло.
Я себя знал. Если скучно, значит скучно. К тому же я вынужден был
повелевать - именно такую роль я избрал с самого начала - гипнотизера и
мага-повелителя. Иного меня она могла сейчас и не принять. Словом,
оригинальное не выдумалось, и, прижавшись к ней всем телом, заставив
замереть в моих объятиях, я стал вполголоса нашептывать ей какой-то бред.
Я рассказывал о сугробах Казахстана, засыпающих с верхом двухэтажные
домишки, о ядовито зеленых облаках Оренбурга и всех лучших женщинах, так
или иначе забредавших в мою жизнь. Особенно долго в ней они не
задерживались, но след оставляли - каждая свой. Имен я не упоминал,
повествуя достаточно отвлеченно, но между строчками и при желании
угадывалось, что во всех моих перипетиях неведомым образом участвовала и
она - Томочка. Подобное желание у моей сегодняшней подружки имелось. Она
млела от моих розово-теплых слов, а мои терпкие, с запахом жасмина и
ландыша воспоминания возбуждали ее лучше всяких ласк. А через некоторое
время ожил и я сам. Вернее, ожило мое онемевшее от алкоголя тело,
сообразив наконец, что рядом находится постороннее существо, созданное с
точки зрения мужчин замечательнейшим и единственно верным образом. А чуть
пробудившись, тело не могло уже не откликнуться на бешеный Томочкин пульс,
и я впервые за этот вечер поцеловал ее, погладив рукой дрогнувшую излучину
ее напряженной спины.
выражаясь трафаретным языком, с гонкой по долине любви было покончено,
Томочка неожиданно развеселилась. Подобных изменений я не ожидал. Можно
сказать, они застали меня врасплох. Вместо того, чтобы дать мне спокойно
уснуть, она затеяла какие-то детские игры. Этакая перезревшая Наташа
Ростова сорока лет с хвостиком. Она принялась хлопать меня ладошкой по
животу и изрекать глупость за глупостью.
меня презирать?
что они кого-то способны развратить. Мы все развращены смолоду. Природой,
самой жизнью. И мы, и они. Но если им радостно от такого нелепого
предположения, пусть заблуждаются. Впрочем, возможно, ошибаюсь и я. Та же
распутница-природа не забывает о чистоплотности. Собачки с кошечками,
справив нужду, роют задними лапками, падаль сжирается грифами и червяками,
а у многих людей зудит в груди нечто, называемое совестью. Вполне
вероятно, что женщин можно выделить в особо чистоплотную касту. Мужчины,
согрешив, опасаются последствий. Женщины, согрешив, каются. Не очень
терзая себя, иногда с проблесками юмора, но каются. Они ближе к таинству
зарождения жизни и потому сильнее чувствуют необходимость жизненной
чистоты. Отсюда и все их фразы, произносимые после.
голове и чмокнула в плечо. - Сегодня днем тебя еще не было, понимаешь?
Совсем не было, ни здесь, ни там. И вот ты пришел. Пришел и остался.
спасателя, пытающегося уловить биение уходящего. Если бы я мог, я запустил
бы внутри себя что-нибудь из старинных клавесинов и сыграл бы ей ласковый
минует. Но единственное, что я умел, это подражать оркестровому ударнику -
монотонно, без особых изысков.
глаза тоскующей по хозяину дворняги. При всем при том она продолжала
улыбаться. Та, что идет по жизни, смеясь...
курит. В особенности - собеседница. Только что вы куда-то шли, и вот,
оказывается, нужно останавливаться, искать спички или зажигалку. Ей,
видите-ли, приспичило. А вы идиотом топчетесь возле, созерцая
сосредоточенность, с которой чахоточный дым всасывается и выдыхается,
всасывается и выдыхается. У курящих странное преимущество. Они не спешат,
они вроде бы даже заняты делом, и тем более идиотское ваше безучастное
положение. Вы скучаете и мнетесь, а их взор прищурен и умудрен, они в эти
секунды знают все и обо всем. И я в таких случаях начинаю нервничать и
грызть спички, но это не помогает. В спичках ощущается некое мальчишество,
в сигаретном дыму - некая общечеловеческая загадка, над которой никогда не
стыдно поразмышлять. Спрашивающая женщина похожа на курящую. И той и
другой словно что-то должен, и потому от обеих хочется отвернуться.
колотнул меня по ребрам. - У тебя даже кожа какая-то каменная.
разговорчивость.
земля, которую все топчут? Знаешь, есть такие грунтовые дороги - в жару
они крепче бетона, а пройдет дождь, и ничего от их крепости не остается.
Одна грязь и слякоть.
большая теплая луна. - У тебя такие грустные глаза.
со стула одежду. - Спи, золотце. Попроведаю на кухне Толика.
плеча. Быстренько одевшись, я двинулся на кухню. В спину мне долетело:
крохотном закутке за холодильником и в одиночестве пил. Бутылка
"Столичной", видимо, выуженная из того же холодильного агрегата, была
наполовину пуста.
руку. На меня он не смотрел.
и взял с полочки пару эмалированных кружек с затейливыми ягодками на
боках. Наблюдая, как я разливаю по кружкам прозрачную, такую безобидную на
вид водку, Толечка всхлипнул.
никогда. Как говорится, обстоятельства...
горькими порциями.
ней.
опьяневшим верблюжьим караваном мыслей, но ожидаемого хлопка не услышал.
Пьяные не владеют кнутом, а мне нужен был белый верблюжонок - добрый, еще
не научившийся плеваться и не умеющий бить близстоящих голенастыми ногами,
- такой, чтобы было приятно гладить его белую шелковистую шерсть и чтоб в
агатовых больших глазах сияло неомраченное доверие. Такого верблюжонка не
находилось. Серым и лохматым пятном стадо металось от виска к виску,
раскачивая мою тяжелую нездоровую голову.
ей что я скажу?
дело и отвалил.
соображая, чем бы закончить. - Чего ты от меня хочешь? Кольца желаний? Нет
у меня кольца. И лампы нет. Я тебе не Алладин.
Буджолд Лоис
Белоусов Валерий
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Василенко Иван
Акунин Борис