Чтение 13–й страницы книги ~Граждане, воздушная тревога!~

— В том и загвоздка, милок, что адресов у них много. Знал бы, не стал молчать.

— Для Невядомского же сразу нашел.

— А я и не искал. К себе привез, у себя и поселил. Пока не вызнали. Князя ты взял?

— Точнее — мы. И Михельса возьмем. Только бы адрес, как ты говоришь, вызнать.

— Рад бы помочь, да не знаю. Честно говорю, не знаю. Скрывать бы не стал. Что мне Михельс? На него не работаю. Князь — другое дело. Свой. Да и то не жалею. Раз на дно идешь, там и сиди, а не льстись на тыщи.

— А ты на что льстишься, когда хлебный паек у рабочего человека из кошелька изымаешь? — вспомнил я отрепетированное со Стрельцовым мое «интервью» со Снегирем.

Он засмеялся:

— Знаю теперь, почему ты ко мне сегодня от Стрельцова пришел. Карточки я ему отдал, спасибо сказал, однако понимаю, что из спасибо шубу не сошьешь… — он вынул из ящика стола три одинаковых английских ключа и протянул мне. — Вот передай Стрельцову. Пусть своих красоток шлет, мои девицы там не подойдут. И шлет пусть без боязни — чисто все…

— Пошлем, — медленно проговорил я, осененный внезапным «открытием».

Это «открытие», как и весь разговор со Снегирем, требует пояснений. Дня три назад ребята Стрельцова взяли Снегиря с поличным, когда он в трамвае у балетного артиста Рышкова продуктовые карточки вытащил. Привезли к Стрельцову. Они — знакомцы старые, разговорились, и между прочим Снегирь поведал, что один «купчик» ищет «приходящую девочку» — по магазинам ходить, в очередях толкаться. Дескать, самому «купчику» это несподручно: засвечен сильно. А просил он о том Снегиря как человека, сами понимаете, уважаемого и солидного. О том просил и еще об одном: ключики по образцу выточить. Ба-альшой мастер по железной части наш Снегирь. Вот он и выточил, а отнести их «купчику» та «приходящая девочка» и должна, если, конечно, это интересно гражданину Стрельцову.

Гражданину Стрельцову это показалось весьма интересным. Настолько, что он даже отпустил Снегиря, тем более что карточки уже вернулись к хозяину. А интересным это показалось Стрельцову потому, что прослышал он через «надежных людей», будто кто-то из окружения Михельса и впрямь ищет приходящую девчонку. А Снегирь тот слух подтвердил. Ключ новоявленная «домработница» должна принести на Арбатский рынок торговцу старыми книгами Смирдину, однофамильцу владельца пушкинской книжной лавки. Снегирь, правда, не знал точно, кому потребовалась «приходящая девочка». Заказ на нее и на ключ передал ему знакомый уголовник. Но Стрельцов был уверен: Михельсу. Стрельцов вообще многое знал из того, что творится в военной Москве. А всех воров, которые так или иначе касались дела Михельса, он передавал нам. О «домработнице» — речь особая. Сначала я удивился: на кой черт Михельсу или там Зингеру — кому из них? — нужна была посторонняя свидетельница, пусть даже из воровского мира? А потом понял, что резон в том есть. Есть-пить им надо? На рынок ходить, в магазине ворованные карточки отоваривать? Чем меньше они станут появляться в людных местах, тем меньше шансов попасться нам на глаза. Михельс не дурак, понимает, что его ищут — пусть по словесному портрету. Хотя, если быть честным, все-таки неосторожен умный Михельс с этой «домработницей» из блатных… Ну, это уж его дело, и, похоже, нам на руку.

Таким образом, мое «открытие домработницы» произошло не случайно. Мысль об использовании Лейды в розыске агентов абвера, которым удалось просочиться в Москву, пришла мне в голову потому, что Лейда, хотя и косвенно, все же принимала участие в нашей погоне за Михельсом. Нужно было только согласие Югова, ибо в согласии Лейды я не сомневался. Но когда я рассказал об этом Югову, тот не ответил.

