Чтение 13–й страницы книги ~Панкрат~

?Извините, вы случайно не из отдела ?ноль? будете?? и, не сдержавшись,
рассмеялся. Женщины, вздрогнув, посмотрели на него с опаской, остальные
продолжали сидеть с ничего не выражавшими лицами. Лишь седой мужик, по
виду вдвое старше Суворина, смотрел на него изучающе из-под косматых
бровей.

Шасси самолета коснулось бетона посадочной полосы, железная птица
подпрыгнула, завибрировав всем своим искусственным телом, и через секунд
пять-шесть ощутимо замедлила свой бег. Еще чуть-чуть - и она совсем
встала, качнувшись из стороны в сторону.

- Прибыли, - раздался голос пилота, до неузнаваемости искаженный
охрипшим микрофоном. - Добро пожаловать в пекло.

Люк отъехал в сторону, и второй пилот шустро опустил железную
лестницу, по которой спустились пассажиры. Панкрат помог женщине в
потрепанном серо-зеленом пальто сойти по ступеням, тут же намокшим под
струями холодного осеннего ливня и ставшими скользкими, и снял ее
чемодан - желтый, кожаный, с большой застежкой, сделанный еще несколько
десятков лет назад.

Чемодан оказался неожиданно тяжелым. Суворин окинул хрупкую фигуру
женщины сочувствующим взглядом и предложил:

- Давайте я вам помогу.

- Спасибо вам, молодой человек, - со вздохом отозвалась женщина. - Я
уж думала, как одной-то управиться...

- Зачем же одной, - бодро проговорил Панкрат, украдкой отслеживая
действия семерки.

Но все ?охотники? разошлись в разные стороны, не обмолвившись ни
словом. Только очкарик, уходя, обернулся, но его взгляд, спрятанный за
толстыми стеклами, скользнул куда-то поверх головы Суворина, в
темно-серое осеннее небо, набрякшее дождем.

Как оказалось, идти женщине было в общем-то недалеко. Обходя воронки,
местами наспех залитые бетоном, а в большинстве случаев просто
засыпанные мусором, они выбрались к относительно хорошо сохранившемуся
кварталу, где в одном из домов - вернее, в одном из уцелевших подъездов
- женщина снимала время от времени комнату. Снимала у таких же, как и
она сама, русских, но проживших всю жизнь в Чечне и не пожелавших
покидать родной город даже после начала второй войны.

- Что везете-то, мамаша? - поинтересовался Панкрат, когда они уже
вошли в подъезд, где освещения не было и в помине. - Сыну, наверное,
лакомства домашние? Угадал?

- Убили моего сыночка, - ответила ему женщина, тяжело поднимаясь по
лестнице, местами обрушившейся. - Я друзьям его теперь вожу всякое -
варенье, грибы...

Панкрат стиснул зубы: столько невысказанного горя было в этом усталом
голосе несчастной матери.

Они поднялись на второй этаж, где женщина дважды постучала в дверь,
выкрашенную бледной, почти выцветшей уже синей краской. Дерево
отозвалось глухим звуком; перекрывая негромкое эхо, заметавшееся на
лестничной клетке, раздались шаркающие шаги за дверью.

Щелкнул замок. Им открыл мужчина лет пятидесяти, исхудавший, но с
живыми блестящими глазами.

- Ну, здравствуй, Софьюшка, - его бледные губы растянулись в широкой
улыбке. - Да не стой ты, проходи! И вы, молодой человек, проходите...

Панкрат поблагодарил за приглашение и вслед за женщиной шагнул через
порог в полутемную прихожую, освещенную лишь маленькой свечечкой,
теплившейся в лампадке под висевшей в углу иконой, изображение на
которой было не разобрать по причине слишком почтенного ее возраста.

Хозяин отступил назад, приглашая гостей снять верхнюю одежду, и
радостно крикнул, обернувшись через плечо:

- Аня, выходи к нам. Софья Петровна приехала. Да не одна!

В коридор вышла женщина, кутавшаяся в пуховый платок. В полутьме
нельзя было разглядеть ее лица, но когда она вышла поближе к свече и
отсветы пламени разогнали сгустившийся сумрак, Панкрат увидел, что вся
левая половина ее лица страшно обожжена и покрыта лоснящейся коричневой
коркой. Но губы и глаза улыбались, жизнь в них не погасла.

Женщины обнялись, а хозяин протянул Панкрату сухую ладонь и сказал:

- Меня зовут Николай Палыч. А вас, молодой человек?

- Панкрат, - ответил он, с удовольствием пожимая еще не утратившую
силы руку.

- Хорошее имя, - одобрительно кивнул старик. - Русское. Сейчас таких
мало.

Он повернулся к женщинам - те уже о чем-то щебетали, торопясь
обменяться новостями.

- Анечка, - укоризненно, но одновременно ласково, словно к малому
ребенку, обратился он к жене. - Софья Петровна устала с дороги, ей бы
сейчас перекусить да на боковую, верно?

Панкрат почувствовал себя лишним.

