доносился до него как бы со стороны, глаза резало, словно в них насыпали по
пригоршне песка, распухший язык тяжело ворочался в пересохшем рту.
жизнь разработанный заранее сценарий. Он даже не обрадовался, когда к
телефону подошел Аверкин, который в это время вполне мог бы оказаться в
очередной загранкомандировке.
терпит отлагательств. У меня мало времени, поэтому не перебивайте и
слушайте. Если вы не хотите широкой огласки некоторых подробностей своей
трудовой биографии, вы должны будете уплатить мне сто тысяч долларов в
течение трех дней. В противном случае подробности, о которых я упомянул,
станут известны вашим зарубежным партнерам.
в шесть часов утра?
может стать еще суровее, если вы не перестанете сыпать риторическими
вопросами и не будете точно выполнять мои инструкции. Вы ведь не хотите
потерять свою работу, не правда ли? А вы можете ее потерять, если западные
партнеры вашей фирмы узнают, что под видом торгового представителя их
периодически навещает.., ну, вы сами знаете, кто.
время смотрел на циферблат часов. Он назначил себе крайний предел
продолжительности разговора - три минуты, - и не собирался превышать
регламент, какой бы оборот ни приняла беседа.
тысяч... Вам не кажется, что вы сильно переоценили мои финансовые
возможности?
Думаю, они согласятся выделить вам требуемую сумму, чтобы избежать огласки,
которая приведет к миллионным убыткам. Да, кстати, об огласке. Не вздумайте
впутывать в это дело милицию или своих бывших коллег. Если со мной
произойдет хоть что-нибудь экстраординарное, весь собранный мной материал
будет автоматически вброшен в глобальную сеть Интернета. А материал этот,
как вы должны понимать, касается не только вас...
разговор. Вам не кажется, что вы несколько голословны?
Это далеко не все, но я думаю, с вас хватит и этого. Ждите звонка.
магазин и через сорок минут уже спал мертвым сном, свернувшись калачиком на
своей разворошенной постели. Сон его был глубоким и спокойным, как у
человека, успешно и до конца выполнившего тяжелую, важную работу.
***
остановил свой огромный золотистый ?бьюик?, который друзья и знакомые в
шутку называли ?бьюриком?, напротив офиса службы безопасности.
зеркальным стеклом, в котором отражалась нелепая пятнистая фигура в тяжелом
бронежилете и черной маске. Омоновец стоял на крыльце в расслабленной позе,
небрежно положив руки на висевший поперек живота короткоствольный автомат, и
сквозь прорези маски глазел на девушек, которых здесь, в центре, как всегда,
было великое множество. Он покосился на остановившийся напротив длинный, как
железнодорожная платформа, роскошный автомобиль Рогозина и равнодушно отвел
взгляд, убедившись, видимо, что ожидать нападения со стороны водителя
?бьюика? не приходится.
конце концов пожал плечами и отправился по своим делам. Омоновец был
безмозглым инструментом, а кто же обижается на инструмент? Даже прокуратура,
санкционировавшая это вторжение, была не более чем слепым орудием в чьих-то
умелых, опытных руках. Рогозин не ломал себе голову над тем, кто из его
конкурентов все это устроил. Он мог с ходу перечислить не менее полутора
десятков названий солидных фирм и имен их владельцев, которые многое отдали
бы за то, чтобы устроить Рогозину и его ?Эре? хотя бы мелкую пакость. А этот
налет на службу безопасности ?Эры? являлся не чем иным, как обыкновенной
мелкой пакостью, досадной и кратковременной помехой в работе идеально
отлаженного механизма. Возможно, это была месть, а может быть, кто-то из
взятых в оборот конкурентов пытался таким способом оттянуть свою неизбежную
финансовую гибель.
имели место в недалеком прошлом и, несомненно, будут повторяться в будущем.
На общий ход дел они повлиять не могли, потому что службу безопасности
концерна ?Эра? возглавлял Канаш, равных которому в этой сфере деятельности
не было. Он содержал свое хозяйство в идеальном порядке, и присылаемые
прокуратурой и налоговой полицией проверки никогда не могли обнаружить в
документации и методах работы ?Эры? ничего криминального. В то же время
хитроумный Канаш не забывал периодически подкидывать этим волкам мелкие
косточки наподобие халтурно замаскированного в комнате отдыха скрытого
микрофона или мелкой преднамеренной ошибки в бухгалтерской документации. Это
были мелочи, позволявшие проверяющим потешить свое самолюбие, а Канашу -
ненавязчиво предложить им взятку, не вызывая при этом лишних подозрений.