— Я полагал подобрать для этой роли какую-нибудь девушку из нашего аппарата, — наконец сказал он с оттенком недоумения. — Твоя Лейда не москвичка, Арбатского рынка не знает и найти там торговца крадеными книгами едва ли сумеет.

— Но ей именно потому и поверят, что она не из Москвы, а из Риги. Значит, ни в угро, ни у нас не работает. И для Зингера хорошенькая рижанка — надежная гарантия в том, что его не обманывают.

— Но она жила бок о бок с Михельсом в вашей квартире.

— Михельс ее не помнит, уверен. Сколько он у нас прожил? Всего ничего. А Лейда из своей сберкассы только по вечерам и приходила, и сразу — к себе. Как, впрочем, и Михельс: тот тоже из своей комнаты носа не показывал. Да и вы же знаете: она следила за ним, а он даже ее и не узнал. А для вашего успокоения я сам провожу ее на Арбатский рынок.

— Тебе нельзя даже показываться с ней на рынке. Только на расстоянии, в стороне. Потолкайся, если Михельса не увидишь. А если увидишь, знай, что следит он именно за Смирдиным. Что же, рискнем, — наконец согласился Югов. — Полагаю, что на рынок он не пойдет. Нечего ему там делать.

А Лейду даже не пришлось уговаривать. Согласилась сразу.

— Только какая же из меня домработница? Супа не сварю, с тестом возиться не умею.

— Зингер нанимает не повариху, — сказал я. — Зингер нанимает надежного человека, который в НКВД не донесет. Ты ему нужна, чтобы вместо него выходить на улицу и покупать продукты по краденым карточкам. Тебя еще проверять и проверять будут. А твое дело как можно скорее сообщить нам адрес его квартиры. Может быть, за тобой кто-нибудь из блатных ходить будет. Следи.

Не доходя до Арбатского рынка, я пропустил вперед Лейду, оглядываясь по сторонам, нет ли знакомых лиц.

Арбатский рынок был сравнительно новым для Москвы по тогдашнему времени. Размещался он бок о бок с кинотеатром «Художественный» на не слишком большой площадке как раз за старой станцией метро «Арбатская», линия от которой проходит по мосту через Москву-реку. Новая, глубоко залегающая линия метро и новая арбатская станция тогда еще не существовали. Частично рынок был крытым, частично покупатели толпились у лотков под открытым небом. До войны здесь торговали только продуктами, а война, конечно, внесла и сюда свои коррективы. Ларьков с продуктами стало поменьше, а стихия меновой торговли захлестнула и когда-то чистенькое арбатское торжище. Теперь это было действительно торжище, чем-то напоминающее старую Сухаревку. Продавали и обменивали здесь действительно все — от старой юбки до пачки табаку, полученного по сухому пайку, от кулька с солью до солдатских обмоток. Краденое тоже продавалось, но, как говорится, из-под полы или за пределами рынка. Тут же в сторонке торговали и старыми книгами, чаще всего тоже крадеными. Купить, однако, можно было многое, небезынтересное для любителя книг. У одного продавца я нашел «Жизнь животных» Брэма, у другого «Русские ночи» Одоевского, у третьего «Русскую мысль и речь» Михельсона. Все это были редкости, которых в книжных магазинах уже не увидишь.

Но где же Смирдин и найдет ли его Лейда? От Стрельцова я знал, что он торгует книгами, иной раз крадеными из квартир эвакуированных или просто бежавших из Москвы. Но книжки было трудно спрятать за пазуху, а в портфель или чемоданчик может здесь заглянуть любой милиционер.

Лейду я сразу потерял: она скрылась в поисках книжного торжища. На всякий случай спросил у одного из букинистов, не видал ли он Смирдина?

— А разве он воскрес? — ответили мне под общий хохот.

Тут были действительно букинисты, для которых имя Смирдина чужим не слышалось. И вдруг я услышал позади чей-то шепот:

— А вам что-нибудь от него нужно?

Спрашивал какой-то «блатяга» в старом ватнике и ставших теперь модными байковых лыжных штанах.

— Надо посмотреть, — сказал я уклончиво.

— Подождите полчасика, он только что был здесь и ушел с какой-то девушкой.