- Ну, я, пожалуй, пойду, - сказал он, берясь за дверную ручку.

Но был решительно остановлен Николаем Павловичем.

- Брось, куда тебе сейчас, на ночь глядя. Гудермес - он только на
бумагах ?зачищенный?, а по ночам здесь даже усиленные патрули без
сопровождении бэтээров не прогуливаются.

Почему-то Панкрат подумал, что по возрасту этот мужчина мог быть его
отцом. Защемило в душе - давно уже не думал о таком детдомовец Суворин.

- Оставайся, Панкрат, - резюмировал старик. - Сейчас поужинаем, чем
Бог послал, а завтра, на свежую голову и полный желудок, легче будет
решить все остальное.

И Суворин согласился. Женщины к тому времени уже суетились на кухне,
и туда же он отнес чемодан Софьи Петровны. Потом Николай Павлович
пригласил его в гостиную - комнату, в которой из мебели уцелели лишь
диван, кресло без обивки и старый книжный шкаф, до отказа набитый
книгами.

Старик сидел в кресле и раскуривал трубку. Хорошую, знатную трубку -
это было видно сразу. Перехватив взгляд Панкрата, он усмехнулся и
проговорил:

- Единственное, что у меня осталось от той, - он сделал ударение на
последнем слове, - мирной жизни. Да вот еще книги...

Суворин составил компанию старику, закурив свой ?Десант?. Вскоре за
неспешным, скупым на эмоции мужским разговором минул час, и женщины,
придя с кухни, застали их в сизом мареве табачного дыма, медленно
уплывающего в открытую форточку.

- Просим к столу, - пригласила хозяйка, стараясь держаться так, чтобы
Панкрат не мог видеть изуродованную половину ее лица. - Все уже готово.

Поднимаясь с дивана, Суворин случайно перехватил взгляд Николая
Павловича, брошенный им на свою жену, и поразился тому, сколько
невысказанной нежности и заботы было в усталых глазах этого человека.
Война дважды разрушала их жизнь, оставила страшную отметину на лице его
жены, но он до сих пор находил в себе силы не отчаяться, не опустить
руки, оставался способным на нормальные человеческие чувства, преданным
этой несчастной, искалеченной войной женщине.

Впрочем, рядом с ним она наверняка ощущала себя счастливой.

Стол оказался небогатым. В центре дымилось большое блюдо с
картофельным пюре, стояла тарелка с консервированными грибами и два
салата - один свекольный, другой из огурцов с крупно нарезанным укропом
и сметаной. К этому прилагалась пол-литровая бутылочка ?Посольской? и
четыре маленькие рюмки из цветного стекла.

- Вы уж извините, что так скудно... - начала было хозяйка, но Софья
Петровна бросила на нее укоризненный взгляд, и она умолкла.

- Что вы, все просто замечательно, - заверил ее Панкрат, усаживаясь
напротив Николая Павловича.

Вообще-то он не пил крепких напитков, но в этот вечер решил сделать
исключение. Водка, выдержанная в холодильнике не менее суток, обжигала
нутро, и простая пища насыщала, как никогда. Закусывая очередную стопку
терпкими, с легкой горчинкой, грибочками, Суворин думал, что ничего
вкуснее в своей жизни никогда еще не пробовал.

Третью пили за тех, кто навечно остался в Чеченской земле. Софья
Петровна негромко прочитала молитву, и, пока звучали ее тихие слова,
обращенные к Господу Богу, Панкрат, держа на весу свою наполненную до
краев рюмку, вспоминал всех тех, с кем распрощался в тот кошмарный день,
когда бойцы Етуева, заранее предупрежденные о приближении ?охотников?,
уничтожили всю их группу в короткой и кровавой бойне буквально за
пятнадцать секунд.

Память услужливо извлекла из своих тайников тот самый день...

***

Они шли по неглубокой ложбине, надежно скрытые плотным утренним туманом. Лагерь боевиков Етуева находился слева по ходу движения, и они вот-вот должны были выйти к его охраняемому периметру.

"Охотников? было восемь. Двое вырвались вперед, проверяя дорогу, двое
висели на хвосте группы, страхуя ее от возможного преследования, четверо
же двигались в центре, гуськом, сгибаясь в три погибели. Чавканье грязи
под ногами бойцов растворялось в неясных утренних шорохах и подвывании
ветра, шнырявшего по кустам.

Переговаривались только по рациям. Данные разведки показали, что
слева, где лагерь Етуева примыкал к горному массиву, он не так тщательно
охранялся, и проникновение сквозь периметр в этом месте потребовало бы
устранения максимум трех охранников. Бандиты полагались, по всей
видимости, на то, что со стороны гор, где к тому же располагался обрыв,
дно которого терялось в тумане, не станет атаковать даже сумасшедший.

Именно оттуда и планировали проникнуть в лагерь ?охотники?.

Операцию начали сразу же после прибытия полевого командира, и теперь
она входила в свою основную, во многом определяющую дальнейший ход
событий фазу.