даче, Юрий Рогозин сильно изменился. Он был еще сравнительно молод - что
такое тридцать с небольшим лет для человека, привыкшего следить за своим
здоровьем! - но в нем не осталось ничего от избалованного маменькиного
сынка, которым он был когда-то. Разумно вложенные деньги и умело
употребленное влияние Рогозина-старшего превратили Юрия в довольно крупную
фигуру, с которой постепенно начали считаться даже те, кого с легкой руки
газетчиков в последнее время было модно именовать иностранным словечком
?олигархи?. Впрочем, дело было не только в Рогозине-отце: сын тоже не сидел
сложа руки, в поте лица закладывая прочный фундамент будущей финансовой
империи. Он быстро понял, что на этом пути успеха может добиться только тот,
кто рассчитывает исключительно на собственные силы и готов на все ради
достижения цели. Надеяться на защиту и помощь государства было так же
наивно, как вверять свою судьбу авторитетам криминального мира. Для умного
делового человека и государство, и мафия были просто инструментами, которые
при умелом использовании могли приносить ощутимую пользу - наподобие топора,
с помощью которого мастер может срубить прочный и красивый дом, а неумеха -
оттяпать себе палец, а то и всю руку. Юрий Рогозин не был неумехой, и
возводимое им здание новой империи, которой, как он рассчитывал, будут
править его дети и дети его детей, росло не по дням, а по часам, радуя глаз
стройностью пропорций и чистотой выверенных линий. Разумеется, в нем, как и
во всяком здании, невозможно было обойтись без темных кладовок и вонючих
канализационных труб, но все это было надежно спрятано от посторонних глаз.
Рогозин никогда не прибегал к услугам преступного мира, если существовала
хотя бы малейшая возможность разоблачения. Даже самые заядлые из его врагов
не могли связать его имя с заказными убийствами или отмыванием грязных
денег, хотя в прошлом Юрия Рогозина были эпизоды, о которых он предпочитал
помалкивать. Канаш, как никто, умел прятать концы в воду, и с этой стороны
Рогозину ничто не угрожало, тем более, что подобными методами он не
пользовался уже лет пять.
конкурентов. У него хватило ума понять, что умело поданная информация разит
наповал вернее пули или тротила. Это было чисто, удобно и безопасно,
поскольку позволяло расправляться с оппонентами без крови, стрельбы и прочей
уголовщины.
физиономия, подхватил идею буквально на лету, и с его помощью Рогозин очень
быстро создал в Москве совершеннейшую сеть электронного шпионажа. Это стоило
больших усилий и фантастических денег, но Рогозин был доволен: он успел
опередить конкурентов, и все их попытки соперничать с ним в информационной
войне выглядели смешно и жалко. Он мог душить их на выбор, по одному и
пачками, и делал это, не испытывая ни злости, ни стыда, ни жалости - так,
как огородник выпалывает проросшие на грядке сорняки.
влияние на политику. Это понимание пришло к нему не сразу. Поначалу он
воспринимал скачки и бешеные зигзаги политического курса так же, как и любой
рядовой россиянин: как неизбежные, непредсказуемые и не поддающиеся никакому
влиянию капризы погоды наподобие тайфуна или засухи. Но по мере того, как
состояние Рогозина росло, он начал понимать, что политику делают все-таки
люди, причем, как правило, вовсе не те, которые горланят на заседаниях Думы
и позируют перед телекамерами. Это были куклы, а кукловоды прятались в тени
за кулисами, дергая за веревочки и с сосредоточенным видом огребая
многомиллионные барыши.
зависели от общественного мнения. Рогозин, которому в то время уже
принадлежали две газеты с миллионными тиражами, не жалел сил и средств на
то, чтобы обзавестись собственным каналом на телевидении. Это было дорого и
хлопотно, но овчинка стоила выделки, и контролируемые Рогозиным средства
массовой информации уже через час после вторжения в офис службы
безопасности ?Эры? подняли дикий вой на всю страну, вопя о творящемся
беззаконии и туманно намекая на сведение каких-то личных счетов, орудием
которого сделалась федеральная прокуратура. В обеих газетах и на
телевизионном канале у Рогозина работали матерые профессионалы, в разное
время по различным причинам оказавшиеся не у дел или перекупленные у
конкурентов, да и материал был острый, злободневный, так что первый вопль
был немедленно подхвачен другими газетами, телевидением и радио. Кто-то
вовсю ругал Рогозина, кто-то, наоборот, хвалил, помня о хранящемся у него
компромате, но все сходились в одном: прокуратура опять села в лужу, порвав
Корнев Павел
Свержин Владимир
Акунин Борис
Белов Вольф
Елманов Валерий
Куликов Роман