Значит, Лейда нашла все-таки Смирдина и ушла вместе с ним. Затаенное беспокойство защемило мне сердце. Тревожила судьба девушки. Как она передала ключ? Что сказал Смирдин? Суетились ли поблизости блатные наблюдатели? Как прошло первое свидание с Зингером?..

Оставалось только ждать ее звонка, если ей удастся позвонить.

19. ЗВОНОК ЛЕЙДЫ

Лейда позвонила только через два дня. Должно быть, за ней следили, не оставляя ее одну. Видимо, поэтому и разговор был сверхкратким.

— Большая Молчановка, двадцать три. Сегодня в десять вечера, — и повесила трубку.

— Будем брать, — сказал Югов. — Ты с Пашей и двое оперативников.

Он положил свой ТТ в карман куртки и вызвал машину. Мы молча пошли за ним.

Дом на Большой Молчановке под двадцать третьим номером когда-то был дорогим барским пятиэтажником. Нужная нам квартира помещалась на втором этаже.

— Черного хода нет? — шепотом спросил Югов.

— Нет, я проверял, — ответил Безруков.

Позвонили. Дверь открыла Лейда. За ней сзади стоял здоровенный мужик, очень похожий на тех, кого я видел на рынке. В руке у него был «вальтер», но выстрелить он не успел: Югов тотчас же из пистолета перешиб ему руку.

В комнате были двое: Зингер в ватном халате и Михельс в грязном ватнике.

— Руки! — крикнул Югов.

Зингер поднял руки, но Михельс, отступая, успел юркнуть в соседнюю дверь. Тут же послышался звон разбитого стекла. Я с револьвером бросился вслед, но Михельс уже выпрыгнул из окна, выбив плечом раму. Я подбежал к окну, рассчитывая, что приземлиться со второго этажа благополучно он едва ли смог, но Михельс уже прыгал с крыши примыкающего к дому сарайчика. Я выстрелил, но в темноте двора промахнулся.

— Сколько метров до земли? — спросил меня Югов.

— Там сарайчик под окном. Опять сбежал Михельс…

— Зато Зингер уже у нас, — очень довольный, проговорил Безруков…

Зингера допросили по прибытии в управление.

— Я скажу вам всю правду, потому что надеюсь, что меня сочтут за простого военнопленного, — начал он.

— Это уж как решит трибунал, — сказал Югов.

— Значит, трибунал неизбежен?

— Для вас — да. Вы же разведчик, а не военнопленный, к тому же добровольно не сдавшийся.

— Я сдался добровольно.

— Когда мы вас накрыли с другим шпионом.

— Я расскажу вам и о нем.

— Что ж, трибунал, надеюсь, это учтет. Вы что, работали у нас в стране? — спросил Югов.

— До войны я окончил университет в Ленинграде.

— Потом абверовскую школу в Германии?

— Специальный курс. Для командных должностей в русской армии.

— Где вас перебросили через линию фронта? — продолжал допрос Югов.

— Под Смоленском. Под фамилией Голубева с соответствующей легендой. Был в аппарате штаба дивизии под командованием генерала Карельских.

— А затем во время боя вы пропали без вести и перебрались в Москву, где у вас была явка к Михельсу?

— Точно так.

Я взглянул на Югова:

— Разрешите вопрос?

— Давайте.

— Какие сведения вы сообщали абверу во время боев под Смоленском? — спросил я.

— Почти ничего. Вы отступали тогда, и мои сведения абверу особо не требовались. Моя задача была пробраться в Москву, передать Михельсу новую рацию взамен испорченной и устроить перед возвращением крупный диверсионный акт. На этом особенно настаивал представитель гестапо в абвере.

— Где намечалась эта диверсия?

— Намечались продовольственные склады в Сокольниках, но уголовные агенты Михельса отказались от этой акции даже за очень крупную сумму денег.

— Кто был ваш агент на ремонтном заводе, от кого вы получали и передавали по рации сведения об отремонтированных танках? — снова включился в допрос Югов.

Зингер молча взял папиросу из открытой на столе коробки «Казбека» и засмеялся:

— Я уже к вашим папиросам привык, хотя в Германии у нас курят только сигареты. На фронте даже выучился курить махорку.

— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил Югов.